– Угу, спасибо большое, месье Фортен. – Мальчишка наконец-то отрывается от своих записей и обращает к библиотекарю лицо с покрасневшими от усталости глазами. – Я ещё час-другой поработаю и уйду. Ключи занесу, как обычно.
– Когда ты спать успеваешь? – спрашивает Фортен. – С утра на занятиях, потом сюда приходишь и сидишь до поздней ночи… Жиль, может, тебе стоит пораньше посещать библиотеку? И тогда бы освобождался быстрее.
– Днём я ухожу по делам, – отрезает Жиль и возвращается к перерисовыванию на бумажный лист очередной нужной ему схемы.
«Знаю я про твои дела, – вздыхает молча Фортен. – Всё девушку свою разыскиваешь, никак не успокоишься. И когда ж ты поймёшь, что одному легче?..»
Библиотекарь уходит, неслышно прикрыв за собой дверь. Жиль заправляет за ухо мешающую чёлку, переворачивает книжную страницу и, почти не глядя на кончик карандаша, бегущий по белому листу, продолжает переписывать текст. Сури вспрыгивает на стол, тянется, выпуская когти.
– Кот, – строго обращается к нему Жиль. – Не порть стол.
Зверь хрипло чирикает, оборачивается в сторону двери, нервно подрагивая длинным хвостом. Мальчишка прислушивается: да, кто-то вошёл. Видимо, Фортен что-то забыл.
– Месье Жак, что-то… – начинает он, одновременно дописывая строку.
– Хоть голову подними для приличия. И спину не горби, – перебивает его Бастиан Каро. – Если будешь так встречать своих подчинённых – перестанут уважать.
– Здравствуйте, – вздыхает Жиль, раздосадованный тем, что его отрывают от дела.
Бастиан собирает разложенные по столу исписанные листы в папку, указывает мальчишке на лежащую рядом на скамье куртку:
– Одевайся, поехали.
– Куда?
– Тебя семья заждалась. Ещё с обеда. Вероника аж ко мне пришла просить, чтобы я за тобой съездил. Не стыдно?
Жиль прикусывает губу. Стыдно. Веронике лежать надо. Перенос их с Ксавье будущего ребёнка в инкубатор Сада прошёл не совсем гладко, и врач прописал Веро неделю постельного режима с холодом на животе. А она из-за него встала.
– Я забыл, что должен приехать, – признаётся мальчишка и торопливо сообщает: – Зато кое-что вычитал. Вы знали, что Орба два? И русло нашего искусственно изменено?
Бастиан пожимает плечами, по лицу видно, что ему абсолютно не интересно, что там вычитал Жиль в старых пыльных томах.
Подросток складывает библиотечные книги в аккуратную стопку, быстро надевает куртку, хлопает ладонью по плечу. Сури мгновенно прыгает на него со стола, устраивается, как воротник. Большой такой коричневый воротник килограммов в пять.
– Ключи завезти надо, – сам себе напоминает Жиль. – Заедем?
Бастиан кивает и первым покидает библиотеку.
На улице льёт дождь. Холодный, прямой, как струи душа. Он только начинал накрапывать, когда Жиль возвращался из Третьего круга в Собор. Мальчишка ныряет в электромобиль, усаживается сам и снимает с шеи кота.
– Месье Каро, у моих там ничего не случилось? – беспокоится он.
Бастиан, сидящий рядом с водителем, оборачивается, награждает Жиля недовольным взглядом:
– Рад, что ты спросил. Последний раз ты интересовался делами своей семьи…
– Да. Дней пять назад. И да – мне стыдно. Я слишком многое стал забывать. Я знаю, что так нельзя, – говорит Жиль, опережая собирающегося сказать то же самое Бастиана. – Советник должен обо всём помнить. Забота о людях – превыше всего.
– Вот именно. Тренируйся на родных, юная бестолочь. Пока у тебя плохо получается. Зато я готов спорить, что ты помнишь точно, по каким адресам искал сегодня свою японку в Третьем круге. Молчи! – рявкает Бастиан, видя, что Жиль хочет возразить. – Хочешь найти свою девку – не бегай за ней сам. Поручи другим.
– Канселье? – хмыкает Жиль в сторону.
– Отличный способ перепугать целый квартал, молодец! Не привлекай полицию туда, где она не нужна.
– А мне некого больше просить.
– Ладно, мы с Мицуко сами её найдём. Пусть это будет подарок, – отвечает Бастиан, скрыв зевок за ладонью.
– Какой ещё подарок? – настораживается Жиль, но ответа так и не получает.
К восьми вечера они приезжают в Ядро. Бастиан высаживает Жиля возле особняка Бойер, сам стоит у машины и смотрит, как мальчишка бежит под дождём к крыльцу, пряча под курткой кота. У двери Жиль оборачивается, машет Каро рукой и напоминает:
– Утром в семь на КПП!
В прихожей темно и тихо. Сури взбирается на плечо, чирикает, запуская когти в плотный материал куртки хозяина.
– Эй! – окликает Жиль, сбрасывая у двери ботинки. – Я приехал!
Свет включается так резко, что мальчишка отшатывается, прикрыв глаза.
– Ура-а-а-а-а! – кричит Ронни и свистит, сунув пальцы в рот.
Они встречают его все: бледная, но очень счастливая Вероника, Ксавье, на руках которого гордо восседает Амелия, Ронни, одетая в тёплое платье до колен, Ганна, вытирающая о фартук испачканные чем-то белым пальцы.
– С днём рождения, Жиль! – кричат все наперебой, девочки хлопают в ладоши и радостно смеются.
Они обнимают его – растерянного, сконфуженного, напрочь забывшего о датах. Кот, коротко чирикнув, ретируется под стол. Жиль прижимает к себе то худенькую, пахнущую кремом на травах Веронику, то Ксавье – такого непривычно домашнего, одетого в мешковатую рубаху и тёплые брюки. Путается в десятках тонких косичек няни, ловит и целует в буйные рыжие кудри неугомонную Амелию, подмигивает моментально покрасневшей Ронни. А у самого на душе тяжело, и он уже не пытается понять почему. Хватается за чувство дома, в котором его ждали.
– Идём скорее! – тараторит Амелия, стаскивая с Жиля мокрую куртку. – Мы тебе приготовили столько вкусного! В Англии такого не было, да, Ронни? Мы все вместе готовили! И даже мама!
Жиль выходит из прихожей последним. Гасит свет, оборачивается, чтобы позвать Сури… и никак не может отделаться от мелькнувшего видения: стоящей в конце коридора невысокой девушки с полотенцем на мокрых волосах.
«…если ты это читаешь, значит, что-то между нами нехорошее произошло. Знаешь, я всегда этого боялся. Что мы поссоримся. Потому что я не умею мириться. Так получилось, что я не умею ссориться – и мириться, получается, тоже.
Я иногда думал о том, как мне быть, если между нами что-то случится. Раньше – иногда. А когда мы покинули Азиль – чаще. Просто потому, что ты стала реальной. Ты, о которой я мечтал так давно, стала близкой и настоящей. И я стал задумываться. Как лечить тебя, если ты вдруг заболеешь. Как готовить для тебя еду (я до сих пор не умею, но я научусь, обещаю!). Где нам жить. И как вести себя, когда мы поссоримся.
И я придумал. Мне кажется, это единственно правильное, которое можно сделать, когда наступает разлад с самым дорогим на свете человеком. Я подойду, возьму тебя за руку. У тебя такие красивые ладони, Акеми. Округлые, как у ребёнка. У Амелии такие ладошки. Лечебные. Ты знаешь, что вы меня обе лечите? Амелия умеет убирать боль, когда у меня щёку дёргает. А ты одним прикосновением забираешь из меня всю грязь и отраву этого мира, которая оседает внутри раздражением и агрессией. И я снова чувствую себя здоровым и счастливым.
Вот. Я возьму тебя за руку. И попрошу прощения. Я понятия не имею за что, но всю вину беру на себя. Я мужчина. Я отвечаю за тех, кто мне дорог.
Мне кажется, ты только что хмурилась. А потом улыбнулась в сторону и сказала: „Бака!“ Сердито сказала, но я точно знаю, что ты уже не злишься. Моя любимая. Моя единственная. Ты – тот воздух, которым я дышу. Тебя никто не заменит.
Я прошу у тебя прощения. Я прошу поговорить со мной. Чтобы не было недомолвок, чтобы ушли все обиды. Чтобы я, бака такой, понял, что именно у нас не так. Акеми, я всё исправлю. Я верю в то, что, пока человек жив, нет ничего, что нельзя было бы исправить.
Пожалуйста, прости меня. Поговори со мной…»
– Давай условимся: говорить буду в основном я. Не обижайся. Хорошо?
Мицуко постукивает носиком туфли по дверце электромобиля. Бастиан с трудом борет в себе желание снять с неё обувь, согреть маленькие ступни в ладонях. Нельзя в такой холод ходить в летних туфлях, но Мицуко их обожает. Знает, что Бастиан с ума сходит от её ног, и всячески подчёркивает их красоту.
Она идеальна. Во всём. Иногда Бастиан невольно сравнивает её с Вероникой. Насколько его бывшая жена была далека от его дел и интересов, настолько Мицуко ненавязчиво интересуется его работой, общением с другими людьми, планами. Больше года прошло с тех пор, как его сняли с должности Советника, но, по сути, он продолжал им быть. Франк Дезен, которого назначили ответственным за снабжение Азиля, к началу января чуть не уморил Третий круг голодом. И временные управленцы прибежали за помощью не к кому-то, а к Бастиану Каро. Начали с высокомерного «мы позволяем… ввиду ваших прошлых заслуг… в порядке исключения». Бастиан слушал их с каменным лицом. Дождался от визитёров «месье Каро, пожалуйста… никто, кроме вас… люди нуждаются в вашей помощи» и только тогда дал согласие. И поставил условие: он сам будет наставником Жиля Бойера.
Присмотреться к отпрыску рода Бойер ему посоветовала Мицуко. Пожалуй, это случилось впервые, когда она ему сама что-то предложила. В те дни она ещё была в доме Каро кем-то вроде подневольной гостьи. Ходила тихая, ужасно стеснялась формы горничной, на Бастиана днём даже глаз не поднимала. По ночам, когда охранник приводил японку в хозяйскую спальню, Бастиана захлёстывало желание сделать хоть что-то, чтобы его избранница почувствовала себя смелее. Он долго не смел прикасаться к ней, проводя ночи в беседах. Сперва в основном говорил он, она терпеливо выслушивала, понимающе кивала. Постепенно монолог превратился в диалог, хозяин и служанка перешли между собой на «ты». Бастиан научился угадывать, что нравится Мицуко, старался радовать её чаще. А однажды прислушался к её суждениям и понял, насколько японка умна и рассудительна. И уже совсем скоро понял, насколько прикипел к ней. Исчезли месье Каро и горничная Мицуко, «ты» и «я» органично слились в «мы».