В сообщении Совинформбюро о разгроме немецких войск под Москвой имя генерала Власова упоминалось в одном ряду с именами будущих маршалов Рокоссовского и Говорова. В газетах под шапкой «Провал немецкого плана окружения и взятия Москвы» поместили фотографии генералов, оборонявших столицу, в том числе Власова. А кого отметить – решал лично Сталин. За контрнаступление под Москвой Власов получил второй орден Красного знамени и был произведен в генерал-лейтенанты.
Это был пик военной карьеры генерала Власова.
Сталин поблагодарил его за умело проведенное наступление под Москвой. И дал новое поручение: 8 марта 1942 года назначил заместителем командующего войсками Волховского фронта. Летом Власов принял под командование уже обреченную 2-ю ударную армию.
Впоследствии всю вину за гибель армии возложат на генерала Власова. Но его прислали командовать уже фактически окруженными войсками, и он сражался до последнего. Предателем он стал позже, когда армии не стало и он уже никем не командовал. Вина за гибель 2-й ударной армии ложится на командование фронта, на руководство Генерального штаба и на самого Сталина, который не разрешал армии отойти и обрек ее на уничтожение.
Андрей Власов второй раз за войну оказался в окружении. Но на сей раз не смог выйти к своим, а угодил к немцам. Власов был одним из многих генералов, попавших в плен. Большинство из них отказались сотрудничать с немцами. Видимо, в тот день, когда его взяли немцы, он отрезал от себя прошлое. Он знал, как Сталин относится к тем, кто попал в плен, и понял, что в Красной армии его карьера в любом случае закончилась. Когда Власов попал в плен, военная удача клонилась в сторону немцев. Разгром Красной армии, должно быть, казался ему неминуемым, и Власов предпочел не сидеть за колючей проволокой в лагере, а начать новую жизнь. Он пошел служить врагу, потому замарал и опозорил свою офицерскую честь предательством.
Рихард Зорге, генерал Мороз и другие причины
В октябре сорок первого предстоятель Русской Православной церкви митрополит Московский и Коломенский Сергий обратился к московской пастве:
– Не в первый раз русский народ переживает нашествие иноплеменных, не в первый раз ему принимать и огненное крещение для спасения родной земли. Силен враг, но «велик Бог земли Русской», как воскликнул Мамай на Куликовом поле, разгромленный русским воинством. Господь даст, придется повторить этот возглас и теперешнему нашему врагу.
Кто же спас Москву в сорок первом?
Немцы полагают, что это сделал «генерал Мороз»: из-за небывало холодной зимы смазка в немецких танках замерзла и наступление остановилось.
Военные разведчики уверены, что это дело рук руководителя нелегальной резидентуры в Токио Рихарда Зорге. Как раз в октябре сорок первого он был арестован японской контрразведкой, но, обладая огромными связями, успел сообщить в Москву, что Япония не намерена нападать на Советский Союз: императорская армия нанесет удар по Юго-Восточной Азии. Это позволило Ставке забрать дивизии с востока и бросить их в контрнаступление под Москвой.
На самом деле осенью сорок первого руководители советской военной разведки не верили Рихарду Зорге. Считали, что он сознательно дезинформирует Москву.
В ходе кровопролитной чистки советская военная разведка была фактически уничтожена. Когда в Москве арестовывали офицера центрального аппарата, то разведчики, которые на нем замыкались, – легальные и нелегальные, автоматически попадали под подозрение. Их отзывали в Москву и уничтожали.
7 февраля 1938 года бывший руководитель военной разведки Ян Карлович Берзин подписал протокол допроса, в котором говорилось:
«По имеющимся в Разведуправлении материалам, известно, что «Рамзай», то есть Зорге, является агентом германской разведки, а также японской разведки. «Рамзай» дезинформировал Разведуправление, и отпускаемые ему довольно большие средства на работу фактически отпускались германскому агенту…».
В НКВД на Рихарда Зорге завели дело как на агента-двойника. Разве могли в такой ситуации в Москве поверить его сообщениям о том, что Япония не нападет на Советский Союз и поэтому сибирские дивизии можно перебрасывать на немецкий фронт?
Уж скорее значение имели донесения не Зорге, а военного атташе в Китае генерал-лейтенанта (и будущего маршала) Василия Ивановича Чуйкова, который доложил в Москву: «Все разговоры о подготовке Квантунской армии к наступлению ни на чем не основаны».
Но вопрос о переброске сил и средств с Дальнего Востока решался без учета мнения разведки. Ситуация была настолько катастрофической, что в первые же дни войны Дальневосточный фронт получил приказ немедленно отправить на Запад весь запас вооружения и боеприпасов. Начальник штаба фронта генерал-лейтенант Иван Васильевич Смородинов возмутился:
– Какой дурак отбирает оружие у одного фронта для другого? Мы же не тыловой округ, мы в любую минуту можем вступить в бой.
Командующий фронтом генерал армии Иосиф Родионович Апанасенко не стал даже слушать своих штабистов. Голова Апанасенко налилась кровью, он рыкнул:
– Да вы что? Там разгром. Вы поймите, разгром! Немедленно начать отгрузку. Грузить день и ночь!
Все, что можно было забрать с Дальнего Востока, забрали почти сразу. Хорошо, что там были отмобилизованные и подготовленные части. Прежний командующий Дальневосточным фронтом генерал-полковник Григорий Михайлович Штерн добился приведения своих войск в состояние высокой боевой готовности.
Еще 13 июля 1939 года Штерн обратился к наркому обороны Ворошилову:
«Я считаю необходимым:
Тихо, распорядительным порядком влить в войска 1-й и 2-й Отдельных Краснознаменных армий все положенные мобилизационным планом местные ресурсы, хотя это и будет порядочным ущербом. Отмобилизовать распорядительным порядком части внутренних округов, учить и учить их».
Григорий Штерн приехал в Москву доказывать свою правоту. Сталин и нарком обороны маршал Ворошилов были против. Но Штерн добился своего. К концу 1940 года войска на Дальнем Востоке были отмобилизованы, а к осени 1941-го обучены. Это те самые части, которые после начала войны были переброшены на защиту столицы. Но сам Штерн об этом не узнал.
Героя Советского Союза генерал-полковника Григория Штерна арестовали 7 июня сорок первого, за две недели до начала войны, с санкции первого заместителя наркома обороны Буденного – маршал расписался на постановлении об аресте.
Штерна пытали. 27 июня 1941 года, когда уже шла война, следователь записал, что арестованный признался в работе на немецкую разведку. Малограмотному следователю и в голову не пришло, что глупо называть еврея Штерна агентом нацистской Германии.
В октябре сорок первого в Москве с надеждой пересказывали друг другу слух, что в столицу «прибыла Дальневосточная армия и оборона Москвы поручена Штерну». В реальности Григория Михайловича Штерна расстреляли без суда 28 октября сорок первого, когда подготовленные им части отчаянно сражались за Москву…
Многие авторы уверенно описывают бравых сибиряков, которые 7 ноября прошли по Красной площади и сразу вступили в бой. На самом деле ни сибирские, ни дальневосточные части в знаменитом параде не участвовали.
«Переброска войск под Москву с Востока (причем, конечно, не только дальневосточных, но и сибирских, уральских, приволжских, среднеазиатских, кавказских) действительно имела большое значение для ее обороны, – пишет президент Академии военных наук генерал Махмут Гареев. – Но всего под Москвой сражались сто десять дивизий и бригад, в их числе было всего восемь дальневосточных, которые, несмотря на всю их доблесть, никак не могли составить „основу декабрьской победы”».
К декабрю от довоенной Красной армии осталось немного. В июне она насчитывала больше пяти миллионов солдат и офицеров. За полгода боевых действий безвозвратные и санитарные потери составили четыре с половиной миллиона человек… За эти месяцы армия потеряла больше двадцати тысяч танков и примерно восемнадцать тысяч самолетов. Иначе говоря, к моменту контрнаступления под Москвой в сражение с немецкими войсками вступила новая, сформированная на ходу армия (см.: «Вопросы истории», № 1/2002). Она и нанесла удар по выдохшимся немецким войскам в начале декабря.
Да, это была уже другая армия. И воевала с иным настроением. Поначалу мобилизованные не очень представляли себе, какая война их ждет. Надеялись, что уходят ненадолго. Столкновения с Японией на Дальнем Востоке, польская и финская кампании были короткими. Пропаганда обещала, что воевать будем «малой кровью», победим «могучим ударом».
На второй день войны, 23 июня, московский горком партии представил руководству города информацию о «недостатках в работе некоторых призывных пунктов»:
«На призывном участке № 2 Киевского района (2-я Бородинская ул., д. 34) царит беспорядок… Сюда явилось около двухсот военнообязанных с мобилизационными листками, но ими никто не занимается, они без толку ходят из комнаты в комнату, мешают работать комиссии. Многие сидят на заборе, на воротах, а за оградой, на улице кричат и плачут некоторые женщины. Среди военнообязанных есть пьяные, которые валяются здесь же у входа.
Политрук призывного участка заявил инструктору МГК:
– У нас есть специальная комната для пьяных, но я, к сожалению, от нее потерял ключи…
Не лучше положение на призывном пункте Москворецкого района (Добрынинская пл.), здесь призывают водителей автотранспорта. Пункт до отказа набит, но люди продолжают прибывать. На улице много провожающих, некоторые из них по веревочке передают водку, среди призванных водителей имеются пьяные. Один пьяный вылетел из окна второго этажа, вокруг него стал собираться народ…
Школа № 242 – призывной пункт рядового состава. Здесь большая скученность, в помещении грязно, нет скамеек, стульев, призывники сидят на окнах и на полу, имеются пьяные. Очень большое количество провожающих толпится на улице…
Призывной пункт Молотовского района в клубе Московской областной конторы Главного управления автотракторной промышленности, призывает рядовой состав – шоферов. Начальник призывной комиссии дал устное указание милиционеру, стоявшему у входа в помещение, не выпускать призывников из него и не допускать к ним гостей, приносящих передачи или желающих проститься… Среди призывников были некоторые настолько пьяны, что их пришлось отправлять с пункта. Многие же призывники, примерно процентов тридцать, были такж