На письменном столе тебя ждет большой конверт с именем «Ривз Конуэй».
Ты вытряхиваешь из конверта содержимое и обнаруживаешь маленькую пачку бумаги. Вроде бы это сценарий, но распечатанный в миниатюре. Он размером в одну четвертую обычного листа бумаги, словно для фильма, который снимают мини-люди в мини-мире.
На верхней странице написано: «Другая дверь», – до сих пор ты не знала, что это название фильма. Дальше указано время выхода каждого актера и участника съемочной группы на съемочную площадку. Ты ищешь свое имя. Его нет. Ищешь заново. Потом натыкаешься на имя ребенка своей сестры. Как странно. Тебе уже нужно узнавать это имя как свое собственное.
В семь утра перед «Грандом» тебя будет ждать «транспорт», который отвезет тебя в «Калифорнию, в Касабланке». Знаменитая американская актриса не появится до двух часов пополудни, и то только на грим.
Пока ты листаешь страницы, звонит телефон.
Это секретарша знаменитой американской актрисы.
– Вы получили шпаргалку?
Ты понятия не имеешь, о чем она говорит, но тут твой взгляд падает на скрепленные степлером странички, которые ты держишь в левой руке.
– Да, – отвечаешь ты.
– Хорошо. Значит, вы в курсе, что завтра за вами заедут в семь утра.
– Да, и я еду… в Калифорнию?
– Ну, не смешно ли? – отвечает секретарша очень серьезным голосом. – В Касабланке есть богатый район под названием Калифорния, там такие же большие дома, как на Беверли-хиллз, пальмы и все такое. – По ее тону ты понимаешь, что эта информация для нее смертельно скучна. – Его нашли только на прошлой неделе, но для «Другой двери» лучшего дома не найти.
Секретарша вешает трубку, и ты листаешь странички, которые, как ты теперь знаешь, называются «шпаргалкой». Тебе приходит в голову, что ты понятия не имеешь, о чем этот фильм, кроме того, что видела до сих пор: молодая американка входит в отель. Шпаргалка не особенно помогает. В ней написано, что в первой сцене, которая снимается на следующий день, главное действующее лицо, Мария, приезжает в дом семьи Карима в Касабланке.
Ты понятия не имеешь, кто такой Карим.
В этой сцене Марию приветствует мать Карима, и встреча получается немного слезливая. Нельзя сказать наверняка, но ты догадываешься, что в Америке Мария с Каримом были парой, но сейчас – по причинам, о которых в мини-выдержке из сценария не говорится, – Карим мертв. Потом на обед приходит лучший друг Карима, и между ним с Марией возникает симпатия, которую им приходится скрывать от Каримовой матери.
Ты перечитываешь шпаргалку дважды. И понимаешь, почему знаменитая американская актриса согласилась на эту роль. Она ей подходит и к тому же удивит зрителей, потому что с ней актриса возвращается к тому, с чего начинала, к независимому кино. Однажды ты прочитала утверждение одного кинокритика, что фильм никогда не может быть лучше сценария, но ты никогда не могла с ним полностью согласиться. Именно поэтому ты его и запомнила. В данном случае тебе кажется, что фильм может выйти лучше сценария. Она – хорошая актриса.
Ты смотришь из окна номера на площадь внизу. Вечернее выступление заканчивается. Люди расходятся от центральной сцены во всех направлениях. Для тебя, наблюдающей сверху, они образуют распускающийся цветок. Или взрывающийся фейерверк.
Завтра ты поедешь в Калифорнию.
Семи еще нет, но ты уже стоишь у входа в «Гранд». В твоем расписании написано: «Семь утра – транспорт на площадку», но что такое «транспорт» – такси, автобус, самолет? Ты видишь большой белый автобус с арабской вязью на боку. У передней двери стоит мужчина с серебристой папкой-планшетом, и ты подходишь к нему.
– Вам в Мекнес[19]? – спрашивает он.
– Нет, мне в Калифорнию.
Он пристально смотрит на тебя.
– Это экскурсионный автобус, который ходит в Мекнес дважды в неделю.
– О, мне нужно в Калифорнию. И только сегодня.
– Мы не едем в Калифорнию.
Ты киваешь, словно и так это знала, и возвращаешься на скамью перед отелем.
Подъезжает микроавтобус, и к тебе подходит мужчина с волосатыми руками и гладким лицом и представляется водителем, который отвезет тебя на площадку.
Водитель открывает боковую дверь микроавтобуса, и ты проскальзываешь на сиденье в первом ряду. Он возвращается на водительское сиденье, оставив дверь открытой. Целых пять минут вы сидите молча.
– Мы ждем кого-то еще? – в конце концов спрашиваешь ты.
– Да, двух человек.
– О, – изрекаешь ты. Ты сидишь в припаркованном микроавтобусе и не знаешь, чем тебе заняться.
Ты снова перечитываешь шпаргалку. Обращаешь особое внимание на мизансцены. Ты уже выучила свои реплики наизусть, хотя и знаешь, что, скорее всего, от тебя этого не требуется. По сути, это не твои реплики. Тебе приходится себе об этом напоминать. За вечер ты начала думать о персонаже Марии как о гибриде себя самой и знаменитой американской актрисы. В твоем представлении она – некто третий, ваше общее творение.
– Наверное, вы – новая дублерша! – громыхает чей-то голос. Ты оборачиваешься и видишь, что в микроавтобус садится индус лет за сорок.
Он представляется продюсером фильма, а ты представляешься своей племянницей.
В микроавтобус садится еще один мужчина, продюсер-американец с избыточным весом, козлиной бородкой и в дорогих на вид очках. На вид ему лет двадцать пять. Минуту послушав его речь, ты решаешь, что столько ему и есть. Наверное, он недавно получил доступ к своему трастовому фонду и теперь пытается пробиться в кинобизнес.
Водитель, чьего имени ты не поняла, закрывает дверь микроавтобуса.
– Вперед, в Калифорнию!
– Не все фильмы снимаются в Калифорнии, – бормочет себе под нос бенефициар трастового фонда.
Ты подумываешь сказать ему, что это название района Касабланки, напоминающего Калифорнию, но удерживаешься, потому что не хочешь оскорбить его и, вероятно, сразу нажить себе врага.
– Калифорния – это название района в Касабланке, – говорит продюсер-индус.
Молодой продюсер-американец молчит, а значит – он этого не знал. Как он мог этого не знать? Возможно, его используют ради денег, а все решения принимаются без его участия.
Тебе точно не удалось полностью скрыть, что замечание продюсера-индуса тебя позабавило. Молодой продюсер-американец с вызовом смотрит на тебя своими двадцатипятилетними глазами.
– Что случилось с другой дублершей? – спрашивает он, не обращаясь ни к кому в отдельности. – Почему никто не сказал мне, что у нас новая дублерша?
– Вы не слышали про скандал? – спрашивает индус. Он явно наслаждается словом «скандал». – Она в кого-то втюрилась.
– На площадке? – уточняет продюсер-американец. Он раздосадован, что про любовную интрижку ему тоже не рассказали. Этому молодому человеку никто ничего не рассказывает.
– Я слышал, что она флиртовала с сотрудником отеля в Марракеше, – говорит тощий продюсер-индус. – Тому вздумалось, что это любовь, и он поехал за ней в Касабланку. Ее пришлось отправить домой, потому что она не могла сосредоточиться на работе и потому что ее муж собрался подавать на развод.
– Если муж, который остался дома, собирается с ней развестись, она могла бы остаться здесь, верно? – замечает молодой продюсер-американец.
Ответа американец не ждет, вместо этого наклоняясь вперед и строго вопрошая водителя:
– Мы опаздываем?
– В Касабланке на дорогах всегда пробки, – признает водитель.
– Но вы же знаете, куда ехать, да?
– Да, я знаю этот район. В Калифорнии на улицах не везде есть указатели.
– Офигеть.
Согласно твоему расписанию, поездка от отеля до Калифорнии должна занять пятнадцать минут. Прошло уже двадцать, а вы проехали десять кварталов, от силы двенадцать.
– Почему никто не заложил время на местные пробки? – спрашивает молодой продюсер-американец, не обращаясь ни к кому в отдельности. – Я вырос в Лос-Анджелесе. Там все всегда закладывают время на пробки.
Остаток поездки продюсер-американец проводит на телефоне, выясняя, как сильно опаздывает каждый участник съемочной группы и насколько съемки отстали от графика.
– Мне важно это знать, – неустанно повторяет он в телефон.
Продюсер-индус молча набивает сообщения. Ты предполагаешь, что его переписка посвящена сплетням про предыдущую дублершу.
Водитель микроавтобуса заблудился. Через каждый квартал он останавливается, чтобы узнать у местных, как ему доехать до пункта своего назначения. Глядя в окно, ты видишь, что он прав, ни на одной улице нет табличек с названиями.
Наконец водитель находит нужную улицу. Ты понимаешь, что вы приехали куда надо, по огромным фурам для реквизита и выездного ресторанного обслуживания, небольшим фургонам и множеству микроавтобусов, подобных тому, в котором сидишь ты сама. Все дома в этом районе огромны, у некоторых есть охрана. Должно быть, сейчас время для мусульманской молитвы, потому что все охранники замерли в поклонах, сидя на земле. Тебе любопытно, используют ли воры хоть изредка то преимущество, которое получают на время молитвы охранников.
Дом, где проходят съемки, с великолепной изогнутой лестницей у входа и огромными вазонами, полными ярких цветов, действительно напоминает особняки в Беверли-хиллз. Это первые цветы в Касабланке, попавшие тебе на глаза. Ты входишь в дом, практически не замеченная никем из съемочной группы, потому что тебя никто не знает, при этом тебе никто не препятствует. Все считают, что у любого входящего есть на это право.
Ковры уже скручены в тугие рулоны и свалены у стены, камера с операторской тележкой установлены, монитор тоже. Ты считываешь правильные термины для этого оборудования с наклеенных на него этикеток с названиями на арабском и на английском.
Стройная женщина в черном комбинезоне и с волосами, собранными сбоку в конский хвост, деловито убирает все фотографии со стен в гостиной и меняет их на обрамленные фото актеров, живущих в доме по сюжету. Через большое окно виден задний двор: выложенный плиткой бассейн, сейчас спущенный, с ровной ярко-зеленой лужайкой.