Люблю в Цфате узкие улочки, ступени, ведущие в неизвестность…
Люблю виды, неожиданно открывающиеся за углом. Люблю старинные двери…
Люблю мастерские художников и скульпторов, свое удивление их радостным творчеством.
Люблю старые синагоги…
Люблю, люблю, люблю… Ну как можно такое не любить?
А с некоторых пор люблю я Цфат еще больше. Почему? А о том и сказка.
Приехал я с друзьями недавно в Цфат. А как же! Быть в Израиле и не посетить Цфат мне и в голову не приходит. Приехали, оставили машину наверху, а сами в старый город спустились.
Ходили, ходили…
Короче, нога у меня заболела. А тут и уезжать надобно. А как с больной ногой вверх карабкаться? Короче, попросил:
— Вы сами за машиной сходите, а я тут посижу, подожду.
— Ладно! — друзья говорят.
А самый умный и присовокупляет:
— А ты, пока ходить станем, кинь бейсболку о землю да деньжат у туристов посшибай! Может, тогда Шагала наконец купишь.
Это он (назовем его, к примеру, Ян, тем более что его и вправду так зовут) намекает, как я себе офорт Шагала никак не куплю. Дело в том, что в Цфате, в одной из галерей, действительно продаются офорты Шагала. Но…
Первый раз, когда я захотел купить такой офорт, за него просили 400 долларов. Ну не было у меня такой суммы тогда! На следующий год сумма нашлась, но просили уже 600 долларов. И… жаба задавила. Потом 11 месяцев себя грыз:
— Надо было…
Я ж пижон. А кроме того, картины очень люблю. Живопись, графика… Кое-что уже очень славное есть. Можно людям показывать. Представляете, иду мимо своей стены, рассказываю:
— Это Коваленко, это Вера Новицкая, это Дульфан, это Шагал… — И почти без паузы: — Это Соколов, это Леся Гук…
А в этом году совсем было собрался офорт купить, да цена подскочила до 1500… Так я и остался без офорта. А они еще и издеваются.
«Ладно, — думаю, — разыграю я вас, ребятушки, уж не обессудьте!»
Надо сказать, что в одной из галерей Цфата наткнулись мы на каллиграфа, который красиво писал на иврите какие-то слова. И отдавал тебе. А ты наивно брал. А даритель тут же оказывался не дарителем, а продавцом. Пролетел я, короче, на десять шекелей. Зато с листиком формата А4 оказался. А он мне очень пригодился. Ибо написал я на листе: «Арабам и их пособникам сюда деньги кидать строго воспрещается!»
Ах да, наменял я еще в кофейне 20 шекелей на мелочь. Плюс из кармана выгреб. Короче, жменя мелочи получилась. Все. Готов я к розыгрышу. Жду, когда машина на верхнем повороте покажется.
Показалась…
Я бейсболку на землю, мелочь и парочку долларов в нее, сел рядом, пристроил плакат про арабов и пригорюнился. Кстати, на этом самом крылечке подле автобуса.
«Подъедут друзья, — думаю, — ох и удивятся моему заработку!»
Ага! Тот случай! Увидели меня, притормозили невдалеке, сидят, любуются. Ждут, что дальше будет. А тут и автобус с туристами подваливает. И, как назло, русскими. Выходят они из автобуса, а тут я — с кепочкой и табличкой. Не захотел народ русский быть ни арабами, ни даже пособниками. Кидают мне монетки да промеж собой общаются.
— Вот она, судьба эмигрантов! — один выдал.
— И не говори! — жена его вторит. И монетки по десять шекелей в кепочку мне кидает. Пришлось в роль входить.
— Спасибо, — говорю и краснею, краснею.
— Так тебе и надо, предатель родины! — раздался обличающий голос.
Я поднял глаза. Рядом стоял мужик явно чукотского происхождения. Знаете, из таких, которые во все влезают, обо всем имеют мнение, вычитанное из центральных газет, и очень уважающие себя родимого. В отличие от остальных, кстати.
А мужик продолжил:
— Наверняка инженером на родине был!
— Главным… — соврал я.
— Вот что значит бросать родную землю! — поднял палец чукча.
Я промолчал.
Друзья мои тем временем вышли из машины, слушали, наблюдали и ловили кайф.
— Откуда сам-то будешь? — спросил положительный мужчина в синих шортах и в сандалетах, надетых на красные носки.
— Из Кишинева, — ответил я, вспомнив родной город товарища из машины.
— Я там был в январе 79-го! — обрадовался мужчина и кинул мне в кепку монетку.
— Тунеядцев кормим! — оскорбился чукча. — Работать не хотят!
Я снова промолчал.
Подошли две женщины.
— Давай что-то дадим, — зашептала подруге одна.
— Всем давать — поломается кровать, — громко засмеялась вторая.
— Ну смотри. Немолодой уже мужчина, а вполне справный. И христарадничает. Значит, что-то не сложилось… Скажите, пожалуйста, а семья у вас есть?
— Нет… — поделился я горем.
Вторая дама смягчилась и стала глядеть на меня пристальней.
— А сколько вам лет? — вдруг спросила она.
Я глянул на девушек. Хотели они выглядеть на «за тридцать». Стало быть…
— Сорок восемь! — резко и только для них помолодел я.
— Молодой еще… — размечталась первая.
— В самый раз! — заявила о своих правах вторая. — Смотри, милостыню просит, а одет прилично. И чистенький.
Я поджал ноги, пряча башмаки «Дольче и Габбана», и чуть отодвинулся, дабы не долетел до них запах одеколона «Арамис».
— До скольки вы тут… — она явно подбирала слово, — работаете?
— До последнего автобуса, — поделился еще одним горем я. — Места-то тут платные…
— Капитализм! — влез в разговор чукча.
Дамы огорчились. Не судьба, но, посовещавшись, кинули в бейсболку двадцать шекелей.
А чукча не унимался.
— А почему это ты у арабов не берешь? — грозно спросил он.
— Не хочу…
Как он мне осточертел!
— Вы только посмотрите на этого типа, — заголосил он, — живет на палестинской земле, питается ее соками, а народ игнорирует!
Видно, он уже порядком надоел членам своей группы, ибо они начали отходить в сторону экскурсовода, призывно махавшего флажком. Но чукча не отходил. Чуть поодаль стояли мои друзья и тихо радовались.
А чукча не унимался:
— Родина дала тебе все, а ты ее бросил!
Пора…
— Да не бросал я ее! — шепотом сообщил я чукче. — Я тут родился!
— Как тут? — растерялся он.
— Молча, — оборвал я. — А ну тихо, идиот! Задание срываешь! Ты что, не хочешь невредимым домой вернуться?
— Хочу… — опешил он.
— Спецслужба «Моссада»! — представился я. — Охрана туристов.
Мужик открыл рот и стал соображать. Что-то в башке его не укладывалось…
Надо добавлять. Да и друзей пора привлечь.
— Лейтенант, — скомандовал я в шариковую ручку, которой писал свой плакат, — подать машину!
Через минуту роскошный «Форд» остановился передо мной.
— Товарищ майор, — доложил мой друг, — ваше приказание выполнено.
Чукча настолько растерялся, поразился, испугался, что на слово «товарищ» не отреагировал.
— Вы уезжаете? А как же мы?
— Всем постам удвоить бдительность! — скомандовал я шариковой ручке. И, подняв тяжко нагруженную бейсболку, сел в машину.
А офорт я все-таки не купил. Не хватило денег. Чуть-чуть…
Евгений Мучник
Не по Гоголю
Потерять свой нос я не боюсь —
я с ним постоянно остаюсь…
Приобщаясь к заповедям
Каких кретинов, заповедь любя,
пришлось любить как самого себя!..
Сокровище мадам Петуховой
Когда «Двенадцать стульев» перечитывал,
нашел заначку. Вот уж не рассчитывал!..
Хобби
Люблю в субботу или в воскресенье
лежать и слушать, как свистят мгновенья…
Не прелюбодействуй(Тост)
Даже в восемьдесят пять,
в девяносто и потом
вам желаю соблюдать
эту заповедь с трудом.
Из жизни юмориста
Непростые бывают порой времена:
вот опять пошутил — а в ответ тишина…
Юбилейное
Сегодня десять лет со дня
рожденья мысли у меня
прочесть творенье гения —
«Онегина Евгения».
О жизни
Жизнь, ты таишь немало бед, —
и все равно ты мне по нраву.
Ты — словно пачка сигарет
с предупреждением Минздрава…
Летит журавлиный строй —
красивых птиц вереница.
Я вслед помахал рукой.
В другой у меня синица…
Эпидемия гриппа
Вирусы в мою проникли кровь.
Веселятся. Крутят там любовь.
Скоро будет им не до эротики —
я уже купил антибиотики…
Тем, кому далеко за тридцать
Будет жизнь, как раньше, так и впредь,
всевозможных радостей источником.
Важно только сердцем не стареть,
печенью, желудком, позвоночником…
Римма
Недавно между мной и Риммой
вдруг искра вспыхнула незримо.
Я жду — быть может, между нами
из искры возгорится пламя?..
О женщинах
О, женщины!..
Из цикла «Здесь был Вася»
В стареньком шкафу у тети Аси
надпись: «Где я только не был! Вася».
Читая в «Гамлете» о смысле бытия,
засомневался Вася: «Был ли я?..»