Наконец, в шесть вечера к тебе подходит практичная секретарша.
– Думаю, вам пора вернуться в отель и привести себя в порядок. Конечно, если вы собираетесь быть вовремя, на что я рассчитываю. – Ты совсем забыла про свидание.
Секретарша сует тебе конверт.
– Здесь аванс за эту неделю. Мы хотим быть уверены, что у вас будут деньги на случай, если они вам сегодня зачем-нибудь понадобятся. Леопольди – джентльмен, но нам не нужна… ситуация.
Ты не спрашиваешь, какую ситуацию она имеет в виду. Тебе не хочется этого знать. Ты осторожно берешь конверт в руки. Он тяжелее, чем ты ожидала, и ты стараешься, чтобы твое лицо не выдало удивления или даже удовольствия по этому поводу.
Водитель отвозит тебя обратно в отель. Тебе хочется открыть конверт прямо в микроавтобусе, но ты знаешь, что он может увидеть тебя в зеркало заднего вида. Тебе нужно быть осторожной, сохранять хладнокровие. Ты проводишь рукой по волосам – парик все еще на тебе. Нужно не забыть послезавтра принести его обратно на съемки. Водитель высаживает тебя и сообщает, что в половине восьмого за тобой заедет другая машина.
Ты даже не подозревала, что на сегодняшний ужин потрачено столько административных усилий: практичная секретарша приказывает тебе ехать домой переодеваться, а водитель микроавтобуса следит, чтобы ты не выбилась из графика.
Ты поднимаешься наверх и тут же разрываешь конверт. Внутри лежат перетянутые резинками пачки марокканских дирхамов. Ты ложишься на кровать и раскладываешь банкноты по стопкам, чтобы было легче сосчитать общую сумму. Одна стопка для синеватых банкнот по двести дирхамов с грузовым кораблем и маяком, вторая – для коричневатых по сотне с тремя всадниками на верблюдах в пустыне, третья – для зеленых по пятьдесят с фруктом и птицей, и последняя – для двадцаток с поездом и изображением мечети короля Хасана, в которой ты сегодня была. На всех банкнотах напечатан профиль гладко выбритого мужчины, который однозначно когда-то был королем. Ты насчитываешь восемнадцать тысяч семьсот дирхамов. Тебе неизвестно, сколько это в долларах, но цифра опьяняет и сама по себе. Ты нюхаешь банкноты – они пахнут пустынным зноем. Запихиваешь несколько штук себе в лифчик, по нескольку в каждую чашку, а остальное складываешь в сейф в номере. В качестве шифра к сейфу вводишь день рожденья своей племянницы.
Ты умываешься и снова наносишь тональный крем, купленный у толстяка-марокканца в маленьком косметическом магазинчике. Проскальзываешь в зеленое шелковое платье. Имя модельера тебе не знакомо, но оно точно дорогое. Мятый шелк, пояс сбоку.
Ты надеваешь сандалии на плоской подошве. Сумочки у тебя нет, поэтому ты засовываешь карточку от номера за переднюю застежку лифчика. Смотришь в зеркало и боишься, что кавалер будет разочарован. Надеваешь парик.
Консьерж в холле, не выходя из-за стойки, указывает тебе на нового водителя. Водитель приветственно кивает, не пожимая тебе руки, и выводит тебя наружу. В «Ридженси» машины представительского класса – дело обычное, но «Гранд» – другое дело, и ты замечаешь, как несколько постояльцев с интересом наблюдают, как водитель открывает тебе заднюю дверцу.
Всю короткую поездку водитель молчит. Ресторан находится на одном из пирсов, виденных тобой на карте города у начальника полиции. Ночью он выглядит как большинство пирсов – от него исходит странная смесь мощи и угрозы, словно кого-то бросают в океан, но сначала аккуратно заворачивают в белые простыни.
Водитель открывает тебе дверцу, и ты выходишь на вечерний воздух, пахнущий солью и – необъяснимо – розами. Касабланка на пороге лета, тебе смутно вспоминается стихотворение Эмили Дикинсон, прочитанное в школе, о быстротечности весны, но ты тут же понимаешь, что не помнишь ни строчки. Только то, что в нем говорилось о быстротечности весны. Водитель говорит, что, если он правильно понял, ему не нужно тебя ждать, потому что домой тебя отвезет «мсье».
Водитель ждет чаевых. Ты незаметно достаешь из чашки лифчика пару купюр. Ты понятия не имеешь, сколько это по курсу. Даешь ему десять дирхамов, и по его реакции понимаешь, что этого недостаточно, поэтому добавляешь еще десять.
Выйдя из машины, ты сразу же теряешь часть своего оптимизма, несмотря на весенний воздух. Как только водитель уедет, ты останешься один на один с русским бизнесменом, у которого было несколько свиданий со знаменитой американской актрисой. Он тебе не обрадуется. А домой тебе ехать не на чем.
Ты поправляешь платье, чтобы оно село так, как полагается, – вот почему ты не покупаешь дизайнерские наряды, помимо того, что у тебя нет на них денег, – они редко оправдывают ожидания.
Ты поднимаешься по лестнице в ресторан – стены украшены рыбацкими сетями и корабельными штурвалами. Наверху, рядом с гологрудой русалкой, когда-то украшавшей нос наверняка затонувшего корабля, стоит метрдотель, и ты сообщаешь ему, что тебя ждут.
Твой кавалер стоит в углу зала. У него один из лучших столиков с видом. Ему под пятьдесят, он в костюме и галстуке. Высокий, довольно грузный и вовсе не такой непривлекательный, как ты ожидала, раз знаменитая американская актриса сбагрила его тебе. Ты понимаешь, что это именно он, потому что он стоит, протянув руки вперед, с таким выражением лица, словно вот-вот воскликнет по-русски: «Дорогая!» – однако этого не происходит. Он опускает руки обратно и вопросительно смотрит на тебя.
Ты подходишь и здороваешься. Пожимая ему руку, говоришь, что тебя зовут Ривз.
– Значит, она не придет? – Его акцент не такой, как ты ожидала, больше международный, чем русский.
Ты говоришь, что актриса до позднего вечера будет занята на съемках.
– Отлично. И я должен вам верить?
Ты не знаешь, что на это ответить, не ожидав, что он окажется таким недоверчивым. Его лицо выдает глубокое разочарование – даже гнев, и ты уверяешь, что, скорее всего, актриса заедет попозже. Она не говорила тебе ничего подобного.
Бизнесмен указывает тебе на стул. Тот развернут к окну, и это первый знак того, что знаменитая американская актриса ему не безразлична. Если бы он просто хотел ею похвастаться, он бы усадил ее лицом к залу. Но ей – а теперь и тебе – предназначено место лицом к окну, из которого видно быстро чернеющее небо и чуть-чуть океан, и совершенно не видно пирса, на котором стоит ресторан.
Ты осторожно улыбаешься. Нос бизнесмена выглядит сломанным, на правой щеке шрам. Волосы с проседью, но еще густые. В ответ он не улыбается, а только внимательно на тебя смотрит, словно ты – вещь в магазине и он раздумывает, стоит ее покупать или нет.
Подходит официант. Это пожилой марокканец с усталым взглядом, словно он проработал в этом ресторане слишком много лет и повидал слишком много туристов, слишком много неудачных пар. Он спрашивает, что вы будете пить. Ты ожидаешь, что бизнесмен скажет официанту, что ты уходишь, что произошла ошибка.
– Джин с тоником? – спрашивает он у тебя.
Ты киваешь. Это напиток знаменитой американской актрисы. Тебе любопытно, она ли приохотилась к нему в компании бизнесмена, или тот заказывает его, зная, что это ее любимый напиток, и думая о ней.
– Ну, и кто вы такая? Вы на нее работаете?
Ты отвечаешь, что ты – осветительная дублерша актрисы. Только на один фильм.
– Теперь вы ее и на свиданиях дублируете, – как бы между прочим бросает он.
Ты снова объясняешь, что актриса задерживается на съемках. Это звучит все менее убедительно. Ты чешешь голову и чувствуешь под рукой парик. Ты почти забыла про него. Тебе жаль, что ты его надела. Ты выдыхаешь, сдувая с глаз челку.
– Как вас зовут?
На мгновение ты теряешься, вспоминая, каким именем представилась, парик сбил тебя с мысли. Повторяешь, что тебя зовут Ривз.
– А меня – Леопольди. Но вы, наверное, и так знаете.
Он отпивает джина с тоником и влажными губами произносит:
– Давайте без притворства. Мы оба знаем, что она не придет. Она считает, что я расстроюсь, потому что недавно мелькала в желтой прессе с тем юнцом, который, я уверен, гомик. Считаете, я ревную?
Ты принимаешь вопрос за риторический, но нет. Бизнесмен ждет ответа.
Говоришь, что нет. Ты не считаешь, что он ревнует.
– Ривз! Вы с луны свалились? Разумеется, я ревную. Но я не собирался ей об этом кричать. Очень скоро она сама поймет, что он гомик, и вернется ко мне. Согласны, что он гомик?
Ты понимаешь, что сейчас не время высказывать мнение, что парень актрисы не гомик.
– Что ж, Ривз, давайте поужинаем. Согласны?
Вы чокаетесь.
– За ужин, – говорит бизнесмен.
Джин с тоником производит на Леопольди немедленный эффект. Он расслабляется и распускает галстук. Его галстук смотрится дорого и, как все дорогие галстуки, отличается глупым рисунком – в данном случае, маленькими лягушками. Ты бы предпочла, чтобы он его снял.
Бизнесмен видит, как ты изучаешь галстук.
– Это ли не самая уродливая вещь, которую вы видели в жизни?
Ты не можешь удержаться от смеха.
– Вы же это подумали, верно? Вы спрашивали себя, почему такой красивый мужчина, как я, надел подобный галстук. Такой только идиот наденет.
Ты не думала, что он – красивый, но не считаешь нужным его поправлять.
– Да. Именно об этом я и думала.
– Она прислала его мне из Японии. Когда там снималась. В том фильме, где ей приходится съесть пятьдесят чашек риса подряд.
Ты знаешь, какой фильм он имеет в виду. Ты предпочла его не смотреть.
– Думаю, что галстук выбрала не она, а ее секретарша, – отваживаешься заметить ты. – У нее есть очень практичная секретарша, которая заправляет всей ее жизнью. Она лет на двадцать старше и не умеет улыбаться.
– Пытаетесь подсластить пилюлю? – спрашивает Леопольди. – Мне должно стать от этого легче? От того, что она отправила секретаршу выбрать мне романтический подарок? – Он кажется разгневанным, и его лицо розовеет, словно галстук его придушил.
Ты извиняешься. Подумываешь уйти прежде, чем вы допьете аперитив, – ты совершила роковую ошибку.