Лыков немедленно извлек из бумажника красненькую и протянул доктору. Тот с достоинством принял билет и вручил сыщику пятерку на сдачу:
– Этого будет вполне достаточно. Всего хорошего, и не болейте. Лечиться лучше всего грязями. Сезон длится с пятнадцатого мая по первое сентября. Он разделяется на два полусезона, по пятьдесят четыре дня каждый. То есть времени у вас, Сергей Манолович, до десятого июня. Я укажу это в заключении. Надеюсь, успеете.
– Что успею? – не понял грек.
– Излечиться и поймать ту сволочь.
Когда Де-Антонини ушел, Сергей победно взглянул на шефа:
– Ну видали? Вот так решают дела у нас в Одессе. А Курлов все-таки скотина.
– Павел Григорьевич заботился о нас с тобой, требуя перепроверки заключения, – стал защищать начальника Лыков. – Хочет оставить на службе, а не предавать суду. Он же не знает, что мы согласились с ним и собираемся взять Балуцу живым.
– Все равно скотина!
– Но-но. Не позволю так отзываться о генерал-майорах и шталмейстерах. Подрасти сначала в чинах.
Сыщики отправились в кофейню Либмана на углу Преображенской и Садовой. Алексей Николаевич рассказал помощнику, как он сходил к военным. Новость, что в секретные планы минирования посвящен целый батальон, развеселила Сергея. Но шеф долго смеяться не дал. Он вручил ему список из трех главных подозреваемых и приказал:
– Прощупай их. Недвижимость на имена родственников, счета в банках, слухи и сплетни, кутежи и карточные долги – все как обычно. Старайся действовать в одиночку. Там, где потребуется помощь сыскного отделения, выбери тех, кому доверяешь. А я велю Черкасову помалкивать. Не дай бог, узнает этот индюк Челебидаки, тогда негласному дознанию конец.
– А что с нашим делом? – забеспокоился Азвестопуло. – Как дальше-то искать упыря?
– Есть мыслишка. Теперь ясно, что Пружинер связан с Балуцей. Надо найти его тайное убежище, где он принимает воров. Там улики, краденые вещи в розыске… Прижмем барыгу, и он сдаст нам Степку.
– Найти хавиру блатер-каина? Легко сказать, да трудно сделать. Такую квартиру прячут с душой.
– Сережа, это ведь твой город. Ты бывший сыскной надзиратель. Тебе и карты в руки. Черкасов поможет. Сегодня, к примеру, он готовит облаву на Бугаевке. Надо пошарить по хуторам, тряхнуть еще раз притоны.
– Хорошо, покумекаем. Это все наши действия?
Лыков вздохнул:
– Сам знаешь, что не все. Степка готовит экс. Надо его опередить, и хорошо бы вызнать, кого Балуца наметил в жертвы. Тут опять не обойтись без Черкасова и его людей. Одни мы с тобой можем немного. Например, пойти в цирк на французскую борьбу.
Коллежский советник вынул из кармана программу:
– Сегодня вечером следующие схватки: Глинкин борется с лотарингским атлетом Редльсгофом, а Григорий Кащеев – с поляком Манько-Райковичем. Но наибольший интерес вызывает бой чемпиона Северной Америки Сальвадора Бамбулы с японцем Окитаро-Оно. Борьба особенная: американская «скачи-качи». Ты знаешь, что это такое?
– Нет.
– И я нет. Явятся любопытные – вдруг среди них окажется и Степка Херсонский?
Весь день питерцы просидели в сыскном отделении, придумывали новые ходы. Одесситы честно помогали. И надзиратель Жук подсказал идею. Ссудно-сберегательное товарищество ювелиров и часовщиков, что на Дерибасовской, 10, вело дела нечисто. А именно принимало в заклад краденые вещи, выписывая квитанции на вымышленные фамилии. Если сделать внезапный обыск, есть надежда на улов. Тогда приемщиков-барыг будет чем пугнуть. Пусть выдадут убежище конкурента, того самого Пружинера. А иначе сядут в тюрьму.
Идею одобрили, и сыщики стали готовить операцию. Облаву на Бугаевке пришлось отменить – сил на все сразу у сыскного отделения не хватало. Товарищество с Дерибасовской еще ни разу не попадалось, об их махинациях сообщила агентура. Пора прижать мошенников. Обыск лучше производить утром, когда воры с грабителями принесут ночную добычу. Пока же ссудную кассу взяли под наблюдение. Во дворе сдавалась комната, окна которой удачно выходили на черный ход товарищества. В комнате поселился невзрачный человек с простой фамилией Иванов. Вольнонаемный агент сыскного отделения всю ночь не спал, подглядывая в щелку между шторами. А Лыков с Азвестопуло приоделись и пошли на вечернее представление в цирк.
Цирк-варьете Санценбахера поразил Алексея Николаевича своей роскошью. Двенадцатиугольное здание с двойным куполом из волнистого железа, мраморные лестницы, бархатные сиденья в ложах и партере, на втором этаже – ресторан… Вот только найти здесь кого-то оказалось затруднительно. Помимо главного входа, цирк имел еще пять боковых. Общее количество зрителей – две тысячи триста человек. На галерке они сгрудились плотной толпой, орали и отхлебывали монопольку прямо из шкаликов. Каждый держал фунтик с семечками, пол был усыпан шелухой. Сыщики попытались протиснуться внутрь и осмотреть публику как следует. Но их быстро разубедили. Полупьяные компании в десять-двенадцать человек не пускали чужаков. Угадав их принадлежность к полиции, ребята осерчали. Пришлось отступить.
Питерцы заняли свои места в партере и посмотрели несколько схваток. Борец Глинкин был известен своими грязными уловками. Вот и сейчас он без стеснения отвешивал сопернику из Лотарингии тяжелые «макароны» по лицу. Редльсгоф пытался провести приемы, но Глинкин уклонялся. Зрители свистели и бранились, схватка закончилась вничью. Затем вышел сибирский геркулес Кащеев и уломал несчастного поляка за три минуты сорок секунд. Бамбула с Окитаро-Оно не столько боролись, сколько бегали друг за другом. В конце концов негр победил японца эффектным броском. Больше всего Лыкову понравился еврей Грингауз – стройный, прекрасно сложенный и техничный. Одесские соплеменники горячо его поддерживали. Грингауз красиво положил крымчака Мадралли и тут же вызвал Кащеева. Тот пообещал «ужо в следующий раз». В итоге все остались довольны, особенно еврейская часть зрителей.
Не досмотрев представления, сыщики покинули зал. Лыков вышел на Коблевскую улицу, Азвестопуло – на Садовую. На углу они встретились.
– Ну как?
– Трудно, Алексей Николаевич. Почти невозможно.
– Да, двоим не справиться, нужно гнать сюда все отделение. А кто это позволит? Да и не факт, что Степка действительно ходит смотреть борьбу.
Они двинулись по Коблевской, но саженей через пятьдесят к ним подошли четверо. Вперед выступил лохматый детина и нагло спросил:
– Босявы, а нет ли у вас червончика?
Грек ответил ему в тон:
– За червончик, та ще с гаком, ты получишь дулю с маком.
Скок обернулся к своим и сказал неодобрительно:
– Как отвечать научились…
Потом извлек финку и показал ее Азвестопуло:
– А гляди, хабло! [47]
Тот скривился:
– Всего-то? А у меня вот.
И вынул браунинг.
Однако скоки не испугались и, вместо того чтобы ретироваться, попытались обступить сыщиков. Но Лыков сильной затрещиной сбил ближайшего с ног:
– Брысь, жидоеды!
Только тогда налетчики бросились бежать. Коллежский советник от души добавил упавшему ногой по ребрам, отобрал финку и стал дуть в свисток. С угла отозвался постовой. Питерцы сдали ему пленного, записали в книжку городовому свои фамилии для протокола и отправились в управление.
Там выяснилось, что Лыкова давно разыскивает по телефону генерал-майор Калнин. Встревоженный сыщик схватился за отводную трубку. Квартирмейстер был уже дома, но не спал. Он сообщил Алексею Николаевичу плохую новость:
– Тут у нас вышло черт знает что. Капитан Фингергут рассказал о вашем поручении насчет шпионов кому не следовало. А именно Челебидаки. Знаете такого?
– Это чиновник особых поручений при градоначальнике? Коллежский асессор?
– Он самый. Челебидаки… Как бы помягче сказать…
Генерал запнулся, подбирая слова. Лыков перебил его:
– Какой он, я знаю. Но зачем капитан поделился секретными сведениями с посторонним? Тем более с этим.
– Таков наш уговор с Толмачевым, – пояснил квартирмейстер. – Ведь на территории Одессы градоначальник исполняет все обязанности губернатора. В том числе контролирует деятельность общей и жандармской полиции. А тут шпионаж, то есть дело, подотчетное жандармам. Мы обязаны сообщать старшему начальствующему лицу. Тем более город все еще на положении усиленной охраны.
– Так и сказали бы самому Ивану Николаевичу. А…
– Толмачев поручил надзор за правоохранением своему чиновнику. Это его право. Анастасий Анатольевич даже читает нашу почту, в той части, которая касается контрразведки. Там, правда, ничего путного нет. Дело в совершенном забросе…
– Я успел заметить, общаясь с Фингергутом, – ехидно согласился коллежский советник.
– Да? Ну, короче, я вам все рассказал. Что вышло, то вышло.
– А про трех подозреваемых капитан тоже сообщил коллежскому асессору?
– Разумеется. Честь имею!
Генерал отключился. Лыков был сильно раздосадован. Павлин Челебидаки теперь в курсе секретной операции Военного министерства. И даже знает фамилии тех, кто попал под подозрение. Надо идти объясняться с градоначальником, требовать, чтобы коллежский асессор не путался под ногами… Тот обидится и выдаст Курлову правду о состоянии здоровья Сергея… Этого только не хватало!
Но сейчас у Лыкова были дела поважнее. Предстояло поймать Ссудно-сберегательное товарищество ювелиров и часовщиков на скупке краденого. Алексей Николаевич отправился в гостиницу и проспал до четырех утра. В указанное время коридорный разбудил номеранта и доложил, что извозчик у подъезда. В пять тридцать сыщики ворвались в помещение ссудной кассы через черный ход. Внутри обнаружились два заспанных приемщика и загорелый волосатый субъект.
Агент Палубинский весело приветствовал волосатого:
– Доброго утра, Хаскель Соломонович. Как ночка прошла? Вижу, с уловом можно вас поздравить?
– Какой улов, да я вас умоляю! Шоб гореть мне адским пламенем в православном аду. Так, заглянул взять ссуду, а то жить стало невмоготу.