Стрижев попытался пошевелить губами, чтобы сказать, что он здесь, всё слышит! Но вместо этого Андрей вновь провалился в бездну беспамятства...
...Вереница образов постепенно становилась всё чётче и ярче. Старлей обнаружил себя, одиноко замершего посреди Дерибасовской. В его руках потрёпанный автомат. Вокруг ни звука. Какой-то странный запах витает в воздухе. Старинная улица, самый центр Одессы, покрыта сплошным ковром разнообразного мусора, ближе к Екатерининской видны остовы двух сгоревших автомобилей. В нескольких местах из-под потрескавшейся тротуарной плитки пробивается ранняя поросль каких-то сорняков. Всё вокруг выглядит так, как будто город уже давно покинут людьми. Стрижев настороженно шарит глазами по сторонам, но никого поблизости нет. Ни живого, ни мёртвого...
Нет, Андрей ошибся. На голове памятника Леониду Утесову, изображающего певца, удобно рассевшегося на двухместной лавочке и как будто приглашающего прохожего тоже присесть рядом с ним, неожиданно что-то пошевелилось.
Ворона. Да! Живая ворона! Птица, на правой лапе которой виднелось широкое кольцо из белого металла, покрутила клювом в разные стороны, а затем застыла, уставившись на Стрижева хищным взглядом.
Андрей, вскинувший было автомат, медленно опустил оружие. Птица ему не угроза.
Неужели... Что случилось? Где его сын, где прапорщик Новицкий и братья Чёткие, где?! Где все!? Неужели он один выжил в мертвом городе? Как это могло произойти!? Нет! Стрижев в это не верил. Иначе, всё бессмысленно... Надо идти дальше, необходимо найти живых! Но почему так тихо?
Старлей сунул руку в один из подсумков, вытащил из него ломоть хлеба и разломал его пополам. Вернул один зачерствевший кусок обратно в подсумок, а второй бросил к памятнику. Ворона сорвалась с позеленевшего от дождей и времени бронзового Утесова, ловко подхватила клювом хлеб и улетела, хитро блеснув напоследок бусинками глаз.
Пока Стрижев решал, куда ему пойти, на пересечении Преображенской и Дерибасовской показалась фигура медленно бредущего человека. С такого расстояния Андрей не сумел определить, кто это, живой или мертвый. Незнакомец, лицо которого было наполовину скрыто вроде бы форменной милицейской фуражкой, резко остановился, затем неторопливо развернулся в сторону старлея. Сделал шаг к Стрижеву, потом второй, и пошёл целенаправленно к Андрею неуверенной походкой пьяного человека. 'Мертвец!' - понял старлей и поднял автомат.
Зомби приближался, а Стрижев всё не решался открыть огонь, с нарастающим удивлением рассматривая чистую парадную форму подполковника милиции, натертые до блеска туфли без единого пятнышка грязи и белоснежный воротничок рубашки. Мертвец не может быть таким опрятным!
В десятке шагов от старлея незнакомец остановился. Неожиданно поднял руку и медленно стянул с головы фуражку.
Андрей судорожно, раз за разом жал на спусковой крючок автомата, но выстрелы так и не прозвучали. Стрижев передёрнул затвор, вновь попытался безрезультатно выстрелить, затем отсоединил магазин, увидел, что он пуст, и отбросил его в сторону. Дрожащей рукой зашарил по подсумкам, пытаясь найти снаряженный, и вдруг отчетливо понял, что патронов больше нет...
Всё это время Чернов, а его обезображенное разложением лицо было вполне узнаваемо, не шелохнувшись стоял напротив Андрея.
Выглаженный, без единой складки китель и мертвец внутри! Стрижев внутренне содрогнулся. Хотя... Точно таким Чернов был и при жизни!..
Старлей, скривившись от ненависти и бессилия, отбросил бесполезный автомат в сторону. Потом упрямо стиснул губы, сжал и выставил перед собой кулаки, заняв классическую позу готового к бою боксера.
Зубы мёртвого Чернова, едва прикрытые прогнившими губами, разошлись в зловещем оскале. Один глаз зомби был выбит, из жуткой раны медленно сочилось какое-то темное, скользкое и омерзительное на вид вещество.
Мертвяк уронил фуражку. Она с легким шлепком упала на землю, звякнув кокардой на брусчатке и оставив на мостовой комки слипшихся волос и белых, слабо шевелящихся, гнилостных червей.
Через мгновение мертвый Чернов, выставив перед собой руки, пошел к старлею, а Стрижев, не колеблясь, шагнул ему на встречу...
...Андрей снова и снова сбивал зомби на землю, быстро перемещаясь вокруг медленного мертвяка. Но Чернов, как будто не желая окончательно умирать, вновь и вновь поднимался, чтобы опять кинуться на Стрижева.
Старлей, нанося мощные удары в голову Чернова, почему-то совершенно не переживал о том, что в разбитые до крови костяшки на его кулаках может попасть зараза. Разлагающаяся плоть зомби не выдерживала натиска Стрижева, лопалась и слетала на землю, обнажая кости черепа мертвяка.
Андрей начал уставать, а зомби напротив, неожиданно ускорился. И когда Стрижев поскользнулся на покрытой ошметками мостовой, мертвец сумел вцепиться в него руками, а затем и повалить на землю.
Ощутив, как Чернов вонзает в него зубы, старлей зарычал от ярости и боли, и вырвался, орошая место схватки ярко-красной кровью из страшной раны на руке. Андрей извернулся, навалился на зомби сверху и прижал его к мостовой. Стрижев, отдавшись на волю инстинктов и совершенно не обращая внимания, что Чернов вновь вгрызся в его тело, сумел перехватить зомби за голову и, напрягая все свои силы, резко дернул её на себя, с хрустом переламывая шейные позвонки мертвеца.
Зомби дернулся и затих. Андрей, совершенно обессилевший, едва смог откатиться на пару метров, и так и остался лежать на мостовой, глядя в ярко-синее и безоблачное небо.
Всё кончено... Нет смысла перевязывать раны, жизни осталось от силы с час...
Что необходимо сделать дальше, Стрижев знал. Нет, он не мог покончить жизнь самоубийством. Но и позволить появиться новому зомби он тоже не мог.
Значит... Значит надо найти высотное здание с подходящей крышей и умереть на самом её краю. Чтобы, когда Стрижев обратится в ходячего мертвеца, при первом же неловком движении он сорвался вниз и разбился...
А пока есть несколько минут, чтобы набраться сил и попрощаться с миром живых...
Внезапно неподалёку послышался какой-то шорох, а затем хриплое 'Карр!'.
Андрей с трудом присел и развернулся к источнику шума. Давешняя окольцованная ворона точно также сидела на памятнике Утёсову, как будто никуда и не улетала. И смотрела на Стрижева внимательным, совершенно не птичьим взглядом.
Старлей, поморщившись от боли, достал из подсумка и кинул на землю оставшийся кусок хлеба. Он ему уже не пригодится...
Ворона, выдав очередное 'Карр!' и расправив крылья, мощным рывком сорвалась в воздух. Только полетела не к лакомству, а к Стрижеву. И, пролетев над старлеем, что-то бросила прямо в его руки. Только после этого подхватила хлеб и вновь исчезла в небе.
Андрей тупо смотрел на свою окровавленную ладонь, на которой лежал небольшой одноразовый шприц, наполненный жидкостью ядовито-желтого цвета.
Что с ним делать, старлей почему-то прекрасно знал. Не теряя драгоценного времени Стрижев снял с иголки защитный колпачок и вонзил шприц себе в бедро. Выдавил его и почувствовал, как место укола начало печь. Андрей откинулся на землю.
Похоже, смерть откладывается...
Жжение быстро распространилось по телу. Первые судороги знакомо скрутили конечности.
А уже через минуту Стрижев бился на земле от нестерпимой боли. И громкий несдерживаемый крик несомненно живого человека эхом отражался от безразличных стен пустынного города...
- Тихо, Васильевич! Тихо! - громкий шепот Новицкого ворвался в уши Андрея, - я же говорил, шо ты выдюжишь! Лёня! Васильевич в себя пришёл! Быстро воды командиру!.. Ваня! Борменталя зови!
Стрижев почувствовал, как его голову осторожно приподняли, и в рот полилась живительная влага. И боль, пронзающая до этого всё тело Андрея, странным образом стала утихать.
После того, как старлей напился, чьи-то руки так же осторожно опустили голову Стрижева обратно на подушку.
Сил у Андрея, похоже, прибавилось, и он смог приоткрыть глаза, обозреть склонившегося над ним Новицкого, а затем, едва шевеля губами, выговорить:
- Миша, где я? Что случилось?..
- Командир! Ты шо, ничего не помнишь? - обеспокоенно спросил прапорщик.
- Совещание у комбата... На нашей базе... Дальше - провал..., - с трудом прошептал Стрижев.
- Ясно..., - протянул Новицкий, - да, дела... Короче, Васильевич, ранило тебя. В двух словах, мы после совещания в тот день опять на патрулирование вышли. Сперва улицы от мертвяков чистили, Ник Ник говорил, шо тогда шанс эпидемию локализовать ещё был. Живых по домам загоняли. А потом... Потом самолет на город в районе улицы Осипова упал, нашей главной управы на Еврейской как ни бывало... Там два квартала разнесло, погибших очень много было...
Откуда-то донеслась ожесточенная стрельба. Прапорщик запнулся, подождал, пока она стихла и продолжил:
- Мертвяки волнами по городу разошлись... Больницы ещё раньше зазомбировались со всеми врачами и пациентами. Васильевич, ты помнишь рекламный плакат водки на скоростной дороге напротив тюрьмы? Шо-то типа 'Посидим, как боги!'... Да это я так, навеяло... Никогда не мог понять, нафига почти в центре города находится полноценная колония с особо опасными преступниками... Так вот, зэки в тюрьме, как будто им кто-то помог, в то же время взбунтовались, охрану разоружили и на улицы вырвались. Танкистов у вокзала покрошили, тяжелую технику у них захватили. Тогда в городе хаос и начался... Беженцы, мародеры, зомби, отморозки, наркоманы, да и просто у многих крышу сорвало... Кое-где самые настоящие уличные бои начались. Комбат эвакуационные пункты определил. Нам торговый центр 'Афина' достался. Мы живых с ближайших улиц, кто сам из города уехать не мог, до 'Афины' и сопровождали. Немного мотострелков к нам прибилось, коллеги из Приморского райотдела, кто выжил, тоже к нам вышли... А потом какие-то нарки малолетние машину у нас увели. Пришлось пешком к 'Афине' пробиваться. И дошли бы, тут рукой подать было. Так нас прямо перед торго