Ты достаешь из сейфа пятьдесят дирхамов – тебе не хочется иметь с собой слишком большую сумму – и засовываешь себе в лифчик.
Ты доезжаешь до базара на такси. Надеваешь рюкзак на плечо и идешь мимо торговцев, продающих рюкзаки из темно-коричневой кожи. «Рюкзак, рюкзак», – кричат они. Тебе хочется ответить, что у тебя уже есть один, от которого ты хочешь избавиться. Вместо этого ты смотришь прямо перед собой и продолжаешь идти.
На базаре много народу и пахнет кошками, хотя ни одной не видно. Ты проходишь ряд прилавков, на которых в мелких круглых корзинах выставлены золотисто-желтые, красно-оранжевые и маково-красные специи. Прилавки буквально воспроизводят твое представление о том, как в Марокко продают специи, и количество туристов вокруг рождает у тебя подозрение, что торговцы изучали фотографии в путеводителях. Они предлагают туристам именно то Марокко, которое те себе воображают. Ты идешь дальше.
– Pardonnez-moi, – говоришь ты, глубже забираясь в толпу. Ты проходишь мимо молодого человека, торгующего птичьими клетками без птиц. Становишься перед ним, ставишь рюкзак себе под ноги. Ты знаешь, что это неосторожно, и волнуешься, что твоя неосторожность останется незамеченной, и тебе придется проявить еще более нарочитую безответственность. Ты открываешь клетки и закрываешь их, всякий раз проверяя, встала ли дверца на место. Словно это имеет значение.
Наконец твое любопытство удовлетворено. Ты смотришь вниз. Рюкзака нет. Ты оборачиваешься на триста шестьдесят градусов. Вокруг ничего подозрительного. У тебя за спиной только петляющая вереница туристов.
Ты свободна от Сабины Алис. Свободна от любых поворотов в ее судьбе.
Ты поворачиваешь направо и еще раз направо, пока не выходишь с базара. Подзываешь такси и возвращаешься к себе в «Гранд». В номере ни сообщений под дверью, ни мигающей лампочки телефона. Тебе начинает казаться, что практичная секретарша преувеличила важность создавшегося положения. Почему никто не держит тебя в курсе? Ты двадцать минут смотришь на телефон. Снимаешь трубку, чтобы убедиться, что он работает.
В семь вечера тебе под дверь просовывают шпаргалку на следующий день. На конверте небрежная надпись: «Костюмеры сказали, что вы не вернули парик. Пожалуйста, завтра не забудьте его взять». Ты не знаешь, чей это почерк.
Ты открываешь конверт. Отъезд в восемь утра, съемки в американском посольстве. Не может быть! Ты вспоминаешь «Сьюзен Зонтаг». Она там будет? Беспокойство обуревает тебя с новой силой. Ты будешь в парике, и есть вероятность, что она тебя не узнает, но что ты будешь делать, если узнает?
Ты пытаешься посмотреть фильм по телевизору, но обнаруживаешь, что в нем идет речь о женщине, которую арестовывает полиция. Выключаешь телевизор. С огромным трудом засыпаешь, постоянно просыпаешься и встаешь спозаранку.
От практичной секретарши по-прежнему никаких известий. Ты можешь только предполагать, что это хороший знак. Одеваешься и надеваешь парик, чтобы его не забыть. Ты боишься «Сьюзен Зонтаг» и хочешь приехать в посольство хотя бы немного замаскированной. Достаешь из сейфа деньги, делишь их пополам и засовываешь по стопке банкнот в обе чашки лифчика. Осталось полчаса до встречи с продюсерами в микроавтобусе. Ты направляешься в бизнес-центр отеля, чтобы залезть в интернет и убедиться, что фотографию туда не слили.
Ты набираешь на клавиатуре имя знаменитой американской актрисы и ищешь новости. Компьютер сообщает, что твоя фотография из кафе «У Рика» опубликована на сайте британской бульварной газеты две минуты назад. Заголовок гласит: «За тебя, малыш»[27]. Ты приходишь к выводу, что бульварная газета предложила столько, что юрист-стервятник бросил попытки связаться с практичной секретаршей. Ты предполагаешь, что, увидев фото в интернете, она удивится так же, как и все остальные. Что-то пошло не так, и это ужасно.
Ты внимательно смотришь на снимок. Тебя поражает, насколько ты на нем похожа на знаменитую американскую актрису. Твоя рука вытянута вперед в попытке заслониться от фотографа, но это еще больше убеждает зрителя, что перед ним фото актрисы, привыкшей заслоняться от папарацци. Леопольди стоит сзади, пытаясь помочь тебе встать. Это точно он.
Ты перезагружаешь страницу. Количество новостных ссылок удваивается на глазах – теперь фотографию публикуют уже тринадцать сайтов. Когда их количество достигает двадцати одного, ты выключаешь монитор, словно это помешает фотографии распространяться дальше.
Ты сидишь на скамье у входа в отель, дожидаясь микроавтобуса, и у тебя кружится голова и сосет под ложечкой. Ты знаешь, о каком скандале сегодня будут говорить продюсеры, о чем будут говорить вообще все. Тебе любопытно, известно ли продюсерам, что на фото не знаменитая американская актриса.
Если знаменитая американская актриса вчера была готова тебя разорвать, то ты можешь только представить, что она сделает сегодня, когда фотография слита в интернет и собирает комментарии. Ты боишься, что она прилюдно обвинит тебя в том, что ты не та, за кого себя выдаешь. И сделает это на съемочной площадке в американском посольстве. Настолько рисковать разоблачением – чистое безумие. Тебе больше нельзя работать на съемках. Тебе нельзя оставаться там, где знаменитая американская актриса или практичная секретарша смогут тебя найти.
Пока ты сидишь на скамье у отеля, в большой белый автобус садятся туристы. Это тот же самый большой белый автобус, который стоял у отеля в твой первый рабочий день в качестве дублерши, когда ты по ошибке решила, что это и есть транспорт на съемки. Перед входом в автобус стоит тот же самый экскурсовод с серебристой папкой-планшетом. Куда, он говорил, они едут?
Ты встаешь и как можно беззаботнее идешь к автобусу.
– В Мекнес? – спрашивает экскурсовод. Ты киваешь, и он говорит, что плату за проезд будет собирать на борту. Ты садишься в автобус.
На мягких сиденьях уже расположились человек тридцать. Большинство – семейные пары за шестьдесят. Женщины одеты в длинные брюки с босоножками, а их мужья выглядят скукоженными, спрессованными силой тяготения и собственным возрастом. Даже их рубашки-поло кажутся на размер больше, чем нужно.
Ты быстро находишь свободное место в середине салона. Экскурсовод идет по проходу, собирая деньги и отмечая на планшете номера мест. Ты пытаешься рассмотреть, сколько дирхамов ему дают, чтобы достать из лифчика нужную сумму. Когда он доходит до тебя, ты вручаешь ему деньги, по твоим наблюдениям составляющие стоимость проезда, и отворачиваешься посмотреть в окно. Молодой продюсер-американец с продюсером-индусом садятся в микроавтобус. Их взгляды направлены ко входу в отель – скорее всего, они ищут тебя.
Ты инстинктивно снимаешь парик и пересаживаешься на другую сторону автобуса, занимая место у противоположного окна. В автобус заходят две женщины. Одна из них кажется тебе смутно знакомой. Ты бросаешь взгляд на ее обувь, опасаясь увидеть белые рибоки на массивной подошве. Вместо них на ней синие конверсы с молниями на боку. И на ней нет ни очков, ни толстовки с логотипом университета штата Флориды, и большой женской компании, отмечающей встречу выпускников совместной поездкой, с ней тоже нет. Ты велишь себе расслабиться – твоя подозрительность чрезмерна. Какова вероятность встретить ту женщину в этом автобусе? Вы прибыли в Касабланку одним рейсом больше недели назад. А может быть, и нет – ты начинаешь верить, что присутствие медсестры в самолете было плодом твоего воображения. В последнее время ты была не в себе.
Идущий обратно по проходу экскурсовод останавливается у твоего ряда. Очевидно, ты мало ему заплатила, потому что он просит еще. Ты достаешь из чашки лифчика несколько купюр и протягиваешь экскурсоводу. Тот отводит взгляд, словно смущенный увиденным. Ты смотришь прямо перед собой, боясь, что если выглянешь из окна автобуса, то лицом к лицу столкнешься с бледнолицей практичной секретаршей.
Ты намереваешься освободиться и от актрисы, и от практичной секретарши. Ничего важнее просто нет. Все, что тебе нужно, – это добраться до Мекнеса, а там ты придумаешь новый план. Ты перебираешь в уме вещи, оставленные в номере: чемодан, набитый одеждой, которая тебе не нравится. Зубная щетка. Единственное, что тебе жаль оставлять, – это тональный крем, купленный у того продавца в местном косметическом магазинчике. Ты говоришь себе, что заскочишь туда еще раз, когда вернешься в Касабланку, но ты уже знаешь, что никогда сюда не вернешься. Ждешь, когда автобус тронется. Тебе нужно, чтобы он поехал. Пока он стоит на месте, тебя все еще могут найти.
Наконец-то раздается громкий гул двигателя. Автобус медленно выезжает со стоянки «Гранд-отеля». Как только он выбирается на центральную улицу и проезжает автозаправочную станцию «Ливия-ойл», ты прислоняешься головой к стеклу, закрываешь глаза и засыпаешь.
Когда ты просыпаешься, Касабланка уже далеко позади. Вы проезжаете мимо оливковых рощ и маленьких ферм. За автобусом с лаем увязываются несколько поджарых собак, но, стоит ему покинуть их территорию, как они удовлетворенно прекращают погоню. Солнце светит ярче, чем когда-либо с тех пор, как ты прибыла в Марокко. Оно широко раскидывает свои длинные лучи, словно долго просидело в тесном помещении и наконец-то освободилось.
Впервые с приезда в Марокко тебе жаль, что у тебя нет фотоаппарата, чтобы запечатлеть пейзаж. Тебе хочется запомнить все: яркий солнечный свет, россыпь алых цветов, маленькие дома из темного дерева.
Тебе вспоминается дорогой «Пентакс», купленный под конец беременности, чтобы запечатлеть свой живот и роды. На том фотоаппарате остались твои фотографии вдвоем с ребенком, фотографии, которые ты так и не скопировала на жесткий диск, потому что до поездки у тебя не было времени прочитать инструкцию. Теперь у тебя нет ни одной фотографии вдвоем с малышкой Ривз. Ты заметила, что сестра с мужем ни разу тебя с ней не сфотографировали. Тогда это показалось тебе просто оплошностью с их стороны. Поэтому ты сделала бесчисленное количество селфи с малышкой на руках. Ты держала ее на сгибе одной руки, вытягивала вторую и нажимала на спуск, пока она не начинала плакать от вспышки.