пуганно заявил, что он вообще ничего не знает. Сбытов попросил вызвать начальника штаба авиации округа полковника Ивана Ивановича Комарова. Тот привез журнал боевых донесений, где зафиксировано появление вражеских танков под Юхновом.
Но начальник управления особых отделов Абакумов настаивал:
– Докажите, что танки немецкие. Предъявите сделанные разведчиками фотографии.
– Это были истребители, они без фотоаппаратов, – объяснял Сбытов. – Да этого и не нужно. Они летали на высоте двести-триста метров и все отлично видели. Нашим летчикам нельзя не доверять.
Николай Александрович Сбытов был назначен заместителем командующего ВВС Московского военного округа в марте 1941 года. Командовал авиацией округа Герой Советского Союза (Золотую Звезду он получил за воздушные бои в Испании) генерал-лейтенант Петр Иванович Пумпур. Сбытов после знакомства с положением дел, попросился на прием к Щербакову и доложил хозяину Москвы о выявленных им безобразиях. Пумпура это погубило.
10 мая политбюро распорядилось снять его с должности. 31 мая Петра Пумпура арестовали. 13 февраля 1942 года – в разгар войны! – особое совещание при НКВД вынесло смертный приговор. 23 марта Пумпура расстреляли.
Теперь Сбытов сам познакомился с особистами. Неизвестно, как сложилась бы судьба полковника, сидевшего в кабинете Абакумова, если бы в 15 часов 45 минут со Сталиным не связался находившийся на фронте заместитель наркома обороны и начальник главного политического управления Красной армии армейский комиссар 1-го ранга Лев Захарович Мехлис. Он доложил вождю:
«Связь с армиями Резервного фронта утрачена. Управление войсками потеряно. Дорога на Москву по Варшавскому шоссе до Малоярославца открыта».
Сомневаться в словах преданного сталинского помощника Льва Мехлиса уже никто не решился, и это спасло Сбытова. Абакумов отпустил полковника со словами:
– Идите и доложите военному совета округа, что вас следует освободить от должности как не соответствующего ей и судить по законам военного времени. Это наше мнение.
С Лубянки Сбытов отправился к своему начальнику – командующему войсками Московского военного округа генерал-лейтенанту Павлу Артемьеву. Было уже примерно четыре часа дня. Командующий округом позвонил заместителю начальника Генерального штаба и начальнику главного оперативного управления генерал-майору Василевскому. Александр Михайлович подтвердил, что летчики никак не могли принять наши танки за фашистские, так как такого количества танков в районе Юхнова у нас просто нет.
«Но мер никаких не принял, – рассказывал Николай Сбытов. – И Артемьев не принял. А времени уже шесть вечера. Практически темно. Авиацию использовать сегодня уже нельзя. Значит, одни сутки потеряны… Звоню в секретариат Сталина. Там говорят: «Идет заседание ГКО, приказано не соединять». Так и сидел до утра».
Тем временем Абакумов доложил о ситуации своему начальнику – народному комиссару внутренних дел Берии. В пять вечера по заданию Берии две оперативные группы НКВД выехали в Подольск и Малоярославец. Они убедились, что летчики правы: немцы взяли Юхнов и продолжают наступление на Москву.
6 октября чекисты представили наркому докладную записку:
«По Вашему заданию 5 октября в 17 часов мы выехали с двумя опергруппами по маршруту Москва – Подольск – Малоярославец – Ильинское.
В результате ознакомления с положением на месте, опроса отходящих военнослужащих и разведки установлено следующее:
2 октября на стыке 43-й и 33-й армий противник просочился в сторону Кирова, занял Киров и Спас-Деменск.
5 октября в шести километрах южнее Юхнова противником был выброшен парашютный десант, состоящий ориентировочно из сорока человек и двенадцати танкеток. К восемнадцати часам 5-го октября противник силой до одного батальона при двенадцати танкетках с минометами, заняв Юхнов, вышел на рубеж реки Угра и оседлал Варшавское шоссе, где вступил в бой с находившимся в этом районе авиадесантным батальоном нашей 53-й авиабригады.
После того, как противник просочился в стыке 33-й и 43-й армий, тыловые части этих армий начали панически бежать и 5-го октября с раннего утра растянулись по шоссе до самой Москвы.
Во второй половине дня 5 октября частично силами районных органов НКВД, а затем при нашей помощи были организованы небольшие заслоны в Ильинском, Малоярославце, Боровске, селе Каменское и в направлении Медынь-Калуга, которые задерживают отступающие части и отдельные группы военнослужащих.
Между Юхновом и Медынью 5 октября около 15 часов капитаном 53-й авиабригады Сорокиным был взорван железнодорожный, висячий мост через реку Шаня, что находится примерно в восьми километрах западнее Медыни. В результате взрыва моста, с одной стороны, затруднен отход нашим частям и автотранспорту, с другой – создано препятствие для продвижения наших частей навстречу противнику…
Для уничтожения противника на реку Угра из Ильинского выброшена одна рота курсантов Подольских курсов и две противотанковые батареи с задачей соединиться с нашим десантным батальоном, находящимся на Угре.
В Ильинском из числа задержанных красноармейцев и начсостава по состоянию на 22–23 часа 5 октября организован отряд для обороны в составе трехсот человек…
Майор гос. безопасности Клепов.
Ст. майор гос. безопасности Леонтьев».
Сергей Алексеевич Клепов, выпускник церковно-приходской школы, с началом войны возглавил Смоленское управление НКВД. Когда город заняли немцы, эвакуировался в Москву и был утвержден начальником отдела по борьбе с бандитизмом союзного НКВД.
Профессиональный чекист Александр Михайлович Леонтьев, который начинал трудовую жизнь учеником кондитера, только что был назначен заместителем Клепова – с должности начальника горотдела НКВД в городе Бологое. В отличие от своего начальника, Леонтьев получил некоторое образование – окончил экстерном пехотное отделение Военно-пехотного училища имени Кирова в Ленинграде.
А в Москве следствие все равно продолжалось. Около семи вечера на командный пункт авиагруппы к полковнику Сбытову приехал оперуполномоченный военной контрразведки. Он привез протокол допроса и потребовал его подписать.
Сбытов поставил свою подпись и дописал на протоколе:
«Последней разведкой установлено, что фашистские танки находятся уже в районе Юхнова и к исходу 5 октября город будет ими занят».
Полковник Сбытов ошибся. Немецкие части вошли в Юхнов еще утром.
Очевидцы вспоминали:
«3 октября немцы уже начали бомбить Юхнов. Одна партия разгрузится, летит следом вторая. Они, немецкие бомбы, такие страшные. Если наши летят, шум создают, а эти визг. И действуют на психику, что ты не знаешь, куда деваться от этого визга.
Мама говорит: давайте уйдем в лес. И вот здесь около берега просидели ночь. И в 4 тоже бомбили, а в 5 утром притихли, бомбежки не было. И вдруг… Мальчишки прибегают:
– Ой, немцы уже здесь!
Они в первую очередь на мотоциклах едут, а потом идут танки, а потом уже остальные».
Из Юхнова немецким войскам оставалось до Москвы ровно сто девяносто восемь километров по Варшавскому шоссе. Захватив город, немецкие войска продолжали наступление в сторону Малоярославца и Подольска, чтобы с юга, где Москва не защищена, взять столицу. Самое страшное состояло в том, что советских войск, которые могли бы преградить им путь и удержать Москву, не осталось.
Полковник Сбытов, которого чекисты наконец оставили в покое, получил приказ бросить на Юхнов всю авиацию столичного округа и московской зоны ПВО. Штурмовики и бомбардировщики разбили мост через реку Угру, чтобы задержать немецкое наступление.
Пока летчики сбрасывали свой бомбовый груз на немецкие войска, оборону на рубеже реки Угры занимали подольские курсанты – две тысячи курсантов пехотного училища и полторы тысячи артиллерийского. Среди них были юноши, призванные в сентябре сорок первого. Они успели проучиться всего полмесяца.
Это была идея генерала Василевского – послать курсантов военных училищ, чтобы они заняли рубеж возле села Ильинское и задержали немцев, пока не подойдут резервы ставки. На оборонительном рубеже было какое-то количество оборонительных сооружений – дотов и дзотов (в основном недостроенных, без броневых щитов у дверей и амбразур), но не было артиллерии. Из-за того, что особисты слишком долго выявляли крамолу, выполнение приказа о выдвижении курсантов на рубежи обороны началось с опозданием на восемь часов.
Подольские курсанты продержались две с лишним недели, отражая непрерывные атаки танковых частей, под бомбежками и непрерывным артиллерийским огнем. Они погибли почти все. Поскольку наши войска отступали, хоронить погибших было некому. Тела погибших курсантов остались на поле боя. Закопали их уже после того, как в декабре выбили немцев из-под Москвы.
Опознать тела курсантов уже было невозможно, поэтому многие из них считались пропавшими без вести. А ведь они совершили невероятное – задержали немцев, рвавшихся к Москве.
«Авиация и курсантские полки, – вспоминал Сбытов, – закрыли перед носом гитлеровцев «ворота» на Москву, заставив их топтаться в районе Юхнова несколько суток. Этого оказалось достаточно для того, чтобы подтянуть резервы».
Жуков вызван на помощь
5 октября, самый долгий день в истории обороны Москвы, еще не закончился. Будущий маршал Константин Константинович Рокоссовский командовал 4-й армией. Вечером 5 октября он получил приказ передать свои войска соседу – генерал-лейтенанту Филиппу Афанасьевичу Ершакову, а самому прибыть в Вязьму и организовать контрнаступление в сторону Юхнова.
Рокоссовский не поверил телеграмме: как это в такое время оставить войска? Он потребовал повторить приказ документом с личной подписью командующего. И, как выяснилось, правильно сделал. Ночью прилетел самолет, и он получил оформленный по всем правилам письменный приказ за подписью командующего Западным фронтом генерала Ивана Степановича Конева и члена военного совета Николая Александровича Булганина.