– Это все слишком сложно, – говоришь ты. – Мне нужно собрать все вещи, выехать из своего отеля и снова возиться с регистрацией в другом? – Ты делаешь большие глаза, словно это явно за гранью твоих возможностей, тебе нужно заставить их поверить, что ты привыкла к праздности, и все эти перемещения в пространстве и работа станут для тебя непривычными испытаниями.
Практичная секретарша глотает наживку.
– Мы пришлем кого-нибудь забрать ваш багаж. И его просто отнесут в старый номер Айви. Разумеется, там сделают уборку. Никакой регистрации. В отеле к нам очень хорошо относятся. Мы предоставлены самим себе.
Значит, никакой регистрации. Невероятное облегчение.
– Наверное, вам интересно, сколько дней мы будем нуждаться ваших услугах, прежде чем вы сможете вернуться домой или отправиться в следующий пункт своего назначения? – интересуется практичная дама.
Этот вопрос тебе в голову не приходил.
– Да, конечно.
– Съемки продлятся еще три недели, – говорит татуированный парень.
– Иногда придется задерживаться допоздна, но каждую неделю у вас будет два выходных, – добавляет деятельная дама.
– Три недели, – рассеянно повторяешь ты.
Они оба пристально смотрят на тебя. Ты – их последняя надежда. Ты понимаешь, что нужно повысить ставки, но у тебя ничего нет, ты не в том положении, чтобы торговаться.
– Это укладывается в мой график, – отвечаешь ты, словно у тебя есть график.
– Прекрасно, – восклицает татуированный парень. Он воспрянул духом.
– Теперь осталось вас познакомить, и чтобы она решила, что вы с ней сработаетесь, – говорит бледнолицая практичная секретарша. Она бросает взгляд на телефон и прокручивает сообщения. – О, ничего себе. Что-то поменялось. Она может встретиться с вами через двадцать минут в холле десятого этажа.
– В холле десятого этажа?
– Он на десятом этаже. Туда нет доступа посторонним, – добавляет она и встает. Практичные каблуки не прибавляют ей роста.
Ты встаешь, по-прежнему завернутая в полотенце. Прежде, чем обменяться рукопожатием с каждым из них, ты вытираешь об него мокрую ладонь.
Ты возвращаешься в раздевалку и ложишься на массажный стол лицом к потолку. Ты настолько счастлива, что можешь думать.
Тебе нужно было перестать использовать имя Сабины Алис и ее кредитку. Эта работа позволит тебе это сделать.
Тебе нужно было убраться из этого отеля, где стало сложно находиться без удостоверения личности. Эта работа позволит тебе это сделать.
И тебе заплатят.
Ты скатываешься с массажного стола. Чтобы гарантированно получить работу, тебе нужно постараться как можно больше походить на эту знаменитую актрису. Ты заметила, что предыдущая дублерша, та, которую тебе предстояло заменить, которую ты видела в слезах – почему же она плакала? – ходила в джинсах с рубашкой и туфлях на каблуках. Вероятно, ростом она была ниже знаменитой актрисы, и каблуки это компенсировали; тебе же нужна обувь на плоском ходу.
Ты достаешь из чемодана сандалии с ремешками металлического цвета (ты положила их туда на случай, если окажешься в пустыне или на пляже), джинсы, которые в Марокко ты носить не собиралась, и черную хлопчатобумажную рубашку. Ты заметила, что знаменитая актриса часто носит черное. В начале кинокарьеры она снималась в авангардных независимых фильмах и, наверное, хочет, чтобы публика об этом не забывала.
Ты одеваешься и встаешь перед зеркалом, чтобы нанести тональный крем, который купила в косметическом магазинчике в Касабланке. Твоя кожа. Если бы только эти отметины-ямки были расположены таким образом, чтобы образовать звезду. Это было бы даже интересно. Это бы тебя устроило. Но вместо этого… Вот причина, по которой большую часть своей жизни ты бегала или плавала. Вот причина, почему ты в конце концов стала всерьез заниматься прыжками в воду. Ныряние позволяло тебе сделать лицо практически невидимым. Все, что имело значение, это фигуры, которые выделывало твое тело в промежутке между прыжком с вышки и погружением в глубину. К тому времени, как ты выныривала за глотком воздуха, судьи уже определялись с баллами. Твое лицо не имело никакого значения.
Закончив одеваться, ты смотришься в зеркало. Один раз, чтобы убедиться, что одежда в порядке, и еще один – чтобы убедиться, что ты выглядишь психически нормальной. И в третий раз – чтобы проверить, насколько ты на нее похожа. Стягиваешь волосы назад в конский хвост, чтобы они не лезли в глаза, и потому что видела такую прическу на Айви. Она собирала волосы в хвост, чтобы было легче надевать и снимать парик.
Перед зеркалом ты дважды тренируешься произносить имя племянницы.
– Ривз Конуэй. Ривз Конуэй. – И потом предложением: – Привет, меня зовут Ривз Конуэй.
Это имя тебе подходит. Больше, чем твое собственное.
Ты засовываешь чемодан под массажный стол, потому что не знаешь, куда еще его положить. Берешь из стопки полотенце и накрываешь им чемодан.
Ты выходишь из раздевалки и ждешь лифт. Когда лифт приезжает, заходишь внутрь и нажимаешь кнопку десятого этажа.
Двери лифта открываются, и ты оказываешься прямо в холле. Низкие диваны, огромный телевизор и международные газеты на столиках делают из него миниатюрную копию холла на первом этаже. Но единственный человек в этом холле – бармен. Он стоит за барной стойкой, уставленной большими, подсвеченными сзади бутылками и вазами с апельсинами.
Бармен приветствует тебя по-английски и по-французски. Ты просишь стакан газированной воды, садишься на один из мягких диванов и ждешь. Тебя беспокоит, что, сидя лицом к лифту, ты выглядишь слишком озабоченной, словно готовишься броситься навстречу знаменитой актрисе, едва тот откроется и она выйдет в холл. Пересаживаешься на другой диван.
Бармен приносит тебе высокий узкий стакан с газированной водой, и вкус у нее такой освежающий, что ты уже знаешь, что попросишь еще один. Так в этих странах все и устроено: стаканы слишком маленькие, и тебе всегда хочется пить. В доме, который ты делила со своим мужем, чашки были размером с суповую миску, но твоя жажда и там была неутолима.
Двери лифта так и не открылись, но знаменитая американская актриса уже в холле. До тебя доходит, что она просто живет на этом же этаже. Внезапно она оказывается прямо перед тобой. Она вся сияет, словно проглотила лампочку или целое солнце, и оно светится изнутри. Она хрупкого телосложения, прямо куколка. Глаза у нее цвета влажного мха, а волосы темнее, чем в других фильмах. Челки у нее раньше не было, и ты предполагаешь, что ее отстригли специально для этих съемок. Скулы у актрисы широкие, а нос узкий. Тебе приходится прилагать усилия, чтобы не пялиться на нее в упор.
– Привет, – говорит актриса.
Вот так, запросто. Привет.
Вставая, ты ударяешься коленом о стеклянный кофейный столик. Но не подаешь виду.
Ты жмешь актрисе руку и говоришь, что тебя зовут Ривз, и она говорит, как зовут ее, что на мгновение кажется тебе смешным. Вряд ли кто-нибудь в мире не знает, как ее зовут.
Телохранители поблизости: один уже встал рядом с барменом, второй – у лифта. Они настолько бесшумны, что появились внезапно, словно фокусники. Один – латинос, а второй – бледнолицый с рыжими волосами. Вместо того, чтобы смотреть на тебя в открытую, они наблюдают за тобой краем глаза. Знаменитая американская актриса никак не выдает, что заметила их присутствие. Ты предполагаешь, что они работают на нее уже не один год.
Актриса элегантно плюхается на диван. Ты видела ее изображение миллионы раз, но оно все равно для тебя в новинку. Ты тут же понимаешь, что значит харизма. Ты не можешь отвести взгляд от черт ее лица – они намного мельче, чем ты ожидала, – и от ее кожи – такой гладкой кожи ты никогда не видела. На ее лице нет ни малейшего изъяна, кроме ямочки на левой щеке, когда она улыбается своей очаровательно кривоватой улыбкой. Эта ямочка знаменита. Тебе любопытно, застрахована ли она.
– Откуда ты? – спрашивает она.
– Родилась во Флориде, потом переехала в Нью-Йорк, а сейчас снова живу во Флориде.
– Обожаю Нью-Йорк.
– А ты? – Задавая встречный вопрос, ты уже знаешь, что она живет в Лос-Анджелесе.
– Я из Лос-Анджелеса.
Ты киваешь, словно получив новую информацию.
– Я тут задолбалась по самое не могу.
– Работала допоздна? – Вот вы и разговорились. Вы с ней уже разговариваете.
– Да, снимали до часу ночи. А потом я вернулась домой, и моему долбаному ревнивцу парню вздумалось устроить разборку.
Ты, конечно же, знаешь, кто ее парень. И размышляешь, стоит ли ей тебе это рассказывать.
– Сочувствую. Хуже не бывает.
– Ведь правда же? У тебя кто-нибудь есть?
– Гм, нет, – тебя застали врасплох. – У меня все наоборот.
– Расстались врагами? – Она забирается на диван с ногами и наклоняется в твою сторону. Она похожа на актрису в фильме, которая разыгрывает интерес. Ты не можешь понять, сколько в ее интересе искренности, а сколько игры. Тебе приходит в голову, что, возможно, она и сама не смогла бы точно сказать. Может быть, для нее граница между жизнью и игрой очень тонка.
– Мы с мужем разводимся. Я решила от него уйти.
– И давно?
– Пару месяцев назад… или около того. Не помню точно. – Прошло ровно девять недель.
– И вы точно разводитесь?
– Да. Я подала заявление. Мы ни за что на свете не… – ты подыскиваешь слово повежливее, – не помиримся.
– Ого. Круто, что это ты от него уходишь.
– Я никогда так об этом не думала. Тут больше подходит слово «мучительно». – И даже это слово и близко не передает силу боли, которую ты испытываешь.
Актриса скрещивает ноги в другую сторону. Задавая очередной вопрос, она снова наклоняется к тебе:
– У вас есть общие дети?
«Общие» – это слово тебя преследует. У вас было так мало общего.
– Нет, – отвечаешь ты, зная, что она скажет, что тебе повезло.
– Ну, тебе повезло.
Ты киваешь, на мгновение вспоминая малышку сестры. Ривз.
– Ты разводишься, но ты на плаву. Теперь это для тебя в прошлом.