– А как он узнал про меня?
Черкасов еще более смутился:
– Я сказал. Для солидности.
Так питерцы присоединились к беседе. Тит Любченко оказался детиной лет тридцати, с неправдоподобно большими кулаками и мощными плечами амбала. Но глядел богатырь без робости, с достоинством. А золотые зубы сияли в два ряда, и в верхней челюсти, и в нижней; их хватило бы на два белых билета.
– Позвольте документик ваш полюбопытствовать, – начал атаман.
Алексей Николаевич раскрыл свое удостоверение.
– Ага, без обману, значит. Тогда так.
Любченко кликнул полового. Вбежал расторопный паренек, расставил по столу бутылки с пивом и исчез. Когда дверь за ним закрылась, Золотая Пасть заговорил:
– Степка Херсонский и вам враг, и мне. Вы, господин полковник, из-за него сюда приехали?
– Верно.
– А ваш товарищ, он грек по наружности. Не его ли папашу с мамашей Степка давеча сложил?
– Опять верно.
– Азвестопуло, значит. Бывший Серега Сапер.
– Перейдем к делу, – предложил грек. – Как нам найти эту тварь?
Золотая Пасть покачал головой:
– Больно просто вы хочете все устроить. Где прячется Степка, я не знаю. Но про то ведают ребята-ежики. Поймайте их и спросите.
– Пусть так. А где ловить тех галахов?
– На Среднефонтанской что ни дом, то притон. Степкина халястра меняет местожительство чуть не каждый день.
– Погоди, Тит, – вмешался Черкасов. – В той халястре двадцать байстрюков. Столько ни в один притон не влезет. Говори точнее.
– Ваша правда, Андрей Яковлевич. Они селятся кучно, занимают две-три хаты обособь, и чтобы собаки были обязательно. Степка хитрый, все ваши приемы знает.
– Цену, что ли, себе набиваешь? – сердито спросил Лыков. – Дело говори, иначе зачем ты нам сдался? Адреса, фамилии. Кто их блатер-каин, кто блатноги, кто барохи [16]. Где они в картишки режутся. Ты же был на Сахалинчике хозяин, значит, все обязан знать. Ну?
Атаман поморщился:
– А насчет меня вы подумали? Батька – и вдруг мойсер [17]. Сразу догадаются, кто навел. Другие батьки меня в падло батистовое переведут, из коневых-то людей. Враз на шабер наденут [18].
– Пошли отсюда, Андрей Яковлевич. – Лыков сделал вид, что хочет подняться. – Только время зря теряем. Удивляюсь, как такой бажбан держал целый Сахалинчик.
– Погодите, ваше высокоблагородие, – сразу взмолился скок. – Я наводку дам, но не на саму халястру, а на ихнего оружейника.
– То есть?
– Есть такой Вовка Иванов, служит машинистом при паровом отоплении в приюте имени графа Шувалова. Той машинист торгует револьверы. А маслины сам лепит.
– Патроны изготавливает? – оживился Черкасов. – И оружие продает? Вот шельмец. А где он его добывает?
– Да контрабандою. Причем торгует эти, «бульдоги», самое говыдло [19]. Мы их называем шестиосечками – как ни стрельнешь, все заедает.
– Зачем же такая дрянь скокам?
– Так то ребята-ежики, им свинорез [20] по душе. А шпайер так, для виду, чтобы на фраеров страх наводить. Вот и берут всякую полову. Маслины той машинист вообще самолично отливает. На глазок, копченая гобелка! То ли вылетит такая из дула, то ли нет, наперед никто не знает.
– Значит, ты предлагаешь нам взять этого мастера и расколоть, – констатировал Лыков. – Чтобы он указал на банду «ежиков», а ты как будто ни при чем. Правильно я тебя понял?
– Правильно, ваше высокоблагородие.
– А твой Иванов точно знает, где «ежики» прячутся? – недоверчиво спросил Азвестопуло. – Паровое отопление от банды далеко.
– Зуб даю на холодец! Он же свои пукалки им относит, чтобы на лавэ [21] поменять.
Больше ничего ценного Любченко не сообщил. Вместо этого он попытался разжалобить начальника сыскного отделения:
– Ваше благородие, как там мои хлопцы? Может, отпустите за недоказанностью? А то эти кугуты [22] совсем обнаглели. Вчера трем хорошим ребятишкам дюндель начистили, ни за что ни про что. И отбивную по ребрам. Силенок нет им ответить. А? На бранжу [23] хоть не ходи…
Черкасов отмахнулся:
– Погодь немного. Вишь, приехал господин Лыков. Он твоих обидчиков в бараний рог согнет. Считай, что с «ежиками» покончено. Опять станешь королем Сахалинчика и окрестных местностей.
Батька ушел первым. Сыщики выждали десять минут и тоже удалились. На улице Алексей Николаевич спросил губернского секретаря:
– Кто такой Вовка Иванов?
– Выясним. Сейчас адресный стол заряжу и с агентов всю подноготную затребую.
– Человек у вас оружием торгует, а вы про него не знаете?
– Так ведь четыреста тыщ народу в Одессе проживает, – начал оправдываться главный сыщик. – Даже больше. А нас в отделении двадцать семь душ, считая со мной.
К утру справки по Иванову были собраны. Лыков лично изучил «Дневник агентурных сведений, доставляемых секретными сотрудниками» и прилагаемый к нему «Листковый алфавит лиц, упоминаемых в дневнике». Машинист при паровом отоплении промелькнул там дважды. В прошлом году он засветился при покупке у греческого шкипера пяти контрабандных браунингов. Арестованный с таким пистолетом портовый сносчик указал на машиниста. Иванов почему-то отделался устным внушением… Вторично он появился в рапорте осведа [24] по кличке Дроля. Там прямо говорилось, что Иванов снабжает оружием скоков Сахалинчика и Романовки. И действительно сам изготавливает у себя на службе боевые патроны приемлемого качества. Пора брать молодца!
Машинист-оружейник проживал на Трусовой улице. Сыщики стали совещаться. Питерцы предлагали взять его в проследку, чтобы он вывел их на банду «ежиков». Одесситы возражали: вдруг машинист туда пойдет через неделю? В конце концов местные одержали верх. Вечером того же дня Иванов был арестован без лишнего шума и доставлен в сыскное отделение. При обыске у него нашли три «бульдога» и ведро револьверных патронов кустарного производства.
Согласно статей пятнадцатой и шестнадцатой Положения об усиленной охране, наказание за это полагалось небольшое. Или штраф в пятьдесят рублей, или двухмесячный арест при полиции. Напугать этим бывалого человека невозможно. И Лыков поступил иначе. Он допросил Иванова один на один, тот юлил и врал. Тогда коллежский советник доверительно сообщил арестованному:
– Мы ведь все знаем. Ты поставляешь оружие банде, приехавшей из Николаева. Ребята-ежики они себя называют. Так? А эти «ежики» мне сильно интересны. Дело в том, что они убили на днях отца и мать моего помощника, титулярного советника Азвестопуло. Слышал о преступлении на Щелаковской улице? Недалеко от тебя, должен был слышать.
– Не пойму, куда вы клоните, ваше высокоблагородие, – набычился машинист. – Револьверы я держал для самообороны.
– Три? Дурак, у тебя всего две руки.
– Один сломался, я его выбросить хотел, да не успел – вы явились. Разбудили среди ночи…
– Ты думаешь отделаться двухмесячным арестом? Ракло беспорточное! Еще не понял, во что вляпался? Твои «ежики» казнили родителей полицейского чиновника из Петербурга. С особой жестокостью.
– Я тут при чем?
Лыков прищурился, поглядел так, что машинист похолодел.
– Меня сюда прислал сам Столыпин. А ему приказ дал сам государь. Велено всех зверей, кто в этом участвовал, изловить и повесить. Это Степка Херсонский и твои приятели-покупатели. Я сейчас выйду на часок, а сюда придет Азвестопуло. Звать его Сергей Манолович. Он будет спрашивать про бандитов. Мой тебе совет: скажи ему все, что знаешь. Иначе сам понимать должен: человек матери-отца лишился. Не скажешь – живьем с тебя шкуру сдерет и солью присыпет. Столыпин ему все разрешил.
Арестованный побледнел. Лыков распахнул дверь, и вошел титулярный советник с суровым лицом.
– Ну что? – спросил он. – Есть результат? А то дайте я попробую.
Не дожидаясь ответа, грек достал из карманов веревку и клещи.
Лыков встал:
– Бей, да позазвонистей. А я пошел.
– Я скажу, я все скажу! – завизжал Иванов. – Не мучайте!
– Быстро! – приказал Азвестопуло, глядя на оружейника с лютой ненавистью. – Где квартируют «ежики»?
– Завтра будут в обжорке Стамоглу по Среднефонтанской дороге. Я им туда револьверы должен снести.
– В котором часу?
– В одиннадцать ночи.
– Степка Балуца будет там, с ними?
– Не могу знать, ваше благородие! Он когда есть, когда нет; осторожничает.
– А кто же тогда в его отсутствие будет у тебя товар принимать?
– Податаман у него имеется, Вовка Белбес [25]. Вот он завсегда бывает. Правая рука, при делах, лихой человек.
– А Лукьян Самсонов входит в банду «ежиков»?
– Не знаю такого, ей-богу, не знаю!
Полицейские начали готовить арест банды. Двадцать человек, с ножами и револьверами. Если кто-то вырвется из оцепления, их потом ищи-свищи. Степка Херсонский – двадцать первый, и сдаваться ему нет никакого резону.
Раньше к одесскому сыскному отделению были прикомандированы от общей полиции одиннадцать городовых. Это были крепкие дядьки, опытные и смелые. Год назад вступил в действие закон о сыскных отделениях, который Лыков готовил много лет. В некоторых местностях вышло так, что от закона последовал вред вместо пользы… Министерство финансов урезало оклады жалованья сыщиков до минимума. Те отделения, которые прежде на временных основаниях более-менее держались, из-за нового закона потеряли в деньгах. Так произошло, например, в Киеве и Либаве. Не миновали беды и Одессу. Всех городовых вернули в общую полицию, а вместо них приказали взять вольнонаемных агентов. Но идти на копеечное жалованье охотников нашлось мало. Люди постепенно появлялись, но штат до сих пор не был заполнен. И как тогда задерживать два десятка головорезов?