– Ишь стратег выискался… – нахмурился коллежский советник. – Тебя забыли спросить, когда план составляли.
– А что? Я в море как у себя дома!
– Дальше что было?
– Ничего. Захрапели мы, а наутро, значит, в те бумажки тарань завернули.
– Да, Алексей Николаевич, в копии нескольких листов не хватает, – подтвердил Сергей. – Я кое-что на кухне нашел, там и правда тарань лежит.
– И я об том, – завершил свой рассказ Горобчик.
– А немцы бумагами теми не интересовались? – с умыслом спросил его Лыков.
– Немцы? Не. Они моря боятся. Им бы землю уродовать, в этом они мастаки. А моря дрейфят. Зачем им те бумаги?
Было ясно, что здесь сыщикам ловить нечего.
– Иди домой и никому о нашем разговоре ни слова, – приказал коллежский советник.
– Слушаюсь!
Кондогеорги удалился, а Фанариоти остался. Как только дверь за приятелем закрылась, он сказал:
– Я вспомнил. Всю голову сломал, а вспомнил.
– Что именно?
– А вы, ваше высокоблагородие, что мне приказали? Думать, не было ли чего подозрительного в то время, когда наш батальон глубины промерял.
– И?
– Был один случай, который меня тогда озадачил. Да я решил, что не моего ума дело, и рукой махнул. А сей секунд думаю: подозрительно.
– Ты о чем? Переходи к сути.
– Подозрительно себя вел батальонный адъютант.
Лыков сел напротив грека, внимательно поглядел на него:
– Рассказывай. Как зовут адъютанта?
– Штабс-капитан Пилипенко Алексей Яковлевич.
– И что тебе показалось странным или подозрительным?
– Когда я переписывал доклад, он своей властью снял с него подзаголовок «Секретно».
Сыщики встрепенулись.
– А раньше этот подзаголовок имелся?
– Имелся, когда все оформлялось в черновиках. Обороты копий нельзя было использовать, Рыжак за этим следил, отбирал их у меня и сжигал. Все исходные данные запирались в несгораемый шкап. Листы нумеровались по порядку, утром я их брал, а вечером сдавал под роспись. Не дай бог, какого-нибудь номера не окажется – Рыжак заставлял искать хоть до утра.
– А Пилипенко секретность отменил?
– Так точно. Пришел однажды и объявил, что получил указание из окружного инженерного управления. Доклад-де не секретный и вообще нас не касается, только флота. А мы сухопутные, для нас это вроде отхожего промысла. Так и сказал. С тех пор бумаги где только не валялись…
Это была важная новость. Во-первых, получалось, что грек скопировал без ведома начальства обычный документ, а не секретный. Тоже незаконно, но это совсем другой расклад. Во-вторых, батальонный адъютант своей властью, да еще и устным распоряжением изменил статус доклада. А на каком основании? Кто в окружном инженерном управлении дал ему такое указание?
– Теперь скажи пару слов за адъютанта, – потребовал Азвестопуло.
Спиридон смутился:
– На донос похоже…
– Ты насыпь, а там видно будет.
– Хм… Пилипенко, я слышал, из Одессы уехал. Хочет в Петербурге в академию поступать.
– И что? – продолжил наседать грек.
– Не знаю, как его начальство отпустило, – вздохнул бывший ефрейтор. – Он же игрок.
– Игрок? Карточный?
– Так точно.
– И много долгов накопил штабс-капитан Пилипенко? – сразу поставил вопрос ребром Алексей Николаевич.
– Про то надо спрашивать у Амбатьелло, – ответил контрабандист.
– У какого? У владельца ресторана на Нежинской?
– Ага.
Сыщики придвинулись к нему:
– И что, там мельница? [70]
– Еще какая! Лучшая в городе.
– Давай рассказывай, чего мы из тебя каждое слово клещами вытягиваем! И про Пилипенко, и про Амбатьелло…
– Значит, так. Алексей Яковлевич, будучи уже батальонным адъютантом, стал часто захаживать на Нежинскую. И поутру являлся на службу сильно не в духе. Потом, слышно, начал занимать в долг у других офицеров. Несколько сот рублей занял, если все сложить. А отдавать из чего? Жалованье куцее. Я сам слыхал, как полковник Набоков выговаривал Пилипенко. Кончай, мол, ты это дело, до добра оно тебя не до ведет.
– И что?
– То, что начальник батальона запретил офицерам давать штабс-капитану в долг.
– Вот как, – переглянулись сыщики. – И что дальше было?
– Дальше случился у него декохт [71]. Потеряв кредит у товарищей, адъютант пошел к тому же Амбатьелло, – сообщил Фанариоти. – Что еще ему оставалось?
– Ну-ну…
– Ресторатор тот – натура жадная и нечистоплотная. Мельница ему больше дохода дает, чем само заведение. И он обобрал многих… Я еще знаю с полдюжины. И все они военные.
Рассказ контрабандиста становился все интереснее. Офицер, попавший в зависимость из-за карточных долгов, – легкая добыча для шантажистов.
– Кто именно угодил в сети, строевые или штабные?
– Больше штабных. Начальник отчетного отделения Фингергут, старший адъютант штаба Восьмого армейского корпуса капитан Фуголь, начальник штаба Пятой саперной бригады подполковник Драгослав-Надточинский… И другие есть. Даже командующий Четвертым полевым жандармским дивизионом полковник Папалазарь у них в руках.
Новость была ошеломительная. Пришлось срочно искать встречи с Проданом. Связь с ним сыщики поддерживали через официанта кондитерской Онипко на Ришельевской, 17. Тот был негласным осведомителем сыскного отделения. В результате вечером все трое сошлись в номерах Шапиро.
Лыков сразу спросил о главном:
– Игорь Алексеевич, вспомните: на экземпляре доклада в штабе округа был гриф «Секретно»?
– Разумеется, был.
– А на копии, которая осталась в исходящих бумагах морского батальона?
– Тоже был. Я не пойму, Алексей Николаевич, куда вы клоните?
– Минуту. А на копии в инженерном управлении?
– Да тоже был. Это же закрытый документ, как иначе?
Сыщик повторил контрразведчику рассказ Фанариоти. Штабс-капитан был поражен:
– Батальонный адъютант изменил статус бумаги?
– Сославшись на инженерное управление округа.
– Устно, без официального уведомления?
– Да.
– Так не делается в армии.
– Я знаю, – ответил Лыков. – И это подозрительно. Ведь потом гриф на всех экземплярах доклада вновь появился. Значит, режим секретности был снят лишь на время. Затем или адъютанта поправили сверху, или он сам вернул надпись «Секретно».
– Когда дело было уже сделано и документ тайно скопирован… – завершил мысль питерца Продан.
– Вот именно. Вы общались с Пилипенко?
– Нет, Алексей Николаевич. Он сейчас в Петербурге, сдает экзамены в Академию Генерального штаба. С января готовился, зубрил, в батальоне не появлялся. Если он связан со шпионами… А мы его пустим в академию… Представляете?
– Пусть сначала сдаст, – язвительно парировал коллежский советник. – Я от генерала Таубе знаю, что это не всем удается.
Сыщик рассказал контрразведчику о карточных долгах Пилипенко, которые тот завел в тайном игорном доме Амбатьелло. И о том, что итальянец многих опутал таким образом, причем отдавал предпочтение штабным офицерам.
– Мы через сыскное начнем проверку ресторатора. Что за человек, и, главное, нет ли у него связей с германцами. Ежели таковые обнаружатся, то все понятно: он резидент или ближайший его помощник. Прощупать офицеров сложнее. Начнем, как с другими: долги, порочные наклонности, крупные денежные суммы в банках… Но про репутацию офицеров могут рассказать лишь другие офицеры. Как быть с этим?
– Рыжак догадался о нашем дознании, – напомнил Продан. – Он уже негласно помогает мне. Пусть соберет материал на батальонного адъютанта. А вы займитесь тем, что в ваших силах. Только быстро: времени у нас мало.
Сыщики расстались с Игорем Алексеевичем и отправились к себе. Лыков с утра переселил помощника в «Лондонскую». Сказал: так ты будешь на виду, а то распустился вконец, взятки вымогаешь. Оплачивал трехрублевый номер коллежский советник из своего кармана.
В гостинице, несмотря на поздний час, полицейских ждали. Фанариоти сидел в буфете и цедил пиво. Завидев номерантов, он демонстративно повернулся к ним спиной.
– Я сейчас, – метнулся к нему титулярный советник. – Только узнаю, что он тут делает.
Лыков сел за другой столик, заказал кружку венского. Разговор между греками затянулся. Отставной ефрейтор что-то настойчиво предлагал бывшему одесситу, тот сперва отказывался, но затем начал поддаваться. Опять у греков тайны, раздраженно подумал коллежский советник.
Наконец собеседники замолчали. Азвестопуло посидел немного и направился к шефу.
– Спиридон предлагает выгодное дело.
– Какое?
– Он даст наводку на контрабанду. Мы ее захватим и хорошо заработаем.
– Опять за старое?! – рассердился Лыков. – Одни деньги на уме. А кто будет шпионов ловить? И про Степана Балуцу тоже забыл? Тебя в Одессу начальство послало, чтобы ты тут карман набил?
– Алексей Николаевич, а что тут плохого? Я же набью карман законным способом. А то взятки брать нельзя, контрабанду ловить нельзя… Это же Одесса.
– Что насчет Балуцы?
– Все я помню. Ничего не забыл и не простил. Мы со Спиридоном выстраиваем доверительные отношения. В городе идет война между двумя группами контрабандистов. С одной стороны те, которые возят товары по ночам, морем. Это греки. С другой – продувные ребята, купившие таможенных чиновников. Они все евреи. Там и обороты больше, и рисков меньше.
– Ну и что? Ты хочешь влезть в свару и поддержать соплеменников? Ты, чиновник Департамента полиции, находящийся здесь в полузаконном отпуску?
– Навроде того.
– Вот Курлов удивится. Титулярный советник Азвестопуло почти что при смерти, вынужден лечиться и потому в столицу, на службу, пока прибыть не может. А контрабанду ловить, с большими премиальными, – может. Представляешь последствия? Шталмейстер – человек завистливый. Он все сразу поймет и разгневается.
Сергей взорвался:
– Черт с ним! До бога высоко, до царя далеко. Здесь я подчиняюсь вам. Если дадите разрешение, я рискну. А объясняться стану потом, с купюрами в кармане это делать приятнее. Курлов все равно будет есть меня поедом. Так хоть денег заработаю.