Как можно слушать, говорят они, идиота, единственным достоинством которого является юный возраст?
Как можно разобраться в программах, где всюду укрепление государства и гибкая налоговая система? И что под этим и за этим стоит?
Как можно бывшего премьера судить по его делам, если он всю жизнь занимался тайным шпионажем, а Пушкина только по словам?
Мы, говорят они, не понимаем, что творится с президентом. Мы за него голосовали, говорят они, и, кстати, не жалеем, потому что до сих пор все равно кроме него никого нет, хотя и на его месте его тоже часто не бывает.
Он единственный, кого можно понять, невзирая на дикцию. Но как можно так лечить все руководство страны, чтоб они становились такими одинаковыми к своим годам? Нет ли там в Кремле других лекарств?
Нынешняя жизнь, говорят они, не дает нам повода для размышлений. Никто не разбогател благодаря уму.
Дурость, хитрость, жестокость, быстрота, вероломство и презентации переходят в баллотирование. Комментаторы омерзели до невозможности. Даже если у него дома библиотека или конюшня, или то и другое в одном помещении. Как они будут жить после выборов? Кто будет пожимать эти грязные руки?
Все остальное искусство и даже литература с ее провайдерами, криэйтерами, пиарщиками и прочим отсутствием живых и здоровых напоминает больницу и вызывает сострадание, а не размышления.
То есть, говорят они, сегодня умных заменили сообразительные. Мы сегодня опять переживаем период, когда умные и начитанные пытаются это от всех скрывать, чтоб взяли на работу, наняли в гувернеры.
Любовь перешла в короткий слабооплачиваемый секс при встрече и просто не нуждается в поэтическом описании.
Конечно, они сегодня не нужны. Они это и сами знают, потому что умны. Сегодня, говорят они, для нас ничего нет, ну просто не над чем подумать. Обогреватели под зад или охладители под затылок. Соревнование только по сбору горизонтальных благ.
Я сам пишу малограмотно, чтоб было понятно. Вот я и обращаюсь ко всем! Обратите внимание на умных жителей нашей страны, борющейся за пропитание среди сверхдержав. Они тоже люди. Ну нельзя так с ними все-таки, это они нам придумали оружие, которое хоть и старое, но убивает и годится для национальной гордости. Это они нам придумали образование и литературу.
Всю старую жизнь их сажали и ссылали. Всю новую жизнь они не могут найти себе употребление. Лишние люди. Все, что поется и танцуется, не для них. Они, к сожалению, не могут смотреть даже разговоры со звездами, не говоря об их пении. Это пение они не могут видеть уже давно. А в этой беседе уже ведущий выглядит умнее, хотя это невозможно.
Они давно поняли, что борьба коммунистов и демократов – это борьба старых и молодых. Но есть же еще третьи. Это такая группа, что понимает все чуть раньше и не надеется на вопрос, как не надеется на ответ.
Когда говорят, что законы экономики у нас не работают, потому что такая ментальность… Почему же они работают в Японии, где уж такая ментальность?! И есть ли ментальная арифметика, или русская тригонометрия? И если законы экономики для разных народов разные, почему все-таки для большой группы народов они одинаковые?
А пока мы придумаем свои, останется ли кто-нибудь, для кого это все… и так далее.
Под загадочным словом «ментальность» скрыто все, что хотят скрыть. Ни один самолет не взлетит, если у него будет специальный ментальный мотор. В авиации разных стран есть что-то общее. На русском ментальном керосине летают все. Но держаться за ментальность, чтоб оставаться всю жизнь голодными и босыми, нам бы не хотелось, и там должны быть еще какие-то законы, чтоб не голодать на черноземе. Потому что есть еще Израиль с совершенно жуткой еврейской ментальностью. Однако там на камне и песке все растет, и настолько, что они своей безвкусной клубникой всю Америку запрудили. И сами жрут. И если есть у нас сегодня национальная идея – так это как раз пообедать для начала. Перед разработкой особых наших законов.
А что касается растений, то у нас люди живут по их законам: вырос, пошумел, скосили. А растения не выживают.
То, что умные сегодня не нужны нам, это факт. Хуже, если мы им не понадобимся.
Сколько мы тогда сумеем одалживать? Сколько пользоваться тем, что ими создано?!
Молодые, агрессивные, с проблеском и спецсигналом для прохода толпы насквозь, задохнутся среди себе подобных. Не будем позориться, оценим сегодняшнее телевизионное быдло и газетную бурду, и кроме стариков, которым уже никто не поможет, кроме их детей вспомним и еще об одних, нуждающихся в сострадании и государственной поддержке.
В конце концов это меньшинство и образовывает большинство и заслуживает того, чтобы знать, кто чего хочет от этой страны.
Погоня только за голосами или за головами тоже?! Целую и жму, ваш Жванецкий.
О нас
Наши люди стремятся в Стокгольм (Лондон и так далее) только для того, чтоб быть окруженными шведами.
Все остальное уже есть в Москве. Или почти есть.
Не для того выезжают, меняют жизнь, профессию, чтоб съесть что-нибудь, и не для того, чтоб жить под руководством шведского премьера…
Так что же нам делать?
Я бы сказал: меняться в шведскую сторону. Об этом не хочется говорить, потому что легко говорить.
Но хотя бы осознать.
Там мы как белые вороны, как черные зайцы, как желтые лошади.
Мы не похожи на всех.
Нас видно.
Мы агрессивны.
Мы раздражительны.
Мы куда-то спешим и не даем никому времени на размышления.
Мы грубо нетерпеливы.
Все молча ждут, пока передний разместится, мы пролезаем под локоть, за спину, мы в нетерпении подталкиваем впереди стоящего: он якобы медленно переступает.
Мы спешим в самолете, в поезде, в автобусе, хотя мы уже там.
Мы выходим компанией на стоянку такси и в нетерпении толкаем посторонних. Мы спешим.
Куда? На квартиру.
Зачем? Ну побыстрее приехать. Побыстрее собрать на стол.
Сесть всем вместе…
Но мы и так уже все вместе?!
Мы не можем расслабиться.
Мы не можем поверить в окружающее. Мы должны оттолкнуть такого же и пройти насквозь, полыхая синим огнем мигалки.
Мы все кагэбисты, мы все на задании.
Нас видно.
Нас слышно.
Мы все еще пахнем потом, хотя уже ничего не производим.
Нас легко узнать: мы меняемся от алкоголя в худшую сторону.
Хвастливы, агрессивны и неприлично крикливы. Наверное, мы не виноваты в этом.
Но кто же?
Ну, скажем, евреи.
Так наши евреи именно так и выглядят…
А английские евреи англичане и есть.
Кажется, что мы под одеждой плохо вымыты, что принимать каждый день душ мы не можем.
Нас раздражает чужая чистота.
Мы можем харкнуть на чистый тротуар.
Почему? Объяснить не можем.
Духовность и любовь к родине сюда не подходят.
И не о подражании, и не об унижении перед ними идет речь… А просто… А просто всюду плавают утки, бегают зайцы, именно зайцы, несъеденные.
Рыбу никто свирепо не вынимает из ее воды.
И везде мало людей.
Странный мир.
Свободно в автобусе.
Свободно в магазине.
Свободно в туалете.
Свободно в спортзале.
Свободно в бассейне.
Свободно в больнице.
Если туда не ворвется наш в нетерпении лечь, в нетерпении встать.
Мы страшно раздражаемся, когда чего-то там нет, как будто на родине мы это все имеем.
Не могу понять, почему мы чего-то хотим от всех и ничего не хотим от себя?
Мы, конечно, не изменимся, но хотя бы осознаем…
От нас ничего не хотят и живут ненамного богаче.
Это не они хотят жить среди нас.
Это мы хотим жить среди них.
Почему?
Неужели мы чувствуем, что они лучше?
Так я скажу: среди нас есть такие, как в Стокгольме.
Они живут в монастырях. Наши монахи – шведы и есть.
По своей мягкости, тихости и незлобливости.
Вот я, если бы не был евреем и юмористом, жил бы в монастыре.
Это место, где меня все устраивает.
Повесить крест на грудь, как наши поп-звезды, не могу. Ее сразу хочется прижать в углу, узнать национальность и долго выпытывать, как это произошло.
Что ж ты повесила крест и не меняешься?
Оденься хоть приличнее.
«В советское время было веселей», – заявил парнишка в «Старой квартире».
Коммунальная квартира невольно этому способствует.
Как было весело, я хорошо знаю.
Я и был тем юмористом.
Советское время и шведам нравилось.
Сидели мы за забором, веселились на кухне, пели в лесах, читали в метро.
На Солженицыне была обложка «Сеченов».
Конечно, было веселей, дружней, сплоченнее.
А во что мы превратились, мы узнали от других, когда открыли ворота.
Мы же спрашиваем у врача:
– Доктор, как я? Что со мной?
Диагноз ставят со стороны.
Никакой президент нас не изменит.
Он сам из нас.
Он сам неизвестно как прорвался.
У нас путь наверх не может быть честным – категорически.
Почему ты в молодые годы пошел в райком партии или в КГБ?
Ну чем ты объяснишь?
Мы же все отказывались?!
Мы врали, извивались, уползали, прятались в дыры, но не вербовались же ж! Же ж!..
Можно продать свой голос, талант, мастерство.
А если этого нет, вы продаете душу и удивляетесь, почему вас избирают, веря на слово.
Наш диагноз – мы пока нецивилизованны.
У нас очень низкий процент попадания в унитаз, в плевательницу, в урну.
Язык, которым мы говорим, груб.
Мы переводим с мата.
Мы хорошо понимаем и любим силу, от этого покоряемся диктатуре и криминалу. И в тюрьме и в жизни. Вот что мне кажется:
1. Нам надо перестать ненавидеть кого бы то ни было.
2. Перестать раздражаться.
3. Перестать смешить.
4. Перестать бояться.
5. Перестать прислушиваться, а просто слушать.
6. Перестать просить.
7. Перестать унижаться.
8. Улыбаться. Через силу. Фальшиво. Но обязательно улыбаться.