Лыков задумался. Финансовый вопрос был для Азвестопуло болезненным. Жалованье у титулярных советников копеечное, а с учетом столичных цен и вовсе недостаточное. Брать деньги у шефа Сергей не хотел, законных подработок у полицейского чиновника не случается. Да тут еще семья, жена беременная, нужно переезжать в квартиру побольше. И чего он, Лыков, мешает парню? Сам-то вон при капиталах.
– Что они хотят?
Бывший одессит жестом подозвал торговца халвой, а на самом деле шмуглера. Тот подошел и подобострастно произнес:
– Доброго вечера, ваше высокоблагородие!
– Называй меня Алексей Николаевич.
– Слушаюсь.
– Расскажи, что ты предлагаешь? И от чьего лица?
– Так что, Сергею Маноловичу не помешает законный приработок…
– Спиридон! Про благотворительность не ври. Грек греку завсегда поможет – в обмен на встречную услугу. Что от нас требуется и что вы за это хотите?
– Слушаюсь. Есть еврейчик, звать Абрам Немой. Купец второй гильдии.
– Немой? А чем он занимается?
– Ввозными и вывозными операциями. Туда гонит все, что купят. Во Францию – бочарные клепки, в Турцию – канительные изделия, в Румынию – живых раков и мишуру, а в Германию – кишки и сушеную кровь. Ну и ввозит разное.
– И в чем проблема?
– Немой через экспедитора Фишелеса, большого жулика, купил партию орлеанского пуха. Таможенную пошлину заплатил как за третий сорт, а на самом деле там высший.
– Пуха? – не понял командированный.
– В переводе с одесского это означает хлопок, – пояснил Азвестопуло.
– Ясно, валяй дальше.
Фанариоти продолжил:
– Пух хранится на складе Юго-Западной железной дороги. Через два-три дня его увезут в Москву, на мануфактуры. Еще можно успеть.
– Ты предлагаешь нагрянуть на склад, вспороть кипы и проверить сортность хлопка?
– Так точно. Мы этого сделать не можем. А вы из самого Департамента полиции, вам и карты в руки. Немому придется доплатить пошлины. Плюсом взыщут штраф в пятикратном размере. Да еще товар конфискуют и продадут с аукциона. И кроме того, денежное взыскание в размере двойной цены на товар. Открывателям набежит, ежели все суммы сложить, двенадцать-тринадцать тысяч. Для оценки пуха понадобится эксперт, его мы дадим.
– Ваш интерес в чем?
– Ребята получат арестантские отделения, три года с полтиной. Как собравшие для провоза шайку. Собаку Фишелеса тоже посадят на Арсенальную [72].
– И что? Хотите занять его место на таможне?
– Нет, Алексей Николаевич. Мы, греки, «скорпионов» кормить не хотим…
– «Скорпионы», напомню, это таможенные чиновники, – встрял Сергей.
– …Просто Абрам Мойшевич мне цену на кофе сбивает. Он ведь и его ввозит по заниженной пошлине.
– Так давай его с кофе поймаем, – предложил Лыков.
– Ха! Там цены другие. А с пухом он будет разорен, сядет в тюрьму и вообще сойдет со сцены. И другим жидам урок.
– А не боишься, что они тебе отомстят?
– Распря между нами тянется уже сто лет. Нет, не боюсь. Другие греки меня поддержат.
Коллежский советник подумал и сказал:
– Хорошо. Я даю санкцию своему помощнику на эту операцию.
– А вы сами? – встревожился Спиридон. – Вы-то полковник, а он лишь капитан…
– У Сергея Маноловича в кармане лежит такой же билет, что и у меня. Департамент полиции имеет все необходимые полномочия. Хватит вам и титулярного.
– Хм. Но тогда вы не получите премию.
– Отдайте ее всю Сергею Маноловичу. Мне же от вас, шмуглеров, нужно вот что. Найдите мне Степку Балуцу, если он прячется в катакомбах.
Контрабандист смутился:
– Фартового сдать? В Одессе это не приветствуется.
Лыков рассвирепел и так приложился кулаком о стол, что кружки повалились набок.
– А убивать стариков кувалдой приветствуется?
Подбежал официант, сменил скатерть. Когда питерец успокоился, то продолжил:
– Сдавать своих нигде не любят, но везде сдают. Ты же указал нам Немого.
– В Одессе сильна конкуренция, – возразил шмуглер. – Евреи тоже сдают нас полиции, это обычное дело.
– Спиридон, ты меня услышал. Или нет? Если нет, то хлопок поедет в Москву.
Грек задумался:
– Ой, нехорошо… А деваться некуда. Но… Тьфу!
Полицейские его не торопили. Наконец Фанариоти кивнул:
– Я пришлю к вам Раздуханчика.
– Кого-кого?
– Эфраима Нехелеса. Он все настроит как надо.
– Что за Нехелес? И почему раздуханчик? Что это значит?
– Раздуханчик по-одесски значит веселый человек. Нехелес изучил катакомбы лучше всех. Можно сказать, что это его ремесло.
– Не понял, – признался питерец. – Поясни.
– Ну Эфраим однажды догадался, что знание подземного города может приносить доход. Например, мы просим найти место для склада товара.
– Контрабандного?
– Конечно. Нужно, чтобы оно было укромное, но удобное для доставки и выгрузки. В катакомбах и зимой, и летом температура не выше четырнадцати градусов по Цельсию. Глубина прохода кое-где достигает сорока саженей. Есть места легкодоступные, а есть боковые коридоры, куда никто не зайдет. Ну и другие бывают заявки…
– Тело спрятать? – догадался Лыков.
– Это вопрос к Эфраиму. Но он год лазал по всем коридорам и нарисовал план. В голове нарисовал, понятное дело. И теперь приторговывает знаниями. Где искать вашего Балуцу, лучше него никто не скажет.
– Погоди, – тронул грека за рукав Азвестопуло. – Но ведь Нехелес еврей. А у вас с ними вражда.
– Ну и что? Евреи разные бывают. И порядочных много среди них. Нехелес порядочный.
– Хорошо, – согласился Алексей Николаевич. – Присылай своего чичерона…
– Кого?
– Знатока подземелья. И забирай Сергея Маноловича. Двух дней вам хватит?
– Обернемся.
Глава 11Почти схватили
Алексей Николаевич познакомился с порядочным евреем Нехелесом на следующий день. Тот пришел в номер к сыщику через черный ход.
Знаток подземелий оказался симпатичным и бледным молодым человеком с тонкими чертами лица и смешливыми черными глазами.
– Здравствуйте вам! – сказал он, протягивая питерцу руку как равному. – Спиридон Фанариоти велел явиться, и вот он я.
– Кофе или что другое желаете?
– Ничего не надо. Коридорный меня запомнит, а это ни к чему. Вы ведь хотите, чтобы я нашел вам под землей фартового человека. Так?
– Так.
– И зачем нам светиться в таком деле?
– Разумно, – согласился сыщик. – Значит, поговорим на сухую. Кто вы, чем занимались прежде, как додумались изучать подземелья?
Гость уселся подальше от окна и начал:
– Я состоял раньше в маккавеевцах, в пятом году…
– Простите, где?
– Ах, вы ведь не одессит. Была у нас такая беспартийная подпольная организация подростков «Маккавеи». Ну тогда имелась мода на всякие организации. Все кому не лень их создавали. Были и серьезные, например «Молодая воля». Ее учредили здешние эсеры, когда их Центральный комитет решил прекратить эксы. Наши с этим не согласились. Куда ж без грабежей? И продолжили налеты. Два года назад полиция их добила. Помимо младовольцев имелись анархисты-коммунисты, «Золотые маски» и прочие шайки помельче. «Маккавеи» быстро распались, и хорошо: иначе сидеть бы мне сейчас на каторге. Однако я немного развлекся. Когда ходишь по улицам, а за ремнем у тебя браунинг, чувствуешь себя, вы не поверите, крупной исторической фигурой, ха-ха!
– Так кто были эти «маккавеи»?
– Один из отрядов еврейской самообороны. Когда случился погром, никто особо не геройствовал. Так, постреляли в сторону союзников, да ни в кого не попали…
– Понятно. А когда горячка спала, что делали?
– Потом некоторое время я провел в свое удовольствие. Жил скандибобером, ходил по маклачеству: продавал на Толчке от жилетки рукава.
– То есть?
– Ну был люфтменш. Бурженник.
– Эфраим, мой переводчик с одесского на русский сейчас отсутствует. Вы могли бы изъясняться понятней?
– Попробую, – нехотя согласился чичерон. – Проще говоря, я был мелкий посредник. Торговал всем подряд, даже – вы не поверите – рубинами. Но в Одессе тогда укоренилась ненависть. Город никогда таким прежде не был, мы люди веселые, под южным солнцем всякий становится добрее. И вдруг революция, «Потемкин», бомбы, террор, погром на три дня… Что они сотворили с нашим прекрасным городом, трудно описать.
– Кто они?
– Политики, холера на их кишки! Я жил тогда у Ближних Мельниц, окнами на станцию Одесса-Товарная. Вы не поверите: три недели скоки ее штурмовали! Каждый день, как японцы Порт-Артур. А караульщики отстреливались. Пальба без умолку, убитые и раненые тут и там. Полиция, как могла, пыталась помочь шмирникам…
– Кому?
– Шмирникам, сторожам. Те оказались не из рыхлого теста и отстояли Товарную. А там грузов на миллионы рублей. Дела… Ну жизнь чуть-чуть наладилась, я воровал цукерок с завода Гепнера, и даже хватало фисташек на шантан. Но нас продали, и пришлось бежать в Филидоров хутор, на Романовку. А потом еще дальше, к Молдаванке, на Водяную балку. Тут-то я впервые и заинтересовался катакомбами.
На Молдаванке что ни дом, то мина вниз. Когда было порто-франко, вырыли ходы за ров, в таможенный полукруг. Но торговлю без пошлин отменили, а ходы остались. И постепенно их заняли, как говорят у нас в Одессе, люди с неопределенными занятиями. То есть бандиты и контрабандисты.
Я поселился около входа в подземелье и в первый раз зашел туда из любопытства. Затем мне понадобилось место, чтобы спрятать краденый цукерок. Потом товарищ попросил приискать хороший тупик в стороне от нахоженных троп. И я догадался: то ж золотая жила!
Есть слово информация, слышали? Вот она и стала моим товаром. Я начал изучать коридоры шаг за шагом. Брал фонарь, запас провизии и исчезал на несколько дней. Сейчас я их, наших катакомб, совсем не боюсь. А первое время было страшно. Там же население особое.
– Преступники?
– Не только, – сказал Раздуханчик. – В обоих Куяльниках, в Нерубайске и Усатове, это дома обывателей, просто у них есть еще подземный этаж. Там жилые помещения, кроме того, скотный двор с коровами, кладовка и сеновал. В Пересыпи многие залы и коридоры занимают казармы пил