Шарф на голове отсекает часть взглядов, но ты все еще женщина. Ты жалеешь, что у тебя нет с собой зонта, – кажется, дождь собирается, и, кроме того, под зонтом можно было бы спрятаться. Ты решаешь идти дальше. Уже почти четыре часа дня, а посольство, скорее всего, работает до пяти. Тебе некогда ждать принца. Ты сверяешься с картой: самым быстрым было бы пройти через площадь, но сейчас она закрыта по случаю приезда принца, поэтому ты делаешь крюк вокруг большого квартала.
Вид вокруг самый плачевный: скамейки либо стоят без сидений, либо валяются на земле перевернутыми, тротуары в колдобинах. Травы нет почти, цветов – совсем. По улицам, где ты идешь, шатаются либо бездомные, либо алкаши. Они явно не в курсе, что поблизости сотни людей собрались поглазеть на принца, или им просто плевать.
Когда ты уже почти обошла квартал, начинается дождь – сначала заморосило, а потом полило как из ведра. Ты ныряешь под навес магазина. Двое мужчин в кожаных куртках улепетывают от дождя под тот же навес. Они закуривают сигареты. Принц еще не приехал. Людей становится все больше, и охранники начинают запрещать пешеходам переходить улицу.
Вдоль улиц, по которым проедет кортеж принца, установлены заграждения. Люди сгрудились у светло-серых металлических решеток. Когда дождь прекращается, так же внезапно, как и начался, ты пытаешься продолжить свой путь в посольство, но все улицы перекрыты.
Ты переходишь одну из улиц и поворачиваешь направо, тут же натыкаясь на ограждение, вынуждающее тебя отступить и пойти другим путем. К тебе липнут людские взгляды, отмечающие инаковость твоей кожи и тела. Даже пожилая бабуля за руку с маленьким мальчиком пристально смотрит на тебя, словно говоря: «Тебе здесь не место».
Ты протискиваешься между двумя решетками, и полицейский свистит в свисток. Поднимаешь руку в знак извинения и идешь дальше. Тебе нельзя останавливаться.
Наконец ты у посольства. На часах без двадцати пять. Ты еще вся мокрая после дождя. Нужно было взять зонт. Твоя подруга-психотерапевт однажды сказала, что неспособность одеваться по погоде является верным признаком психической неуравновешенности. Ты решаешь подождать пару минут снаружи под козырьком, чтобы хоть немного обсохнуть.
Ты входишь в посольство, и ты еще никогда так не радовалась виду американского флага. Проходишь через металлоискатель и получаешь номерок. Садишься на складной стул и ждешь в окружении семей с детьми и парочек. Ты – единственный человек, который сидит здесь сам по себе. Комната маленькая, но представительная, украшенная флагами и портретами. Ты упираешься взглядом в висящий на стене портрет Обамы. Он смотрит на тебя с заботой. Или с легким разочарованием?
Называют твой номер, и ты подходишь к окну номер три. Тебя приветствует американка за сорок с седой прядью а-ля Зонтаг в темных волосах.
– Чем могу помочь?
Из-за своей пряди а-ля Зонтаг, пряди Сьюзен Зонтаг, женщина за стеклом кажется тебе очень важной и, возможно, умнее, чем она есть на самом деле.
– Я – гражданка Соединенных Штатов. Живу во Флориде. В основном. Когда я регистрировалась в отеле, какой-то тип с аккредитационной картой на шее украл мой паспорт, компьютер и все остальное. В «Золотом тюльпане».
– У него была аккредитационная карта?
– Да, но это было просто для отвода глаз.
– Вы были в полиции?
– Да. Там мне дали другой рюкзак вместо моего. То есть они думали, что возвращают мне мой рюкзак. Или не думали. Все равно, мне вернули другой черный рюкзак. И теперь у меня чужой рюкзак и паспорт.
– Зачем полиции было давать вам чужой рюкзак?
– Не знаю. Может быть, они были в сговоре.
– В сговоре с кем?
– С отелем.
– Вы говорите, что полиция Касабланки и «Золотой тюльпан» вступили в сговор, чтобы украсть ваш рюкзак?
В ее устах это звучит бредом сумасшедшего.
– Да, – внезапно ты уже вообще ни в чем не уверена.
– Можно мне ваше удостоверение личности?
– В этом все и дело: у меня нет никакого удостоверения личности. У меня есть только чужой рюкзак с паспортом, который я оставила в сейфе отеля.
– Но откуда у вас чужой рюкзак с паспортом?
– Потому что мне их дали в полиции.
– Покажите мне полицейский отчет. Там должна быть указана ваша фамилия.
– У меня нет полицейского отчета.
– У вас нет полицейского отчета? – она не верит своим ушам.
– Мне дали документ. С красной печатью начальника полиции.
– Он при вас?
Ты лезешь в карман юбки, достаешь лист бумаги и разворачиваешь его.
На листе ничего нет.
Ты переворачиваешь его.
На другой стороне тоже ничего нет.
Ты чувствуешь, как уши у тебя напрягаются, увеличиваясь в размере, словно слух поможет тебе обнаружить документ.
– Кажется, я его оставила. Я оставила документ в отеле, – медленно, чтобы успокоиться, произносишь ты.
– И на нем была ваша фамилия?
– Да, – лжешь ты, потому что не можешь поверить, что оказалась в ситуации, когда у тебя нет ничего, на чем была бы указана твоя фамилия.
– Вы можете взять этот документ и принести сюда? – Женщина говорит с тобой, как с ребенком. «Сьюзен Зонтаг» говорит с тобой, как с ребенком.
– Да. Я возьму документ, который мне дали в полиции, и принесу сюда.
– Приносите завтра. А пока вы не против сообщить мне, чей паспорт и рюкзак вам дали? Полагаю, их владелец – американец?
– Да, американка.
– И ее зовут?..
Ты в панике. Если ты назовешь ей имя Сабины Алис, то останешься ни с чем.
У тебя нет выбора, кроме как солгать:
– Я не помню. Мне нужно вернуться в отель и уточнить.
Женщина смотрит на тебя с недоверием, в первый раз с начала разговора внимательно изучая твое лицо. Ты представляешь, как она описывает тебя кому-нибудь, может быть, полицейским, послу, государственному секретарю, президенту. Тот будет так тобою разочарован.
– Вы говорите, что остановились в «Золотом тюльпане»?
– Да, – лжешь ты. – В «Золотом тюльпане». Пока все не решится, я буду там.
Женщина что-то записывает на лежащем перед ней листе бумаги, которого ты не видишь. Ты представляешь, что это – список подозрительных лиц, разочаровавших ее лично и президента.
– Когда вы вернетесь? В какое время завтра вас ждать?
– Как можно раньше. – Ты знаешь, что тебе надо быть сговорчивой. Она в чем-то тебя подозревает, и тебе надо быть сговорчивой.
– В девять утра.
– Отлично.
– Я запишу ваше имя, чтобы точно назначить вас на это время. Как, вы говорите, вас зовут?
Женщина говорит это настолько небрежно, что ты точно понимаешь, что она тебя подозревает и пытается загнать в ловушку. Ты называешь имя продавщицы, которая помогала тебе в магазине багажа во Флориде. Ты заметила ее имя на чеке.
– Меган Уиллис. – Это единственное имя, которое приходит тебе на ум. Это Меган Уиллис посоветовала тебе купить простой черный рюкзак, и это – по размышлении – было первой настоящей ошибкой. С Меган Уиллис все и началось.
Ты, как ни в чем не бывало, выходишь за дверь посольства, но, выйдя, тут же ускоряешь шаг. Черт. Когда ты вернешься, тебе придется объяснять еще и эту новую ложь. У тебя нет денег ни на такси, ни на автобус, и ты вынуждена снова идти пешком. Ты петляешь по улочкам и проходишь через маленькую площадь, где несколько полицейских в черных жилетах окружили две группы людей. В центре одной группы – женщина, в центре другой – мужчина. Женщина плачет и указывает на мужчину, и, хотя ты не понимаешь ни слова, тебе ясно, что тот совершил что-то противоправное. Она размахивает руками, показывая полицейским, как он лапал ее за задницу. Двое полицейских слушают женщину, а еще один держит мужчину за руку. Ты смотришь на все это, и, словно осознав, что ты – тоже женщина, идешь дальше.
Продолжая свой путь к отелю, ты размышляешь о том, как тебе повезло, что Сабина Алис не заблокировала свои кредитки. А потом ты спрашиваешь себя, почему женщина, которая носит в бумажнике страховку «ААА», шопится в «Джей-Кру» и производит впечатление довольно организованного человека, не заблокировала кредитки, обнаружив пропажу рюкзака с бумажником и паспортом. Ты получила рюкзак утром, значит, у нее его нет как минимум с утра. Свои кредитки ты заблокировала в течение часа. Ты прикидываешь, что могло бы помешать ей позвонить Вирпулу с Кристи, как это сделала ты. Может быть, Сабина находится там, откуда нельзя позвонить. Ее похитили. Ты представляешь ее с завязанными глазами. Может быть, она мертва. А что, если в посольстве знают, что она мертва? Что, если посольство найдет тебя вместе с ее рюкзаком? Подумают ли там, что это сделала ты? Разве они не подумают, что ты как минимум украла ее вещи?
Нет. Нет. Это все бред. Она не умерла. А у тебя есть документ, который доказывает, что ее вещи тебе дали в полиции. Этот документ – твое все. И он – в отеле.
На подходе к «Ридженси» ты видишь людей, выстроившихся в шеренгу, как протестующие, но они ничего не кричат, а просто смотрят. Ты решаешь, что дело в принце. Наверное, он в «Ридженси».
Но, подойдя поближе и протиснувшись сквозь шеренгу, ты видишь, что у входа в отель идет съемка. Ты объясняешь охраннику, что живешь в «Ридженси», и тот сообщает, что тебе придется подождать несколько минут, прежде чем ты сможешь войти. Он извиняется.
Ты подходишь поближе ко входу в отель и присоединяешься к другим постояльцам, наблюдающим за съемкой. Ты вся дрожишь от возбуждения, почти приплясываешь на месте. Тебе нужно найти лист бумаги с красной печатью. Но вместо этого тебя заставляют смотреть, как снимают кино.
В снимаемой сцене женщина на старомодном велосипеде подъезжает к центральному входу в отель и спешивается. Потом она делает это во второй раз. И в третий. Поправляют свет. Камеры на тележках то приближаются, то отъезжают назад.
Ты обнаруживаешь, что тебе это нравится. Повторения успокаивают. И теперь ты уверена, что документ лежит на столе у тебя в номере, где ты его оставила. Он в «Ридженси», а в «Ридженси» все в безопасности. Режиссер говорит: «Снято!»