– А остальные листы схемы? – продолжал наседать Азвестопуло. – Они были скопированы?
– Челебидаки прояснил и этот вопрос, – ответил штабс-капитан. – По его словам, весь доклад он переписал лично. Но оригинал взял не в морском батальоне, а у себя в градоначальстве, куда его неосмотрительно отослали военные. Скопировал и стал полистно отсылать в Берлин. Чтобы запутать контрразведку, он решил делать это не через Одессу, а кружным путем, через Петербург. И одно из писем попало к специалистам подполковника Лаврова. Клочок бумаги, который перехватили в столице, стал ключевым во всем деле. После того как секретный доклад не прочитал только ленивый, узнать, откуда протечка, было уже невозможно. Десятки, если не сотни людей могли скопировать бумаги… И лишь пропавший лист, украденный Пилипенко и не возвращенный на место, указывал на изменника. Челебидаки выяснил это, когда поговорил с капитаном Фингергутом. Тот рассказал о находке в столице и о том, что разбираться с ней в Одессу прислали опытного сыщика. Резидент понял всю опасность и для себя, и для перспективного агента, почти проникшего в академию. Началась операция прикрытия, и на заклание отдали заранее подобранных людей, Двоеглазова с Амбатьелло. В результате мы с вами, господа, сидим здесь и пьем кофе в обществе красивой дамы.
– Но зачем отсылать схему по одному листу? Ведь так выше риск провала.
– Разрозненные листы с непонятными цифрами? Загадка для любой секретной службы. Поди разберись. Лишь сокращенное наименование спасательной станции имени Зеленого помогло нам понять, к чему относится перехваченный клочок. А когда все листы вместе, сразу ясно, что и откуда украдено.
Лыков обратился к агентессе:
– Но как быть с вами? Приехали в Одессу, и тут сразу же сгорела агентурная сеть. Подозрение первым делом падет на вас. А еще на Забабахина.
– Об этом подумали, – ответила Кузура. – В варшавской организации я считаюсь опытным маршрут-агентом. Поэтому пошла на первую встречу с одесским резидентом без письма. Спрятала его заблаговременно, так чтобы не нашли. Когда меня схватил этот мужлан, – Кузура кивнула на штабс-капитана, – я верещала на всю улицу. Впрочем, вы вчера сами слышали. Обыск ничего не дал, в том числе в гостинице, а я разыграла роль приезжей кокотки, которая прельстилась греческим профилем Анастасия Челебидаки. Ну понимаете: дамочка приехала на курорт в поисках приключений…
– Но ведь он вас выдал! Как выдал всех остальных.
Продан улыбнулся:
– Анастасий Анатольевич выдал не всех. А лишь тех, кто оказался скомпрометирован найденными у него бумагами. Например, он ни слова не сказал про Стоббе. Его начальника Онессейта назвал, а вице-консула – нет. Хотя мы точно знаем, что Стоббе выше по положению. И про гауптмана Пфаффеля, который разыгрывает из себя старшину Немецкого клуба, тоже умолчал. Про связника из Варшавы он тем более рассказывать нам ничего не станет. Но мы придумали вот что. Нам повезло. Человеком, которого резидент послал к Татьяне Владимировне договариваться о встрече, случайно оказался Гереке.
– Вот как? – обрадовался Лыков. – Агент Белокурый?
– Он самый. И мы решили для пользы дела им пожертвовать. Признать, что он наш освед. Именно Гереке и заложил – для германцев – связника из Варшавы. Вчера ваш приятель Черкасов заставил его переписать «шкурку» – агентурную записку. Ту, в которой он сообщил сыскному отделению о визите в гостиницу к приезжей даме. Начальник отделения убедил немца подписаться своей фамилией, а не псевдонимом. Будто бы для получения премии. Недалекий Гереке подписался, взял пятьдесят рублей и ушел довольный. А мы спустя какое-то время доведем эту бумажку до сведения Стоббе. Например, через немецкого агента Гудиму, бывшего надзирателя сыскного отделения. И предысторию расскажем: как обер-ефрейтора поймали с запрещенными лотерейными билетами и как завербовали. Стоббе теперь временно станет одесским резидентом. Ему докладывать в Берлин, как все случилось. Если сработаем аккуратно, то пройдет. Вина за провал ляжет на агентуру Челебидаки. Они тут нашумели с планами минирования, привлекли внимание контрразведки и Департамента полиции. Про ваше дознание, Алексей Николаевич, и так уже знает весь город… Кроме того, мы дадим Челебидаки послать из тюрьмы начальству покаянную записку. Как он недоглядел за Гереке и погорел на этом. Так что вы, господа, уедете в столицу, а я еще здесь посижу, замету следы.
– Есть и другие дела, – помолчав, добавил Продан. – Помните четыре листа секретного проекта операции в Дарданеллах, что мы обнаружили в шкафу Двоеглазова? Их подбросили, чтобы скомпрометировать капитана. Ведь кто-то же выкрал их из окружного штаба. Значит, у немцев есть там свои агенты. Челебидаки их тоже не выдаст. Придется самим выкорчевывать. Германская сеть в городе очень велика, нам почти не известна и хлопот доставит еще немало…
Продан перевел дух, отхлебнул чаю и продолжил:
– Конечно, Татьяну Владимировну будет ждать по возвращении в Варшаву жесточайшая проверка. И Забабахина тоже – это ведь он послал маршрут-агента в Одессу, а тот провалился. Однако если мы сделаем все правильно, они отоврутся. А еще скоро в «Одесском листке» выйдет маленькая заметка, всего в несколько строчек. Там промелькнет намек на ваше дознание. Не поленитесь прочесть.
– Но все же, Татьяна! Почему вы сейчас сидите с нами? – удивился коллежский советник. – И в открытую прошли по улице с Игорем Алексеевичем. Одесса кишит колонистами, все они работают на германский генштаб. Вас увидят вместе и донесут.
– Зря, что ли, я перекрашивалась все утро? – обиделась агентесса. – Никто меня не узнает. Но в одном вы, Алексей Николаевич, правы – пора расходиться. Рада была снова повидаться с вами. Это ваш помощник Азвестопуло? Милый молодой человек.
– Только не ешьте его, оставьте для службы!
– Так и быть. Сегодня меня тянет на военных. Игорь Алексеевич! Проводите даму в гостиницу.
Штабс-капитан вскочил, как гуттаперчевый. Когда они выходили, Лыков услышал:
– Какое у вас редкое имя! Никогда еще мне не встречался мужчина, которого бы звали Игорем. Это в честь кого?
Сыщики остались вдвоем, и Сергей воскликнул:
– Однако! Какие кадры имеются в Петербургской охранке. А почему вы от меня раньше скрывали такую красотку?
– Ты женился? Вот и радуйся. Дай Игорю Алексеевичу попытать счастья.
Последние дни до отъезда сыщики заканчивали дела. Азвестопуло заказал памятник из каррарского мрамора на могилу родителей и придирчиво согласовывал эскиз. Лыков захотел оплатить половину стоимости, и эти деньги Сергей от него принял.
Наконец настало время уезжать. Когда прибыли на вокзал, Лыков увидел в толпе Эфраима Нехелеса, в новой чесучовой паре и шляпе канотье. Тот тащил чемодан и весь светился довольством.
– Скандибобер, вы вернулись?
– О! Какая радость! Да, господин Лыков, я снова дома. Спасибо вам.
Алексей Николаевич представил еврея греку. Азвестопуло ехидно спросил:
– Раздуханчик, а чего это вы такой нарядный, как лондонский жених?
– Говорю же, домой возвращаюсь. В Одессу, лучший город на земле.
– Вот золотые слова, – чуть не прослезился титулярный советник.
А Нехелес склонился к нему и спросил шепотом:
– Это ведь ваших рук дело? Я никому не скажу.
– Что вы имеете в виду, Эфраим? – строго начал Лыков. – Мы, чины полиции…
– Да полно вам, Алексей Николаевич. Вы не поверите – вся Одесса знает, что Серега Сапер отомстил за родителей. Но даже бездушное начальство отпустило его с миром, потому как правда на его стороне.
И добавил с пафосом:
– Спасибо, что дали вернуться домой! Бегу, бегу в свои катакомбы…
Отъезжающие сели в купе курьерского поезда, и Алексей Николаевич развернул свежий номер «Одесского листка». В разделе местных новостей питерец прочитал обещанную заметку. Она действительно была короткой. Корреспондент, скрывшийся за инициалами В.Ж., сообщал, что полиция арестовала чиновника особых поручений градоначальства коллежского асессора Челебидаки. А затем передала его военным. Автор высказывал догадку, что чиновник замешан в шпионском скандале. Поскольку вскоре после его ареста в тюрьму попали и несколько проживающих в Одессе немцев. А консул Онессейт срочно выехал на родину. В.Ж. дал понять, что он в курсе тайны, но не может сообщить ее публике. Причиной провала Челебидаки была названа деятельность командированного из Петербурга известного сыщика Л., который дознавал некое «минное» дело. Заодно журналист прошелся по морякам, которые готовы оставить гавань Одессы без прикрытия, а война когда-нибудь да начнется… Сыщику Л. помогал офицер П., тоже командированный из столицы. Закончил заметку В.Ж. особенно пикантно. По его словам, когда коллежского асессора арестовывали в отдельном кабинете ресторана, он был не один, а в компании приезжей дамы. Доказать ее причастность к шпионажу не удалось. Даме предложено покинуть Одессу в двадцать четыре часа.
Прозвенел третий звонок, паровоз развел пары и дернул. Лязгнули буфера, замахали платками провожающие. Лыков приказал помощнику:
– Наливай!
Тот разлил по заранее припасенным стаканам коньяк. Алексей Николаевич посмотрел на горлышко бутылки – акцизной марки не было.
– Ты бросай эти свои одесские привычки. Как-никак на коронной службе.
– Так он без бандероли вдвое дешевле! – взвился титулярный советник. – А у меня…
– …лесных имений нет. Слышал твою песню сто раз, смени припев.
Азвестопуло пробурчал, глядя в окно на удаляющиеся строения Воронцовки:
– У самого в чемодане таких три штуки, а мне нельзя…
– А ты откуда знаешь? Залез в мои вещи?
– Фанариоти сказал. Вы ведь у него покупали? А еще на коронной службе да при лесных имениях!
– Давай поговорим о другом, – поспешил сменить тему коллежский советник. – Курлов спросит, почему мы так долго возились с рядовым негодяем. И правда, в истории с Балуцей нам похвалиться нечем. Как, впрочем, и в «минном» деле. И там и там застряли.