Однако, в отличие от аналогичной ситуации с Сашей Франком, к Зингерталю никто не приходил, не оставлял залог, не обнадеживал и тем более не возвращал его единственный фрак. «Знающие» люди соглашались, что помочь куплетисту может только Миша. Они не говорили, кто такой этот Миша, потому что за всю историю Одессы только нескольких человек не называли по фамилии, но все и так знали, о ком идет речь: дюк – герцог Ришелье, Сашка – всемирно известный скрипач из «Гамбринуса», Сережа – легендарный велогонщик и авиатор Уточкин и Миша – «король» Молдаванки Винницкий, которого одесситы «держали за Япончика».
«Знающие» люди устроили встречу в одном из просторных дворов Молдаванки. В центре его стоял новенький зеленый пулемет «Максим», и на кухонном табурете восседал один из «мальчиков» Миши в лихо сдвинутой набок соломенной шляпе-канотье с черной репсовой лентой и в распахнутой студенческой тужурке, из-под которой синела-белела матросская тельняшка. А вокруг прыгали пацаны: «Дяденька Буся, жлоб, дайте хоть разик пострелять!» «Мальчик» лениво показывал им кулак с зажатыми в нем семечками и продолжал виртуозно забрасывать их в рот. Этим же кулаком он молча указал Зингерталю на дверь, за которой должна была состояться аудиенция.
Рассказ-жалоба ограбленного был сбивчив и более полон эмоций, нежели фактов, но Миша терпеливо выслушал пострадавшего и по окончании его сбивчивого рассказа презрительно процедил: «Ха-ла-мид-ни-ки». Надобно знать, что «халамидниками», в отличие от «людей», воры и налетчики презрительно именовали своих мелких «неорганизованных» коллег, стоявших на самой низкой ступени уголовной иерархической лестницы как по уровню профессионализма, так и по следованию морали и соблюдению неписаных законов криминального мира. И уже из уголовного жаргона этот специфичный, ныне начисто забытый термин перекочевал в одесский язык, на котором халамидниками называли непутевых, несерьезных, словом, зряшных личностей. «Халамидники, – повторил Миша, – голову отвинчу». И деловито поинтересовался, «когда господин артист имеет завтра быть дома». И даже несведущий в подобных делах Зингерталь понял, что, как говаривал Илья Арнольдович Ильф, сегодня здесь уже ничего не покажут, но дела его, кажется, не так плохи.
Действительно, на следующий же день куплетиста навестил человек, о котором ничего нельзя было сказать, кроме того, что он молодой, осведомился: «Или вы тот, кому следует фрак?» – и вручил его, простецки завернутый в газету «Одесская почта». Последнее наводило на мысль, что фрак никак не мог быть приобретен в магазине готового платья или конфексионе, где приказчики, несмотря на пошатнувшееся время, щегольски упаковывали покупку в пакет из хрустящей оберточной бумаги.
Но не успел еще опомниться новоявленный владелец фрака, как прибыл следующий посланец, за ним еще и еще. И каких только фраков они не приносили: изрядно залоснившийся, но тщательно отутюженный фрак официанта «Лондонской» гостиницы, старинного покроя онегинский фрак, еще недавно, по-видимому, пребывавший в костюмерной одесского Городского театра, респектабельный фрак присяжного поверенного. В конечном счете их оказалось ровно тринадцать, а могло быть четырнадцать, если бы, как говорят в Одессе, между ними наличествовал фрак самого Зингерталя, великолепно сшитый когда-то в мастерской на Дерибасовской угол Ришельевской…
Мне довелось слышать эту историю много лет назад, когда еще было живо немало из тех, о которых теперь имею честь, долг, удовольствие и счастье рассказать, потому что, как с грустью написала когда-то наша землячка Вера Инбер, «они жили, эти люди. Многие из них прошли и скрылись, как будто их ноги никогда не топтали легкие седые травы у дороги», и на Молдаванке музыка не играла.
Виктор Ополев
Иронические миниатюры
Все началось с котенка
Котенок очень гордился собой, но еще больше им гордилась мама-кошка. Правда, при этом обоих превосходил гордостью их хозяин – маленький мальчик, которым весьма гордились его мама, папа, две бабушки и дедушка. Дом, в котором они жили, был просто переполнен гордостью. Что касается города, где все это было, то он всегда считал себя гордостью страны. Страна, поскольку гордиться ей было особенно нечем, гордилась своей историей. Планета же, где располагалась эта страна, была по космическим масштабам весьма скромной. Причем скромной до такой степени, что даже гордилась этим…
О главном
– Сегодня с самого-самого утра – дождь, – сообщает она мне по телефону доверительным шепотом.
Смотрю в окно. И действительно, на улице осенний, непрекращающийся… Как трогательно, она не может мириться с моим невежеством, даже по части погоды. Но теперь пробел восполнен. Настроения ноль.
– Как это верно и как вовремя сказано, – отвечаю. – Только ты способна с таким вниманием относиться к природе и подмечать то самое важное, что в ней происходит. Сталкиваюсь с этим по многу раз в день и не перестаю удивляться. Это твое качество для меня всегда внове.
Ничто ее так не трогает, как возможность быть исключением.
– Ты сильно преувеличиваешь, – реагирует на это она, – но слышать от тебя такое все же приятно.
Это наша прелюдия к вопросу: «А ты меня любишь?»
Когда он прозвучит, я с готовностью отвечу:
– В самом начале дня, безусловно, да. Но сейчас уже близко к двенадцати, и мне трудно разобраться в своих чувствах. Много дел. Вчерашняя усталость, погода…
– Я подожду, – говорит она замирающим голосом. – Я буду ждать, сколько тебе потребуется!
Кладу трубку. Появляется несколько минут тишины, прежде чем телефонный звонок электрическим разрядом снова вопьется в изнемогающий мозг.
Крепкий орешек
Хотел пробудить в ней чувство, всего-то. Сидит печальная. Воздействовал взглядом – не получилось, анекдоты стал травить – не помогло, предложил выпить – не пьет, пригласил танцевать – не идет. Наконец, опрокинул в себя сам, разгорячился и пообещал жениться. Оживилась. Наутро вспомнил, пытался отказаться, забыть – ни в какую. Еле выбрался, на звонки не отвечал, затаился – стучит в дверь. Уехал в село, к родителям, – нашла. Записался на стройку, за рубеж, далеко – перед самым отъездом пропал паспорт.
Так вот, родные правоохранительные органы, что хотите делайте, но из вашего отделения я никуда не уйду. И пусть там, за входными дверями, она своей фатой мне не машет!..
Плюс
В пустой голове не бывает дурных мыслей.
Из выступления
В заключение я очень хотел бы добавить, но, к большому моему сожалению, налить совершенно нечего.
О быстротечности времени
Жена ушла. Какое счастье! Однако какое же счастье бывает долгим? Вон она уже идет с базара бодрой походкой.
О!
О женщинах – или хорошо, или еще лучше.
Объявление
Кредиты от бандитов. Полная гарантия возвратов.
В моем доме
Эх, рано встает сопрано!
Правильный ответ
– Зачем существуют деньги? – спросили мудреца.
– Чтобы их зарабатывать, – ответил тот и спрятал улыбку в бороде, чтобы никто не отобрал.
О литературе
Краткость – сестра бедности.
Удивительно
Единственный раз в жизни попробовал ткнуть пальцем в небо и попал с первой же попытки.
Оплошал
Думал вызвать у коллег восхищение, а они обошлись завистью.
Люди и книги
Хорошие у нас люди. И книги у нас хорошие. Да вот как-то не судьба быть им вместе.
Не всякому дано
У всякого дурака своя правда, а у многих умных и того нет.
О нем
Задумчивость его одолевала, как сон.
Из записок героя
Захотелось разрушить Карфаген. Сразу не удалось – потом расхотелось. Переходил Рубикон. Глубоко! Течение! Пришлось – сразу назад. Намочил понапрасну исподнее, с трудом обсох.
Думаю, не завязать ли с подвигами? Да вот незадача – больше ведь я ничего и не умею.
Рекомендация
Если вам очень плохо, расскажите об этом своим коллегам – пусть порадуются.
Плюс
Кто ищет правду, тот без работы не останется.
Учтите!
Если от любви одни неприятности, значит, она настоящая.
Он
Взял себя в руки – не побрезговал.
Совет
Давая кому-то совет, помни: тебе могут ответить тем же.
Знаете ли вы, что…
…для того, чтобы Росинант стал Буцефалом, достаточно всего лишь сменить седока?
Врачи рекомендуют
Если вы очень сильно хотите чего-то, не надо терпеть – хотите дальше. И со временем вы сможете хотеть еще большего.
Пропажа
Совести нет, прямо с утра. Проснулся Кобякин, чувствует, чего-то не хватает. Пропала?! Совсем? Стал смотреть: кошелек на месте, часы, мобилка, ключи, кое-что другое по мелочам… Костюм на стуле, галстук, башмаки под ним, носки там же… стоят. А совести нет! А ведь помнится, точно была. Не очень большая, но все же.
Вот досада: тяжелые времена настанут, продать будет уже нечего.
Признание
Если у нас посадить всех, кто ворует, стоять будет некому.
Наблюдение
Если вы не гонитесь за успехом, то и он от вас не убегает.
Довод
Свадьба не моя, чего я на нее пойду?
Сводки с фронта
На личном фронте без перемен.
Полезный совет
Хотите, чтобы комары не беспокоили вас ночью, – накормите их вечером.
По себе знаю!
Глупость нуждается в похвалах – в их присутствии она расцветает.
Закон длинных коридоров
Кто стесняется брать, с тем намаешься.
Обида юбиляра
Сколько людей его поздравляли с семидесятипятилетием, и хоть бы один посочувствовал!
Приятно
Я, конечно, не Пушкин, но тоже по уши в долгах.
Опасение