Туда, кроме родичей, приехал и выкуренный пожаром ученик-китаец. Пока Сантана гоняла огонь из одного конца города в другой, моя жена и этот парень стали играть Шопена в четыре руки. И наш дом, плывущий по волнам сизого дыма, превратился в странный гибрид «Титаника» с «Варягом».
Музыка требовала ответных акций. Я вспомнил, как во время предыдущего большого пожара русская парикмахерша Вероника, дом которой уже дымился, залезла на крышу с двумя шлангами. Одним она поливала дом, другим – помощников шерифа, которые пытались насильно эвакуировать ее. В конце концов и стихии, и шерифской рати пришлось отступить. А уже через пару часов Вероника делала укладку первой, еще чумазой, клиентке. Пожар пожаром, а дело – делом.
Я схватил шланг и стал неистово поливать водой дом. С таким трудом купленный после пяти переездов и бешеных долгов. Поливал террасу, увитую старым виноградом – совсем как на Двенадцатой Станции Большого Фонтана. Тоненькие деревца, которые мы, гордые своим (наконец-то!) домовладельчеством, торопливо воткнули в сухую почву, на шесть пятых состоящую из щебня и битых черепков. Вскоре юная красотка джакаранда пылко зацвела чудными сиреневыми цветами, а потом решила, что с нее хватит. Зато инжир наконец-то разродился двумя плодами, да и коренастый трудяга-лимон тоже честно выполнял свой кислый долг. Только гранатовое деревце, которое я уж так удобрял, так поливал самой лучшей, самой мокрой водой…
Кстати, от обилия влаги под ногами уже хлюпало. Вроде бы даже рыба забила хвостом? Или это у меня от жары мозги плавятся? Эх, уцелеть бы, вырыть во дворе пруд, напустить туда мальков… Или сразу камбалу. Утром бросил в воду, вечером выудил, утром снова бросил… Американцы, кстати, так и ловят: если рыба меньше, чем положено, – бултых ее назад в океан! А что ж ей там «бедной» делать, надышавшись воздуха?
Телефон! Объявился племянник. Пока его родители, еле живые от усталости и Шопена, гадали, где же их сынок, он, не сказав им ни слова, вместе с друзьями прошмыгнул сквозь полицейские кордоны. Они погасили огонь, который подбирался к их дому, проехались по соседям. Пожарных не хватало – загорелись сразу десятки домов. В одном из них друзья встретили полицейского. Он сперва принял их за мародеров, но потом все понял и присоединился к этой импровизированной пожарной команде. Ребята работали до самого утра. А потом огонь здесь погас, им это надоело, и они поехали на океан: серфинг! В девятнадцать лет и море огня по колено.
… Соседи напротив тоже стали поливать свою крышу. Симпатичная пара, он американец, она филиппинка. С этими соседями мы часто пересекаемся на углу под вечер. Они бодро бегут в гору, а я, наскоро упаковав в себя ужин, делаю вялый марш-бросок к почтовому ящику. Конечно, их медленная трусца – это почти то же, что моя быстрая ходьба. Правда, последние недели две… или два месяца?… Ну все как-то не получалось ходить… Но как только пожар кончится…
Опять звонят. Как много у нас оказалось друзей по всему миру! Как здорово, что наконец-то выдалось время поговорить по душам. Да, горит. Нет, не сгорели. Да, застраховано. Нет, это Ринна играет. Говорят, «Полет шмеля» очень помогает при пожаре. Нет, это я так шучу. Я всегда шучу, а теперь – особенно. Приезжайте, конечно. У нас всегда тепло. Особенно сейчас. Да, все упаковали. Спасибо. К черту. Уф…
Как мало вещей нужно для жизни: старые фото, картины, еще хранящие на обороте сизый казенный штамп «К вывозу разрешается». Компьютер. Книги – самые-самые. Носков – масса. Зачем? A, в носках упакованы рюмки… Шубу, привезенную из Москвы, вскормившую уже не одно поколение моли, ни разу не надеванную – к черту! Черновики – на фиг! Не будет у тебя дома-музея, слышишь? Может, никакого дома не будет!
… Просыпаюсь в горячем поту. Всюду дым и пепел. Горим?! Даже фрукт на ветке обуглился… Стоп, это же гранат! Большущий, темно-красный. Дозрел!
– А ты боялся, – кивает гранат.
От радости я решаю наверстать сразу все упущенное в жизни. Начнем со здоровья. Выскакиваю на улицу. Навстречу трусцой бежит соседская пара. Рты их прикрыты масками, чтобы не наглотаться дыма. Они машут мне на бегу. «Буэнос утрос!» – радостно ору я им сквозь пепел. Сверху кто-то басит голосом Шварценеггера: «Здоровеньки булы, сэр!» Жизнь опять прекрасна.
Потом, когда вдруг открылось, что у Терминатора есть внебрачный сын от домработницы, Терминаторша тут же ушла от мужа. А мировая пресса размазывала его по стенкам. Мне стало даже жалко Арнольда. Семья – да, оно конечно. Но не прилети он тогда в Сан-Диего, не нагони страха на местное начальство и восхищения – на население, может, пожар длился бы и по сю пору. Тьфу-тьфу – постучу по дереву. Наш старый домишко содрогается всем телом и испуганно жмурит жалюзи. Мудрые козы опять хрустят травой на огнеопасных склонах. В магазинах снова тают аварийные наборы на случай очередной катастрофы. Еще раз тьфу-тьфу! Кстати, надо бы пополнить наш НЗ: на нервной почве я уже съел из прежнего весь шоколад.
…Заливаю последний тлевший кустик, облегченно вздыхаю.
И тут же вздыхаю озабоченно. Господи, какой же теперь нам придет счет за воду!
Евгений Деменок
В аэропорту
– Да, у меня перевес. Причем пустячный – каких-то восемь килограммов. Что? Двадцать пять долларов за килограмм? Да вы с ума сошли! Я уверен, что самолет будет полупустым – когда я к вам летел, в салоне было меньше половины пассажиров. Как «не имеет значения»? И что, если я буду в салоне один с перевесом в восемь килограммов, вы с меня все равно двести долларов сдерете? Такие правила? Грабеж это, а не правила. Никакой логики! Вот вам простой пример. На рейс приходят двое: мужчина весом в сто килограммов с чемоданом, весящим десять, и девушка весом в сорок пять килограммов с чемоданом весом в двадцать пять. По вашей логике, вы должны взять с нее за перевес, хотя перевес на самом деле у мужчины. Вы говорите, что взвешивать пассажиров некорректно? Это унижает права человека? Дискриминация по весовому признаку? Да что вы! Ну ладно, меня взвешивать не надо, я сам уже взвесился. Когда я вылетал к вам, весил восемьдесят килограммов. А сейчас – позвольте-ка все же встать на весы – вот видите, семьдесят. Так что это вы мне за два килограмма доплатить должны!..
Трудно быть…
Трудно быть целью – ее все время преследуют.
Трудно быть рекордом – его все время бьют.
Трудно быть ориентацией – ее все время меняют.
Трудно быть достоинством – его все время унижают.
Трудно быть честью – ее то отдают, то теряют.
Трудно быть чувством – его все время испытывают.
Трудно быть надеждой – ей не дают умереть.
Трудно быть Богом… Так сказали Стругацкие.
Гиннесс отдыхает
Димитрий Зонтиков. Его роман со стюардессой «Житомирских авиалиний» Снежаной длился всего две секунды – до того момента, как она опрокинула на его брюки стакан с горячим чаем.
Новость дня
Солнечный зайчик съел солнечную морковку.
Цель
Достичь пределов совершенства и затем радостно деградировать.
Мысль
Если есть право на ошибку, должна быть и обязанность ее совершить.
Вопросы
Кого Господь любит больше – директора или уборщицу? Банкира или учителя? Может ли попасть в рай водитель мусороуборочной машины?
Сколько борозд должен испортить молодой конь, прежде чем получит привилегию называться старым?
Может ли писатель заниматься приписками?
Чем лучше всего питать иллюзии?
Из записных…
Хорошо там, где нас нет. Интересно, насколько быстро становится хуже там, где мы появляемся?
Мы в ответе за тех, кого рассмешили.
А ты позаботился о здоровье своих амбиций?
Он долго и красиво ухаживал за ней. Она отвечала ему взаимностью. Его элегантная, холеная борода.
Море волнуется раз, море волнуется два… Выяснилось, что море напрасно волновалось.
Бог все дал людям бесплатно, а они придумали продавать это друг другу за деньги.
Известный меценат ищет спонсора.
Мозги и кепку носил набекрень.
Над ним неумолимо сгущались брови.
Она ежедневно молилась на ночь, но так и не стала Дездемоной.
В графе «Род занятий» всегда указывал: «Мужской».
Вот смотрите: я не полковник, но мне тоже никто не пишет.
Верить людям можно. Доверять нельзя.
Почесал пятку и понял – не моя. Рука не моя.
«Оборотись-ка, сынку!» – сказал отец. И сын стал оборотнем.
Всласть имущие.
Хлопоты по созданию своего монастыря многократно превышают неудобства от пользования чужим уставом.
Плоские шутки хороши тем, что их всегда можно скатать в рулончик.
Наконец определен город, в котором комфортнее всего живется украинцам. Им оказался Лондон, с небольшим отрывом опередивший Вену.
Ну и что остается после выдавливания по капле из себя раба? Лужа рабства?
Минеральная вода «Эвиан». С нашей водой вы точно не выплеснете ребенка!
Одна старуха – одна проруха, две старухи – две прорухи. Учим математику с Достоевским.
Имеющий глаза да протрет их.
Чтобы хорошо жить при Совке, нужно было быть шустрым веником.
Уж зима на дворе, а цыплят все считают.
Леонид Барац, Рростислав Хаит (Одесситы – авторы московского театра «Квартет И»)[6]
Биографии звезд мировой эстрады, воссозданные исследователями из театра «Квартет И»
Из цикла «Кругом наши»
Тото Кутуньо
В печать просочились сенсационные сведения, проливающие свет на загадку происхождения звезды итальянской эстрады – певца и композитора Тото Кутуньо. Оказывается, знаменитый итальянский певец Тото Кутуньо родился в Грузии в маленькой деревушке под Ланчхути. Его отец Реваз Кутуния пас в горах коз, по полгода не спускаясь вниз и питаясь только козьим сыром, а маленький Тотули помогал отцу. Однажды лошадь, на которой Реваз объезжал стада, ожеребилась. Лошадку назвали Кантария в честь двоюродного брата Реваза из Кутаиси.