– В общих чертах да, – ответил коллежский советник. – Вы имеете в виду Тринадцатую пехотную дивизию?
Генерал-квартирмейстер подпер голову кулаком и взглянул на гостя по-новому:
– Верно. А вы откуда знаете? Не сказать, что это большая тайна, но мы о ней особо не трезвоним.
Лыков промолчал, что услышал о хитрой дивизии совсем недавно. Вместо этого он сказал с глубокомысленным видом:
– Я давно имею дело с вашим ведомством и посвящен во многие тайны. Но вернемся к минным заграждениям. При чем тут Одесский морской батальон?
– Формально там обучают армейских офицеров с унтерами навыкам десантирования. Для этого создана учебная команда переменного состава. Есть техническая и гребная роты, батальону принадлежат тридцать шесть стальных самоходных катеров и сорок деревянных десантных баркасов. На них и обучаются сухопутчики. Но, когда возникла идея составить карту будущих заграждений Днепрово-Бугского лимана, именно катера этих рот приняли непосредственное участие в работе. То есть они и плавали там, по водам. Меряли, изучали дно, выставляли буи. Потом по этим буям нарисовали систему координат. Вы в курсе, что там есть базовая точка, к которой привязано все остальное?
– Да, спасательная станция «Генерал-лейтенант Зеленый», что на Платоновском моле.
Квартирмейстер уважительно хмыкнул:
– Вижу, что вы в самом деле свой человек в военном ведомстве. Да, отсчет координат идет от станции имени безумного градоначальника… Вот, повторюсь: всю техническую работу проделали, вместе с минными флотскими офицерами, чины нашего батальона.
– Кто именно руководил делом? – сыщик взялся за перо.
– Общее руководство было за командиром, полковником Набоковым. Непосредственно занимался его помощник подполковник Стаматьев. Много сделал батальонный адъютант штабс-капитан Пилипенко, а еще больше – делопроизводитель по хозяйственной части коллежский секретарь Рыжак. Мы даже наградили его денежной премией в двадцать пять рублей.
– Какое отношение делопроизводитель по хозяйственной части имеет к секретной разработке минных заграждений?
– Так вышло. Ефим Григорьевич оказался сильный геометр, хорошо рисует и вообще… Он и карту начертил.
– Ефим Григорьевич? – со значением спросил питерец. – Еврей?
– Выкрест. А что, это делает его подозреваемым? Вы антисемит?
– Нет, но… В военном ведомстве редко встретишь еврея.
– В нашем округе случается и не такое, – язвительно сказал квартирмейстер. – Нет, вы все же антисемит… Поймите, здесь Одесса! В Шестидесятом пехотном Замосцком полку служит военным чиновником Марк Сергеевич Постернак. Уже надворный советник, между прочим. Он тоже шпион?
– Перестаньте, – одернул генерала Лыков. – Как легко вы клеите ярлыки. У думцев научились? Перемена веры всегда дурно пахнет, поэтому такие люди действительно на подозрении.
– А что им еще остается делать? – не унимался Калнин. – Если ваши законы закрывают иудеям путь на государственную службу.
– Не мои, а наши с вами законы. В одном государстве живем, не забыли? И вообще, давайте выполнять приказ начальства, а не дискуссии разводить. Карта заграждений в руках противника – это факт. Представьте себе, что с объявлением войны – а она неизбежна! – его корабли беспрепятственно проникнут в гавань Одессы. И разнесут из пушек красивейший город. Каково? Не тянет под ложечкой от такой перспективы? У меня тянет.
После этой перепалки беседа вернулась в рабочее русло. Генерал перечислил всех посвященных в тайну. Причем начал с себя. Крестиками Калнин пометил тех, кто знал карту минных полей в деталях и мог без помех ее скопировать. Таких оказалось два десятка. Наиболее сведущими были трое: старший адъютант штаба округа капитан Двоеглазов, журналист штаба титулярный советник Пейхель (очередной выкрест) и помощник начальника окружного инженерного управления генерал-майор Шевалье-де-ла-Серр.
– Ну, кого выбираете? – не удержался в конце квартирмейстер. – Русака-капитана, выкреста-еврея или французского аристократа?
– Каждого из них возьмем в проследку. На двадцать человек сил не хватит, а троих как-нибудь…
– А меня бракуете? Даже обидно, хе-хе.
– Вас пока не за что, Эммануил Христианович. Но если начнете кутить с девками да прикуривать от четвертных билетов, то прощупаем, не сомневайтесь.
Сыщик и генерал расстались вполне по-дружески. Калнин вызвал начальника отчетного отделения [46] окружного штаба капитана Фингергута, показал ему письмо военного министра и приказал выполнять все просьбы сыщика. И никому в штабе не рассказывать об этом.
Лыков просидел у Фингергута полдня. Он знал от Таубе, что в Одесском военном округе разведка поставлена из рук вон плохо. Во всех графах годовых отчетов лишь прочерки, зарубежной агентуры нет, аналитическая работа не ведется. Так оно и оказалось. Унылый разговор с самолюбивым и недалеким капитаном разочаровал Алексея Николаевича. На этого где сядешь, там и слезешь… А еще говорят, что немцы – аккуратисты. Фингергут, белесый и голубоглазый, как и полагается тевтону, к службе относился формально. Сведений о возможных шпионах не имел, о карте минных заграждений не слышал, подозрений ни о ком не высказал. Про Двоеглазова, Пейхеля и Шевалье-де-ла-Серра отозвался одинаково равнодушно. О них, мол, не было никаких сигналов… И вообще у нас тихо и спокойно, чего вы воду мутите? А ведь Одесса – морской порт и база Черноморского флота. Именно отсюда будут атаковать Проливы в случае войны. В городе живет много англичан, половина вымпелов в порту – британские. Не может их разведка не интересоваться русскими военными тайнами. А еще болгары с румынами точат шашки, и австрияки не дремлют. Но Фингергуту все было безразлично. Сыщик вернулся в гостиницу не солоно хлебавши.
Вечер он провел в полицейском управлении, ждал новостей. Вдруг Степка Херсонский попался? Всем околоточным надзирателям раздали описание наружности бандита. Городовым его зачитывали перед выходом на дежурство. Агентура получила приказ рыть носом землю. Но результатов по-прежнему не было.
Лыков ушел спать в полночь. Черкасов оставался в кабинете, ждал, когда подчиненные сдадут рапортички. На прощание он сказал питерцу:
– Здесь Степка, в Одессе.
– Откуда такая уверенность?
– Батька готовит налет. Это не сделаешь издалека. Да и людишек надо новых найти заместо «ежиков».
– Почему же мы его до сих пор не поймали?
Главный сыщик развел руками:
– А будто это легко! Он спрятался в хуторах, на окраинах города. Поди туда залезь.
– На каких хуторах?
– Так у нас в Одессе называют обособленные места, пригородные слободы. Народ там молчаливый, за сотрудничество с полицией режут на куски.
– По всей стране такой обычай, не только в Одессе, – рассердился Лыков. – Вы с ней уж совсем… как с писаной торбой. Давайте хоть облавы делать, что ли. Все лучше, чем попусту рассуждать об особенностях города акаций.
Черкасов насупился:
– Облава будет завтра, я уже распорядился. В Бугаевке. А город наш прошу не обижать.
Придя утром на Преображенскую, коллежский советник увидел своего помощника.
– Ты уже вернулся?
– Только что с вокзала.
– Как в Тирасполе? Это был Самсонов?
– Да. Подельники его опознали. Через час после этого их повесили.
– Собакам и смерть собачья. Хотя этих двоих даже жалко: против Степки с Лукьяном они овцы. Попали сдуру, и вот…
Азвестопуло ответил жестко:
– Убийцы есть убийцы.
Помолчал и добавил:
– Я попросил смотрителя, чтобы Самсонов присутствовал при казни.
– И что? – насторожился Алексей Николаевич.
– В обморок грохнулся, когда увидел… Откачали нашатырем и посадили в камеру смертников. Тряпка оказался Лукьян Самсонов. Так перетрусил, что сознался в убийстве семьи путевого сторожа Дроздова. Вместе с Балуцей убивал. Терять ему нечего, вот и раскололся.
– Отлично. Поручение государя наполовину выполнено. Сейчас же телеграфирую Курлову, пусть доложит премьеру. А про Степку Лукьян ничего не сообщил?
– Ничего. Они не поделили дрянные глухие часы и рассорились. После возвращения в Одессу жили порознь. Когда я уходил, гаденыш был весь серый…
– Вот видишь, ожидание смерти хуже самой смерти.
Грек охотно согласился:
– Да, теперь я вижу, что вы были правы. Вчера, глядя, как гаденыш корчится, принял вашу точку зрения. Согласен взять Степку живым.
– Это не моя точка зрения, а Курлова.
– Ну Курлова.
– Не «ну», а ты должен признать, что генерал был прав.
Внезапно дверь распахнулась, и вошел представительный мужчина с докторским саквояжем в руках.
– Добрый день, господа, – сказал он. – Кто из вас Азвестопуло?
– Я, – выступил вперед титулярный советник.
– Позвольте представиться: городовой доктор Де-Антонини. Градоначальник назначил меня для медицинского осмотра.
– Какого еще осмотра?
– Товарищ министра внутренних дел Курлов прислал телеграмму. В ней он выразил сомнения в достоверности сообщения от некоего Лыкова, что вы больны. И потому не можете вернуться в Петербург к месту службы. Курлов потребовал от градоначальника сделать повторный осмотр силами официальных врачей и вскрыть допущенный обман, ежели таковой имеется. Вот я и пришел.
Азвестопуло беззвучно выругался. Лыков попробовал вмешаться:
– Господин Де-Антонини, а градоначальник рассказал вам всю историю?
– Если вы имеете в виду страшное несчастье на Щелаковской улице, то я в курсе.
– Тогда, по совести, не кажется ли вам…
Но доктор не обратил на слова питерца никакого внимания. Он вынул из саквояжа молоточек и стал им простукивать грудь Сергея прямо через пиджак. Он тихо командовал:
– Задержите дыхание. Теперь глубокий вдох!
Грек послушно выполнял приказы. Алексей Николаевич недоуменно следил за этой профанацией. Наконец эскулап убрал обратно молоточек и сказал:
– Диагностирую у вас глубокое расстройство двигательных функций. Возвращаться сейчас в Петербург нет никакой возможности, необходимо лечение на месте. Так и сообщу господину градоначальнику.