Одежда ныряльщика лежит пуста — страница 32 из 33

Ты дышишь горячо и громко. Добегаешь до пустой площади между жилыми домами и отдыхаешь, прислонившись спиной к стене маленького терракотового дома. Дыхание быстро выравнивается, становится почти спокойным. Это внезапное спокойствие всегда тебя удивляло. Ты теряешь голову от страха или от ярости, а потом вдруг тебя накрывает спокойствием, и ты приходишь в себя.

К тебе подходит торговец в очках «Версаче», которые либо подделка, либо ворованные. Ты не знаешь, как он тебя здесь нашел, и хочешь, чтобы он убрался восвояси.

– Привет, леди. Привет, красивая леди.

Торговцу лет двадцать с небольшим.

– У меня есть фотоаппарат, тебе нравится. Хороший аппарат.

– Не надо, спасибо.

– Красивая леди, как ты, должна фотографировать себя. Вот, я тебя фотографировать.

– Нет. Пожалуйста, не надо. Пожалуйста, оставьте меня в покое.

Торговец смотрит налево, а потом направо и вытаскивает фотоаппарат. Это «Пентакс», почти такой же, как тот, который был у тебя. Но у этого больше объектив, и он выглядит дороже.

Тебе не нужен фотоаппарат, но ты хочешь избавиться от торговца.

– Сколько?

– Для тебя, леди, триста шестьдесят дирхамов.

– Простите? – Если ты правильно подсчитала, это всего сорок долларов.

– Хорошо. Двести шестьдесят дирхамов. – Тридцать долларов.

– Хорошо. – Тебе нужно от него избавиться.

Ты отворачиваешься от торговца и достаешь из лифчика деньги. Вы быстро производите обмен, он удаляется, и ты снова одна на маленькой площади.

Ты взвешиваешь фотоаппарат в руках – это тяжелая, профессиональная камера. Включаешь его. На первых нескольких кадрах женщина с рыжевато-белокурыми волосами. Она в каком-то марокканском городе – в Фесе? Ей под сорок, и, когда она улыбается, вокруг глаз у нее разбегаются мягкие морщинки, а улыбается она часто – естественной, непринужденной улыбкой. В большинстве кадров она одета в свободные брюки и футболку. Ее одежда выглядит не по-американски – может быть, она голландка или датчанка. Ты продолжаешь листать назад. Вот она стоит перед балконом дома Гауди в Барселоне. Руки у нее раскинуты в стороны, словно она говорит: «Посмотрите, где я!»

На многих кадрах женщина позирует вместе с сыном. Он худой и высокий и явно предпочитает изо дня в день ходить в одной и той же футболке. На вид ему лет одиннадцать, под голубыми глазами россыпь веснушек. Ты продолжаешь листать кадры из жизни этой женщины. Ты не находишь ни отца, ни мужа, путешествуют только мать с сыном. На одном снимке они оба едят ярко-зеленое мороженое из вафельных рожков, и женщина смеется и облизывает запястье – мороженое растаяло и капнуло на него. На другом ее сын стоит в музее перед картиной с изображением печального мальчика. Он пытается повторить серьезное выражение лица мальчика с картины, но не может удержаться от улыбки.

Ты пролистываешь сотни снимков, пока не добираешься до самого первого. На первом кадре женщина с сыном перед аэропортом где-то в Европе, рядом на обочине багаж. Мальчик стоит перед матерью, а ее руки как бы между прочим лежат у него на плечах. Ты приближаешь кадр. Жест женщины – защищающий, а не собственнический.

Что-то в этих кадрах, и особенно в самом первом, вызывает в тебе чувство умиротворения. Ты чувствуешь, как тебя накрывает знакомой синей волной спокойствия.

– Неплохой аппарат, – произносит голос у тебя за спиной.

Ты подскакиваешь.

– Простите, – говорит мужчина. Ему слегка за сорок, белокурые волосы тронуты сединой, и ты не можешь понять, что у него за акцент. – Я не хотел вас напугать. Просто решил полюбопытствовать, не фотограф ли вы.

На шее у мужчины висит тяжелый «Никон». Мужчина худой и высокий, волосы длинноваты, но выглядят респектабельно. Ты злишься на него за то, что он подкрался к тебе, что подошел слишком близко. Здесь, в Марокко, так не принято. Ему следовало бы знать.

– Вы – профессионал? – спрашивает он, глядя на твой фотоаппарат.

– Я только что его купила.

– Вам нужен для него шейный ремень. Или прячьте его подальше. Я путешествую с группой журналистов и фотографов, и у одного из них позавчера украли фотоаппарат.

Внезапно в тебе просыпается интерес.

– Вы в журналистском пуле?

– Да, – отвечает он, удивленный, что ты об этом знаешь.

– Я видела ваши микроавтобусы на стоянке. И что вы освещаете?

– Мы ездим по всей Северной Африке с одним нигерийским политиком. Довольно интересно. Большинство из нас – блогеры, все из разных мест, я вот из Цюриха. Есть профессионалы, есть любители… но это не имеет значения. Мы в основном просто описываем, что он говорит и что делает. Показываем его заинтересованность в местных проблемах, доброту к беднякам, все такое. Он оказался очень славным парнем, так что работа не из трудных.

Швейцарец поворачивает голову на автомобильный гудок.

– Мне пора. Меня ждут в микроавтобусе. Приятно было познакомиться.

Однако вы друг другу так и не представились.

Ты стоишь посреди маленькой площади, размышляя, что тебе делать. Из твоей ситуации есть несколько выходов. Возвращаться в автобус тебе нельзя. И тебе нельзя идти в посольство в Касабланке, где работает «Сьюзен Зонтаг», но в Марокко должно быть еще одно. Может быть, в Рабате[33]. Ты продолжаешь идти, и улицы постепенно становятся все оживленнее и многолюднее. Наконец ты замечаешь впереди открытое пространство. И движешься в его направлении, надеясь, что там будет стоянка такси.

Когда ты выходишь на широкую площадь, тебя снова атакует солнце, от которого защищали узкие улочки. Ты на мгновение слепнешь.

– Вот она! – восклицает чей-то голос.

Ты поднимаешь взгляд. И видишь, как к тебе идут Хейзел, Саманта и экскурсовод.

– Это были вы, – заявляет Саманта.

– Что?

– Это с самого начала были вы, – вторит Хейзел.

Ты перебираешь варианты. Можно солгать.

– Это вы – та пропавшая пассажирка, которую мы искали, – говорит экскурсовод. Он зол, но пытается изобразить облегчение.

Пропавшая пассажирка. Так вот за кого они тебя принимают? Значит, они не знают, что ты – та самая женщина из Деллис-бич?

– Я нашел парик, – продолжает экскурсовод. – Наверное, вы пересели на другое место… Наверное, я сосчитал вас дважды, и вы дважды заплатили, по одному разу с каждой стороны автобуса! Я не понял, что вы были одним и тем же человеком.

– Вы – та, кого мы искали! – говорит Саманта. – Ну, не забавно ли?

Ты не отвечаешь. Ты сжимаешь в руках фотоаппарат.

Экскурсовод поворачивается к Саманте.

– Ничего забавного. В автобусе полиция. Экскурсионное бюро вызвало ее час назад, когда там думали, что у нас действительно кто-то пропал.

Экскурсовод осуждающе смотрит на тебя.

– Я понятия не имела, – говоришь ты. – Правда. Мне очень жаль.

– Нам просто придется все это им объяснить и заполнить несколько форм, – говорит экскурсовод. – Потом мы возвращаемся в Касабланку. – Все эти неприятности явно его утомляют. Он кажется раздосадованным оттого, что когда-то изучал историю, а теперь считает головы в автобусах. – Идемте.

– Я только схожу в туалет, – говоришь ты.

Ты заходишь в туалет одного из кафе на площади и запираешь дверь. Берешь бумажное полотенце, суешь под холодную воду и прижимаешь себе ко лбу. Тебе не хочется становиться мишенью для взглядов всех остальных пассажиров автобуса, которые, разумеется, будут злы на тебя за то, что потратили несколько часов экскурсии на твои поиски. И еще хуже – полиция спросит твое имя. Они захотят увидеть твой паспорт. Захотят узнать, кто ты такая.

Ты внимательно смотришь на свою разноцветную корзину и на одежду, купленную утром для матери. Снимаешь белую рубашку с черными джинсами и надеваешь расшитую бусинами сине-белую джеллабу. Снимаешь сандалии и суешь ноги в остроносые оранжевые бабуши.

Именно так ты и представляла себя в Марокко. Не в полицейском участке, не на съемочной площадке, а женщиной в одежде, которая позволит тебе слиться с толпой, пока ты впервые путешествуешь по Северной Африке. Ты натягиваешь на голову капюшон.

Ты кладешь снятую одежду в корзину и выбрасываешь ее из маленького окна в туалете. Ты знаешь, что через пару минут корзину найдут, и нашедший продаст одежду с сандалиями или наденет сам.

Ты выходишь из туалета. Экскурсовод беседует с Хейзел и Самантой. Ты избегаешь их, отходя на такое расстояние, чтобы они тебя не узнали. Твое лицо скрыто, на тебе другая одежда. Ты воображаешь, что издали можешь сойти за марокканку.

Ты подходишь к стоянке и видишь рядом с вашим экскурсионным автобусом полицию. Перед ним три микроавтобуса, те самые, в которых ездит журналистский пул. В средний микроавтобус заходит швейцарец. Держа фотоаппарат перед собой, ты следуешь за ним. Водитель оборачивается на тебя.

– Она из другого микроавтобуса, – говорит швейцарец. – По-моему, она удачно сходила на базар!

Водитель кивает. Швейцарец ненавязчиво тебе улыбается, словно говоря: «Не волнуйтесь, вы мне ничего не должны». И ты ему веришь.

Остальные пассажиры микроавтобуса едва обращают на тебя внимание. Они заняты обсуждением того, что ели на обед. Ты слышишь, как кто-то упоминает о завтрашнем рейсе из Рабата в Каир. Ты тихо сидишь на своем сиденье, слушая, как колотится твое сердце, и ждешь, когда оно замедлит ход, приспособится.

Двери микроавтобуса закрываются, и водитель заводит двигатель. Вы проезжаете мимо туристического автобуса, полицейских, которые стоят у входа и ждут появления пропавшей и найденной женщины. Тебя.

Пока микроавтобус выезжает из Мекнеса, ты замечаешь затейливую арку в форме замочной скважины, ведущую к развалинам того, что когда-то было королевским дворцом. Арку украшает синяя, зеленая и красная глазированная глиняная мозаика в виде звезд и розеток. Одна женщина входит в арку, другая из нее выходит. Ты делаешь снимок, первый из многих, которые ты сделаешь на новый фотоаппарат, чужой фотоаппарат.