– И нет ни одной с красной попой. Которые горехвостки.
– Это хорошо? – интересуется Сорси.
– Не знаю. Если тут их нет, значит, они беду приносят куда-то ещё, – вздыхает Амелия. И вдруг добавляет: – Я к маме хочу. И к папе. Мы тут все, а они там одни…
– Не кисни, малявка! – бодро командует Сорси. – Глянь – я уже отлично хожу, а это значит, мы скоро двинемся домой. Только вот… тебе-то лекарства мы не нашли, вот беда…
– Мы нашли. Только почему-то оно не сработало, – грустно говорит девочка.
– А это как? – спрашивает из своего угла Акеми.
– Ронни же.
– Нет, курносая, Ронни – не лекарство. Он тебе друг, он о тебе заботится, вы классно играете вдвоём, но он вообще не лекарство, – качает головой Сорси. – Лекарство надо есть. Или пить. Или мазать.
– Или укол, – добавляет Акеми.
Сорси усмехается, слегка подёргивает Амелию за косичку, подсаживается на кровать к японке, хватает её за ноги под одеялом, тащит к себе.
– Хочешь укол, Акеми? – хохочет рыжая. – Хочешь, да-а-а-а?
Акеми молча лупит Сорси подушкой, пытаясь высвободить ноги, но хватка у девицы железная.
Амелия равнодушно смотрит на них с подоконника, пожимает плечами и утыкается в книгу. Обводит пальцем контур нарисованной яркой рыбы, трогает каждую букву.
– Ф-и-ш, – задумчиво произносит она. – Это рыба Фиш. Сорси, а ты когда-нибудь видела рыбу?
– Не видела, но ела. Вку-у-усно! Акеми, хочешь рыбы?
– Уйди! Отстань! – извиваясь, умоляет девушка. – Брыкну же!
– Брыкнёшь, как же! Сперва ноги высвободи, – хихикает Сорси, щекоча японку.
Акеми с воплем утыкается в подушку, пытается сползти с кровати. Последние дни Сорси абсолютно невыносима. Поправилась, и теперь её энергия бьёт через край, не находит выхода, и в итоге Акеми постоянно достаётся. Рыжая часами может задирать японку или рассуждать о том, как везёт мужикам, которые разгуливают по шикарному городу, любуясь местными диковинами. «Баб клеят, спорим? – тоскливо вздыхает она, ревниво сверкая глазами. – И я хочу в город! Хоть посмотреть, как нормальные люди живут! И Гайтану рожу раздеру, если он на других смотрит!» Акеми обычно молча выслушивает, отвечает односложно. Ей не хочется никуда, только к Жилю. Или хотя бы чтобы Сорси перестала её изводить от скуки.
– А в бассейн пойдём? – спрашивает Амелия, адресуя вопрос Акеми, но девушки заняты борьбой и не обращают на неё внимания.
Девочка со вздохом перелистывает страницу. Рассматривает картинку со странным пятнистым зверем с длинной шеей рядом с буквой «G». Пожимает плечами, листает дальше. «Без Ронни ничего не понятно. Хоть я и грамотная и знаю английский язык лучше Акеми и Сорси, – надувшись, размышляет Амелия. – И лучше, чем месье Фортен. И Жиль. И отец Ксавье. И конечно, лучше, чем Гайтан. Почему они не приходят? Уже завтрак давно был, и доктор Тейлор приходила, и я упала два раза… а их нет и нет… Может, они ушли назад, в Азиль? А нас не взяли…»
Тихонько приоткрывается входная дверь, и в палату заглядывает Ронни. Вместо привычной больничной униформы на нём лёгкая курточка с капюшоном и буро-зелёные мешковатые штаны. Мальчишка подносит палец к губам, потом машет рукой, подзывая Амелию. Девочка спрыгивает с подоконника, подхватывает свои башмаки и на цыпочках выбегает к Ронни в коридор. Сорси и Акеми так увлечены подушечным боем, что исчезновение Амелии остаётся незамеченным.
– Come[63], – коротко командует Ронни, хватает Амелию за руку и тянет за собой за приоткрытую дверь напротив палаты.
Они оказываются в маленькой тесной комнатке, пахнущей средством для мытья полов. Амелия морщится, осматривается по сторонам.
– Во что мы играем? В похищение, да? – интересуется она.
Ронни вытаскивает из пластикового ведра свёрток, суёт девочке в руки:
– Одевать, – командует он.
– Тогда don’t look at me![64] – сердитым шёпотом требует Амелия.
Мальчик послушно отворачивается. Малышка стаскивает через голову больничную сорочку, встряхивает свёрток, и в руках у неё оказывается лёгкое светлое платье в мелкий цветочек.
– Ух ты! – радостно восклицает она. – Это мне? Спасибо!
Платье слегка великовато, но Ронни подвязывает его пояском, и Амелия остаётся очень довольной. Она завязывает шнурки на башмаках, выпрямляется и заговорщически смотрит на приятеля:
– Мы убегаем, да?
Ронни подмигивает, хитро улыбаясь, подходит к маленькому оконцу, заставленному всяким барахлом для уборки, переставляет часть инвентаря на пол и поднимает раму вверх.
– Идём, – указывая на окно, зовёт он Амелию и вылезает наружу первым.
По ту сторону окна обнаруживается парковка для больничного транспорта. Амелия и Ронни пробегают между двумя рядами припаркованных машин и останавливаются около белоснежного ховербайка. Ронни молча указывает на него девочке и прыгает на поскрипывающее кожаное сиденье. Амелия послушно взбирается на место пассажира.
– Hold on to me[65], – говорит мальчишка и, поясняя, нащупывает девочкины руки и кладёт их себе на талию.
Он быстро тычет пальцами в панельку на руле, та откликается мелодичным попискиванием, что-то сообщает приятным женским голосом. Амелия с любопытством вытягивает шею, силясь разглядеть, что же такое делает Ронни и откуда общается невидимая мадам, и тут ховербайк слегка вздрагивает и плавно поднимается в воздух.
– О-ля-ля! – восторженно выдыхает, жмурясь, Амелия. – Это твоё, да?
– Нет. We’ll ride and get it back[66]. Мы ехать в зоо.
– Здорово-здорово!
Амелия долго боится открыть глаза. Она думает, что, как только увидит мир далеко под собой, так сразу же упадёт. Но Ронни спокоен, и любопытство всё же берёт верх над страхом. Амелия сперва чуть приоткрывает один глаз, потом другой. Ховербайк ровно скользит по воздуху над лондонскими крышами, мимо проносятся другие такие же машины. Каждый следует по своему маршруту, слегка меняя высоту или отплывая в сторону при сближении с другими. «И совсем не страшно, – храбро думает Амелия, рассматривая город внизу. – Какое всё странное… будто смотришь на чашку с чаем не сбоку, а сверху. Только чашка не становится такой маленькой. Ой, так вот как смешно нас Бог видит сверху! А как же он с такой высоты различает, когда кто-то плачет? Надо спросить отца Ксавье, когда он придёт. Он же знает про Бога всё-всё-всё».
– Сколько деревьев! – шёпотом восторгается девочка, щурясь от ветра и солнца. – И какие домики разные! Ронни, Ронни, а где ты живёшь? Я не помню, как это по-английски, прости… А можно я потом порулю?
– Я не понимаю, – не оборачиваясь, отвечает мальчик.
Амелия обнимает его покрепче, прикладывается щекой к спине. Спина у Ронни худенькая, позвонки сквозь курточку ощущаются. Только Амелии всё равно нравится. С Ронни рядом ей спокойнее.
– Ronnie, how old are you?[67] – спрашивает она.
– I have already mentioned. I am eleven[68].
Девочка считает про себя, приходит к выводу, что дальше десяти счёт по-английски не помнит. «Ронни взрослый, – решает она. – Как здорово, что у меня есть такой друг! Только… я уеду, и его больше не будет…»
Ховербайк идёт на снижение. Проскальзывает над верхушками деревьев, колыхая их ветки потоком воздуха, проносится над площадкой, где стоят в ряд такие же летучие машины, замедляется и зависает над свободным местом. Женский голос с панели управления аппаратом что-то снова говорит, Ронни кивает, щёлкает какими-то рычажками. Ховербайк разворачивается боком и мягко опускается на бетонную площадку. Амелия отпускает Ронни, неуклюже сползает с сиденья. После полёта ноги идут по земле как-то странно.
– Ноги отвыкли! – смеётся девочка.
– Hush![69] Иди, – шикает на неё мальчишка, берёт за руку и почти бегом спешит к воротам, на которых написано «London Zoo».
У ворот Ронни вытаскивает из кармана курточки маленький прямоугольник, засовывает его в щель помаргивающего лампочкой-глазом ящика, и ящик выплёвывает на подставку снизу два картонных прямоугольничка поменьше. На входе в зоопарк Ронни проводит картонкой над моргающим датчиком, проталкивает вперёд Амелию. За ней закрываются металлические дверцы, и девочка пугается: как же, теперь она одна тут? Но второй кусочек картона позволяет Ронни пройти, и вот уже дети бегут по дорожке под сенью деревьев.
– Ой! – испуганно вскрикивает Амелия и шарахается прочь, увидев сидящую у дороги большую чёрную обезьяну.
Ронни смеётся, говорит, что это не живое. Походит, встаёт на цыпочки, шлёпает обезьяну по макушке ладонью, корчит ей рожи. Глядя на это, смеётся и девочка.
Амелия может себе представить всё-всё-всё на свете. Когда мама или отец Ксавье читают ей книги, она будто видит всё, что происходит в историях. Но вот представить себе зоопарк девочка никогда бы не смогла. Она носится по дорожке от вольера к вольеру, едва не сшибая прогуливающихся людей, застывает, изумлённо разглядывая животных, которых раньше видела лишь на картинках, а большинство и вовсе никогда не видела.
– Ronnie, who is it?[70] – то и дело спрашивает она, тыча пальчиком то в сторону одного зверя, то другого.
Ронни терпеливо объясняет, повторяя каждое название несколько раз, рассказывает про зверей, используя слова попроще, чтобы Амелии было понятно. В особый восторг девочку приводят жирафы. Она стоит возле их вольера долго-долго, круглыми от изумления глазами наблюдая, как те едят сухую траву, выбирая её губами из ящика, закреплённого на уровне второго этажа. «Вот это лошадки… – думает малышка. – Такой зверь может прийти и поесть цветочки на окне доктора Тейлор. О-ля-ля…»