ьщиков, они задают тон остальным. Еще бездомные селятся. Но в отдаленных рукавах другое дело, там чужих не любят.
– Скажите, правда, что имеются подземные кладбища? Вы их видели?
– Есть, и не одно. Я знаю шесть, и теперь растет седьмое.
– И схроны банд?
– Конечно. Настоящие квартиры, туда им даже девок водят. Добычу там хранят, оружие, отсыпаются. Когда наверху опасно, например их ищет полиция, скоки могут жить в укрытии неделями.
– И вы укажете где?
Эфраим улыбнулся:
– Вы меня проверяете, да?
– В каком смысле? – на всякий случай уточнил сыщик.
– Ну мойсер я или нет? Вам должны были сказать, что нет. Иначе меня давно бы зарезали. Скоки не боятся Эфраима Нехелеса, потому что знают: он в полицию не донесет. Ни за какие финажки. Что я вижу, что слышу – фараонам никогда не узнать.
– Но вы готовы выследить Степку Херсонского, разве нет? Или Фанариоти вас не предупредил?
Красивые глаза чичерона сверкнули:
– Балуца – не человек! Гореть ему огнем в аду всех религий.
– А чем же он хуже других скоков? – настаивал Лыков. – Я не пойму. Фартовые все одинаковы.
– Нет, не все! Люди так зарабатывают на жизнь. Типический фартовый человек не режет без серьезной причины. Даже если жертва сопротивляется, ее пытаются сначала запугать. Могут и пером разрисовать. Даже убить, когда мало времени и риск велик. Но это все же крайняя мера. И удовольствия тем, кто жизнь отбирает, это никакого не доставляет. Поверьте, мокрушники потом жалеют, что пришлось лить кровь. Они хоть и пропащие, но тоже люди.
Алексей Николаевич покачал головой:
– Вот уж тридцать лет, как я их ловлю. Всякого насмотрелся. Есть такие, как вы описываете. Соглашусь, их даже большинство. Но много и других, которым человека прикончить, как высморкаться. И с каждым годом прибывает и прибывает мрази.
– Не будем спорить, – примирительно сказал Эфраим. – Степка Херсонский по любому раскладу не человек. Раздробить старикам головы молотком… Его я сдам без угрызений совести. Правда, другие фартовые меня могут не понять. Поэтому я пришел тайно. И сижу подальше от окна.
– Значит, мы договорились? Сколько вы хотите за указание его убежища?
– Тысячу рублей. Из них двести пятьдесят вперед. Мне придется отложить другие дела, которые меня кормят.
– А времени сколько потребуется?
– За неделю обшарю все катакомбы. Если не найду Степку, значит, его там нет. Задаток оставлю себе за труды.
– Тысячу рублей за неделю? Банкиры столько не зарабатывают!
– Ну так к банкирам и обратитесь, – ухмыльнулся Раздуханчик. – Я в людях разбираюсь. Вы готовы отдать мне эти деньги. И отдадите. А про банкиров сказали просто так.
Лыков вручил чичерону задаток и сказал, доверительно перейдя на ты:
– Будь осторожен. Подручные Балуцы недавно зарезали на Среднем Фонтане человека, который выследил его для меня. Не хочу еще одной смерти.
День прошел в суете. Лыков проторчал в сыскном до полуночи. Черкасов был занят поисками денщика, которого подозревали в убийстве на Канатной улице. Тот сбежал из лагерей саперного батальона. Будто бы его видели в Тирасполе. Половина отделения уехала туда и вернулась ни с чем. Набоков нажимал на Кублицкого-Пиотуха, тот, в свою очередь, – на Андрея Яковлевича. Дознание не продвигалось, как и у Лыкова.
В скверном расположении духа коллежский советник отправился в гостиницу. Давно он не чувствовал себя таким беспомощным. Приехал месяц назад, еще в апреле.
Скоро май кончится, а толку нет. У Курлова вот-вот иссякнет терпение, он пришлет грозную телеграмму и вызовет сыщика в Петербург. Сергей еще пару недель прокантуется в Одессе, а потом тоже вернется в столицу. Там полно дел, их не бросишь. И Степка Херсонский вновь останется безнаказанным.
Ночью Лыкова разбудил стук в дверь.
– Ваше высокоблагородие! Это Палубинский. Проснитесь, вас срочно требует к себе господин полицмейстер!
Командированный быстро умылся и поехал с агентом на Преображенскую. По пути Палубинский проговорился:
– Такой скандал, такой скандал! Ваш помощник, Сергей Манолович, накрыл контрабанду. И где? На железнодорожном складе. Ее уже начали грузить в вагоны, как он ворвался с полицейским нарядом Михайловского участка. При них был специалист по хлопку, доверенный Глуховской мануфактуры.
– А в чем скандал? Поймали контрабанду – рядовое происшествие.
– Если бы просто так, а то ведь кому принадлежал товар. – Агент перешел на шепот, чтобы не услышал фурман: – Самому Абраму Мойшевичу Немому! Который дверь к Толмачеву ногой отворяет.
– Толмачев в отпуску, – напомнил питерец. – А Немой всего-навсего купец второй гильдии, таких пол-Одессы.
Палубинский лишь покачал головой:
– Если бы он захотел, давно стал бы первогильдейным. Абрам Мойшевич – главный человек у иерусалимских дворян, которые щиплют таможню. Других туда не пускают. Вот увидите, он этого так не оставит. Азвестопуле лучше уехать на время. На годик.
– Чего-чего? Да я твоему Абраму прогонные выпишу в Нерчинский край. Вместе с Толмачевым и теми, кто прикрывает таможенный грабеж.
Но тут они приехали в управление. Когда Лыков вошел в кабинет полицмейстера, то увидел там все руководство.
Исполняющий обязанности градоначальника действительный статский советник Набоков был смущен больше всех. Хоть и старался сохранять невозмутимость. Ротмистр Кублицкий-Пиотух криво улыбался и пил зельтерскую. Губернский секретарь Черкасов выглядел как сдувшийся шарик.
– Что случилось, господа? – бодро спросил питерец.
– Ваш помощник отличился, Алексей Николаевич, – пояснил Набоков. – Взял три вагона хлопка. По квитанции тот шел как пересортица из окрайки, то есть порченого волокна, да еще с орешками. А на поверку оказался высший сорт.
– Ну так что в том плохого? Разбудили меня зачем?
Врио градоначальника бросил взгляд на полицмейстера. Тот подхватил:
– Дело хорошее, спору нет. Сейчас доначислят пошлину, вашему Азвестопуло наградные дадут. Но у нас есть просьба.
– Слушаю вас, Александр Павлович.
– Нельзя ли как-то замять происшествие? Протокол уничтожить, и чтобы все помалкивали.
– С какой стати? Вам что, взятку пообещал господин Немой? Раз вы при всех такое мне предлагаете.
Ротмистр поморщился:
– На это есть причины. Упомянутый вами купец второй гильдии Немой является многолетним благотворителем. И не абы кому помогает, а немощным бывшим полицейским со вдовами. Сейчас его накажут. А получится, что накажут стариков. Справедливо ли будет?
Лыков уже принял решение. Ясно, что здешняя администрация не просто так хлопочет за жулика. Есть у них интерес, и от него не отмахнуться. С полицмейстером и сыскными им еще служить вместе, ловить Балуцу. Если сейчас отказать, можно собирать чемодан…
– Ваш помощник не потеряет в деньгах, – вновь заговорил Набоков. – Титулярному советнику Азвестопуло причитается… – он глянул в бумажку, – двенадцать тысяч семьсот три рубля наградных. Что, кстати, больше моего годового жалованья. Он их получит, правда, из других источников. Ему, надо полагать, все равно?
– Деньги не пахнут? – съязвил коллежский советник. – Вы это имели в виду, Михаил Александрович?
– Примерно. И вообще, Алексей Николаевич…
Врио градоначальника стал предельно серьезен:
– Думайте обо мне что хотите, но нам тут война греков с евреями не нужна. Только-только начали отходить от недавних событий… Вы с Азвестопуло уедете, а нам расхлебывать. Сделайте, пожалуйста, как мы просим. И все будут довольны.
– Хорошо, я дам Сергею Маноловичу указание. Пусть ваш благотворитель заплатит, раз уж попался…
– Он заплатит.
– И пусть наградные Сергею Маноловичу выдадут так, чтобы потом никто не придрался. Ведь этим занимается секретная часть Министерства финансов, у них своя бухгалтерия.
– Мы все проведем по закону.
– Договорились.
– Спасибо, Алексей Николаевич! – обрадовались градоначальник с полицмейстером. – Приятно служить с понимающим человеком. Доброй ночи! Сейчас вас отвезут обратно в гостиницу.
Лыков вышел и отметил про себя, что Черкасов за весь разговор не произнес ни слова. Помощник полицмейстера, начальник сыскного отделения – и не смеет раскрыть рта. Там, где большие деньги, сыщики сидят в передней…
Сергей появился только к вечеру. Вид у него был чрезвычайно довольный.
– Двенадцать штук… – промурлыкал он, словно сытый кот. – Если я вложу их в ценные бумаги, то сколько буду получать в год?
– Максимум пять процентов. А скорее даже четыре.
– Так мало? Это будет… четыреста восемьдесят рублей? Сорок за месяц?
– Да.
– А если вложить в ростовщические операции? Открою ссудную кассу, Машку посажу за прилавок?
– В два раза больше, если не нарушать закон и не драть лихвенные.
Азвестопуло прикинул в уме и заявил:
– Восемьдесят рублей в месяц тоже погоды не делают.
– Лихвенные проценты бывают разные. Достигают и десяти в месяц. Сто двадцать годовых! Тыща в месяц, совсем другое дело. Только их трудно взыскивать. В полицию и в суд не обратишься, придется нанимать бандитов.
– И наймем, – бодро заявил титулярный советник. – Стану я, как вы, богатым человеком. Начнется настоящая жизнь: путешествия, роскошь, дорогие рестораны…
– Ау! – осадил Сергея шеф. – Слушать уже готов?
– Эх, вот не дадите вы помечтать. Ну готов…
– Кстати, твой приятель Фанариоти останется тобой недоволен. Дело замнут, Немого на Арсенальную не посадят. Провалил ты задание.
– Нет, Спиридон доволен. Конкурента хорошо прижали, денег он заплатит немерено. Ведь мне достанется малая толика. Остальное возьмут государственные мужи: градоначальник, полицмейстер. Абрам Мойшевич поймет урок и прекратит все операции с кофе. Что и требовалось Спиридону.
– Ну тогда еще куда ни шло. Теперь слушай новости. Пока ты набивал мошну, я познакомился с подземным чичероном.
– Эфраимом Нехелесом?
– С ним. Веселый человек оказался, жизнерадостный – настоящий раздуханчик. Осторожен: пришел через черный ход. Захотел за голову Балуцы тысячу, взял задаток двести пятьдесят рублей и ушел. Сроку попросил неделю.