…Запах свежевыстиранного белья, лёгкая тень по ту сторону развешенной на просушку простыни. Его прикосновения – робкие, нерешительные. Но и на них тело отзывается сладким стоном…
…Чужие руки, отрывающие её от Жиля. Она кричит, пытаясь дотянуться до него, получает удар по рёбрам, задыхается. Когда её запихивают в полицейскую машину, она всё ещё слышит его отчаянный голос, зовущий её по имени…
…Солнечный блик на потолке сырой камеры. «Акеми! Акеми, я здесь! Я с тобой!» Она тянется на голос, встаёт на цыпочки, касаясь кончиками пальцев края узкой бойницы окна высоко под потолком. Блик скачет, словно живой, заставляя сердце метаться и чувствовать себя полной сил и стремлений. «Жиль, я вернусь. Я выберусь отсюда, только, пожалуйста, продолжай мне сниться, не бросай меня…»
…В миске вместо привычной кукурузной каши – кисть винограда и три больших яблока. «Привет тебе от твоего пацана, косая». Баюкать яблоко в ладонях, прижиматься к нему щекой, губами касаться тонкой кожицы. Чувствовать, что помнит. Любит. Ждёт…
…Море трав колышется, шумно вздыхает. Жиль дремлет, обняв её одной рукой. Акеми лежит на боку и всматривается в черты его лица. Повзрослел. За неполный год он совсем перестал быть смешным мальчишкой, которым пришёл работать на «Проныру». Уже не ребёнок. Ещё чуть-чуть – и молодой мужчина. Её мужчина. Её любимый…
«Каково это – топить того, кого любишь?..»
– Нет, родной, нет. Я не стану твоим позором. Я не буду твоим пятном в прошлом. И всё у тебя будет хорошо. Я клянусь, – шепчет Акеми.
Слёзы капают…
Просыпаться не хочется. Вместе с пробуждением наваливается тошнотворное воспоминание о вчерашнем дне: разговор с Марой, мешочек на шёлковом шнуре, его почти невесомое содержимое, всыпанное в бутылку с вином, пока мужчины и Акеми были заняты…
Акеми.
Сорси вжимается лицом в подушку, стиснув зубы. Рука Гайтана, лежащая поперёк её спины, кажется тяжёлой, как камень. В номере слишком тихо. От мысли о том, что начнётся, когда все проснутся и не найдут японку, девушку бросает в жар.
«Что я натворила… как мне теперь им в глаза смотреть?» – думает Сорси, цепенея от ужаса.
Негромкий звук заставляет её замереть. Да, так и есть – со стороны балкона доносятся голоса. Девушка прислушивается: Жиль? Да, точно Жиль.
– Сэмпай, что с тобой? Ты холодная вся, идём в комнату, я тебя погрею…
– Оставь меня, не тронь, – слышит Сорси тихий голос Акеми. – Уйди, Жиль…
Сердце Сорси радостно колотится, ей хочется вскочить, выбежать на балкон и обнять этих двоих. «Ничего не случилось! – ликующе думает она. – Акеми здесь! Мара её не забрала! Всё хорошо!» Она поворачивается на бок, обнимает спящего Гайтана и припечатывает его небритую щёку поцелуем.
– Вставай! – радостно шепчет девушка ему на ухо. – Вставай! Мир прекрасен, слышишь?
– Ар-р-р-р… – Йосеф морщится, с завыванием зевает. – Шо?
– Просыпаемся. Собираемся домой! – сообщает Сорси, запрыгивая на него верхом.
Гайтан ворчит, брыкается, набрасывает на девушку одеяло, сам скрывается под ним с головой. На приглушённое хихиканье в комнату заходит сонная Амелия. Она задумчиво ковыряется в носу, поглядывая на кровать, и спрашивает:
– А что вы там делаете?
Гайтан выглядывает из-под одеяла и страшным басом сообщает:
– Сорси отвратительно вела себя. И теперь я её пожираю.
– Ой… – Амелия испуганно пятится. – Тебя укусил медведь и ты теперь тоже станешь медведем?
– Амелия, времени мало, – строго командует Акеми, появляясь в комнате. – Умываться. Собираться.
– Гайтана укусил медведь…
– Его укусила Сорси. Поэтому он сильно поглупел. Пошли.
Она подхватывает девочку под мышки, направляет в ванную. Как только за ними закрывается дверь и щёлкает задвижка, Сорси сбрасывает одеяло, садится на краю кровати – возмущённая, в одних трусах.
– Не, ну нормально! Я ещё и дура, по мнению дуры. Ах ты… – набрасывается она на Гайтана, тянет у него из зубов свою ночную сорочку. – Дай сюда!
Здоровяк смотрит на неё, урчит и продолжает жевать край рубашки. Девушка колотит его по плечам кулачками, но Гайтан только усмехается.
– Тебя точно кто-то укусил! Есть такое животное – кретин? Ну есть же, да? Отдай, гад!
– Только в обмен на трусы, – выплюнув сорочку, нагло заявляет Гайтан и хватает Сорси за коленки.
– Хватит вам.
Голос Жиля – глухой, равнодушный – заставляет обоих вздрогнуть. Мальчишка стоит к ним спиной, закрывает балконную дверь. Сорси прикрывается рубашкой, собирается что-то язвительно ему ответить, но её опережает Гайтан:
– Ты что такой злой?
– Не твоё дело.
Жиль исчезает в комнате, закрывает за собой дверь. Сорси и Гайтан обмениваются удивлёнными взглядами и приступают к одеванию. За дверью ванной шумит вода, что-то распевает Амелия. В соседнем номере просыпаются Фортен и отец Ланглу, смотрят на часы и торопливо собираются.
Во время завтрака Жиль и Акеми сидят друг напротив друга, не проронив ни слова. К еде оба даже не притрагиваются. Ксавье хмурится, поглядывая на них, гадая, что случилось, но при всех спросить не решается. Сорси старается разрядить обстановку: строит рожицы Амелии, болтает о том, как бы ей хотелось работать в Азиле на пищекомбинате и вкусно готовить. Фортен с Гайтаном обсуждают устройство ховербайков: библиотекарь пытается на пальцах объяснить парню, по какому принципу работает то, что поднимает ховер в воздух.
В назначенное время коридорные помогают спустить вещи в вестибюль отеля, где уже ожидает Генри Дэвис в привычных летних ботинках на босу ногу, джинсах и кричаще-яркой футболке. Он сдержанно здоровается с Ксавье Ланглу, пожимает руки мужчинам, галантно кланяется девушкам. Амелия, увидев его, мгновенно прячется за спину Жиля.
– Доброе утро, маленькая мисс, – натянуто улыбается Дэвис.
Девочка молча оттопыривает средний палец, демонстрирует произведение бывшему гиду и гордо отворачивается.
– Ну, зачем так? – миролюбиво говорит Генри, присаживаясь на корточки. – Расстанемся друзьями? Я кое-что тебе принёс, малышка.
– Генри! – окликает его Ксавье. – Не выйдет. Оставьте её в покое. Я вас предупредил.
Амелия резко поворачивается. Рассыпаются по плечам заботливо расчёсанные Акеми рыжие кудряшки. Девочка презрительно кривится, дёргает щекой – отцовский жест. Щурится, вглядываясь Дэвису в глаза, и спрашивает:
– Мистер Дэвис, вы приедете к нам в гости? У нас есть виноградник. Я знаю, что взрослые любят вино.
– Любят. Конечно, приеду, – усмехается он.
Девочка кивает, улыбается так нехорошо, что Ксавье делает шаг, чтобы закрыть её собой, прервать диалог. Амелия его опережает. Идёт вперёд, останавливается почти вплотную к Дэвису и чеканит:
– Когда вы будете моим гостем, я запру вас в подвале, раздену и сделаю всё, чтобы вы кричали от страха. See you, mister Davis[86].
Гайтан отворачивается и неприлично хрюкает, Ксавье всё-таки подхватывает Амелию под мышки и относит в сторону, где шёпотом отчитывает за недостойное поведение.
– Генри, вас предупреждали, – пожимает плечами Жиль. – Она обидчивая. И подарки её мало интересуют.
Генри встаёт, пожимает плечами. Видно, что реакция семилетней малышки несколько сбила его с толку. Он пробегает взглядом по лицам Гайтана, Акеми, Сорси и Жиля – то ли в надежде на поддержку, то ли что-то прикидывая – и отходит к Фортену.
– Месье Фортен, я детских книг для Амелии привёз, – негромко говорит он. – Мне сказали, она любит книги с картинками. Отдаю вам. Вы ей передайте, когда она перестанет дуться.
– Спасибо, Генри, – обрадованно жмёт ему руку Фортен. – Думаю, мы с Амелией будем по ним английский учить в дороге. Не знаю, как она, но я почитаю с удовольствием!
– Подхалим, – цедит сквозь зубы Гайтан.
– А чё такое? – удивлённо спрашивает Сорси. – Он вам что – гадостей наделать успел?
Она ловит красноречивый взгляд Жиля, понимающе угукает и идёт к сваленным неподалёку рюкзакам.
– Месье как вас там, куда вещи нести? – окликает она Генри.
Вместе они грузят рюкзаки в припаркованный за углом маленький автобус, садятся сами.
– Это чё? – спрашивает Гайтан, кивая на четыре вещмешка в салоне.
– Его величество велел позаботиться о вашем питании на обратном пути. Также там дорожная аптечка, семена и упакованные черенки плодовых деревьев. Подарок, – любезно улыбается Дэвис.
– Обязательно передайте его величеству нашу благодарность, – сдержанно произносит Ксавье, усаживая надутую Амелию к себе на колени.
Жиль садится рядом с Акеми, но она складывает руки на коленях, отворачивается к окну. Это замечает Гайтан, сидящий возле Сорси через проход от них. Толкает рыжую в бок и шепчет:
– Что это с ними?
– А, – раздражённо отмахивается Сорси. – Помирятся.
Ровно через десять минут они высаживаются перед вокзалом Сент-Панкрас. При свете дня главное здание мало чем внешне отличается от собора: увенчанная шпилем островерхая башенка, устремлённые ввысь стрельчатые окна, арки из красного кирпича. В день приезда вокзал был освещён вечерними огнями, и оценить его архитектуру по достоинству не получалось. Фортен тут же выхватывает из-за пазухи блокнот, принимается шуршать карандашом по сероватой бумаге.
– Ну здрасте! – ворчит Гайтан. – Мы тут вьючимся, таскаем, а Очки тяжелее карандаша ничего не поднимает. Мужик!
– Оставь, – мягко просит Ксавье. – Вещи на тележку мы сами перенесём, дальше всё сделают носильщики. А вот запечатлеть эту красоту надо бы. Месье Дэвис, сколько у нас времени до отправления?
– Час. И я убедительно прошу вас не расходиться. Ради вашей же безопасности.
Ксавье кивает, оборачивается в поисках Акеми и Жиля и понимает, что эти двое и малышка уже куда-то исчезли. Взгляд шарит по толпе людей, входящих и выходящих сквозь двери вокзала, замечает знакомые рыжие кудри, украшенные светлым бантом – любимой заколкой Вероники.
– Я за детьми, – говорит он Дэвису и почти бегом направляется внутрь здания.