— Люсиль! — восклицаю я, растягивая губы в приветливой улыбке. По крайней мере, я надеюсь, что моя улыбка выглядит приветливой. — Входите, прошу вас.
Я испытываю несколько странное чувство, приглашая Люсиль в ее собственную квартиру. Ведь по документам владелицей является именно она. Конечно, Люсиль слишком хорошо воспитана, чтобы напоминать мне об этом. Но ее надменный взгляд красноречиво говорит: сама она прекрасно помнит, кто здесь хозяйка. На ходу я сметаю со стола кофейные чашки. Хорошо еще, сегодня утром, перед работой, я пропылесосила все ковры. Оскар постоянно убеждает меня пригласить уборщицу. Но я умру со стыда, признавшись маме, что наняла человека, который будет убирать за мной грязь. Ее королевское величество, окинув комнату критическим взором, опускается в кресло. Господи боже, о чем же с ней говорить?
— Боюсь, сегодня вечером Оскара не будет, — лепечу я. — Он в Брюсселе.
— О! — вскидывает бровь Люсиль. — У меня совсем вылетело из головы. — Пальцы ее теребят ожерелье из увесистых жемчужин, с которым она не расстается.
Так я ей и поверила. Все, что связано с Оскаром, его мамочка записывает в свой органайзер особой зеленой ручкой. Неужели она не сочла нужным в этот самый органайзер заглянуть?
— Чашечку чая? — любезно предлагаю я.
— Дарджилинг, пожалуйста, — кивает она. — Конечно, если у вас он есть.
Обычно я обхожусь без подобных изысков. Но на свадьбу кто-то подарил нам набор элитных чаев. Возможно, там есть этот самый дарджилинг. Оставив Люсиль наедине с собой, выскальзываю в кухню. Ура! Есть! Ей не удалось меня подловить. Меня охватывает пьянящая радость победы. Конечно, мне бы хотелось, чтобы наши отношения были совсем другими, дружескими и доверительными. Возможно, сейчас настал подходящий момент попытаться направить их в иное русло. Ожидая, пока чай заварится, я ставлю на поднос сахарницу и молочник — тоже свадебные подарки, — две чашки и тарелку с песочным печеньем.
Сияя, как начищенная пуговица, я вхожу в гостиную с подносом в руках:
— Вот и чай. А также молоко, сахар и печенье. Надеюсь, ничего не забыла.
— Не надо ни того, ни другого, ни третьего. Но все равно спасибо за хлопоты.
Глаза у Люсиль более светлые, чем у Оскара, не карие, а скорее янтарные. В точности как у змеи.
— Как мило, что вы решили к нам заглянуть, — говорю я, опускаясь в кресло напротив и изо всех сил стараясь не ерзать. — Вы хотели что-то обсудить с Оскаром?
— Я просто проходила мимо, — качает она головой.
Хотела бы я знать, насколько часто она просто проходит мимо. Кстати, у нее есть ключи. Так что не удивлюсь, если Люсиль не просто проходит, но и заходит, когда нас нет дома. При мысли об этом сердце мое тревожно сжимается. Интересно, что она ищет? Улики, подтверждающие, что я авантюристка, заморочившая голову ее бедному мальчику? Заглядывает в почтовый ящик, надеясь обнаружить там извещение, что лимит по кредитным картам превышен? Роется в письменном столе в поисках свидетельств моего темного прошлого? Ну что ж, все равно ее усилия не увенчаются успехом.
Пусть рвет и мечет от досады.
— Полагаю, в отсутствие Оскара вам бывает одиноко? — осведомляется Люсиль.
— Да, я невероятно по нему скучаю, — киваю я, с трудом подавляя дикое желание добавить: «Приходится шататься по дискотекам, чтобы разогнать тоску». Вместо этого я произношу: — К счастью, я очень занята на работе.
Изящным движением подношу ко рту чашку с чаем. Без сахара и без молока.
Люсиль отпивает крохотный глоток и морщится, словно в чашке синильная кислота.
— Слишком крепкий. В следующий раз заваривайте не так долго.
— Да-да, непременно, — бормочу я.
Самая неприятная часть этой фразы заключается в словах «в следующий раз».
— Вы ведь администратор, если я не ошибаюсь? В каком-то журнале? Простите, забыла, чем именно вы занимаетесь.
От удивления у меня глаза лезут на лоб. Что за игру она затеяла? Уж конечно, ей точно известно, где и кем я работаю. Не сомневаюсь, она проверяла это множество раз.
— Не вполне так. Я журналист. Веду колонку в журнале для подростков.
— Да-да, — кивает Люсиль. — Я, знаете ли, далека от всего этого. — Несколько мгновений она держит паузу, потом спрашивает: — Вы говорили сегодня с Оскаром по телефону?
Я качаю головой и бросаю взгляд на часы:
— Обычно он звонит после девяти. — В воздухе снова повисает молчание, и я, решив протянуть оливковую ветвь, добавляю: — Если хотите, могу передать ему, чтобы позвонил вам завтра.
— Не беспокойтесь, дорогая. Достаточно того, что ему приходится каждый день звонить домой. Не будем добавлять ему забот.
Люсиль издает подобие короткого смешка, давая понять, сколь необоснованны все мои претензии занимать слишком много места в жизни мужа.
— Не думаю, что звонить домой для него — столь уж тягостная забота, — возражаю я, не сумев проглотить обиду. — Нам обоим тяжело проводить так много времени в разлуке. Но все равно я горжусь Оскаром.
— Еще бы, — изрекает она. — Ему сейчас приходится нелегко. Работать за границей — это всегда большая ответственность. Но я не сомневаюсь, он на своем месте. И Крессида говорит, работать под его началом — истинное удовольствие.
Спрашивается, откуда это известно Крессиде? Я знаю, что они работают в одном банке, но с каких это пор она перебралась в Брюссель? Да еще стала подчиненной Оскара? Люсиль, несомненно, довольна, что привела меня в недоумение. Я проглатываю вопрос, который вертится у меня на языке, и запиваю его большим глотком раскритикованного чая. У чая вкус кошачьей мочи. Мы сидим молча, разделенные стеклянным столиком. Люсиль смотрит на часы.
— Господи, уже так поздно! — Она поднимается. — Мне пора.
Я вскакиваю и провожаю ее до дверей. На прощание касаюсь губами ее холодной щеки, глубоко вдыхаю и, набравшись смелости, говорю:
— Спасибо за неожиданное удовольствие. Надеюсь, мама, мы будем чаще встречаться.
Назови я ее сукой, она не была бы так ошарашена. Судя по выражению лица, ей отчаянно хочется дать мне оплеуху. Но благовоспитанная леди не может себе позволить подобного удовольствия.
— До свидания, Лорел, — изрекает она, царственно кивнув головой, и выплывает в дверь.
После ее ухода я выливаю мерзкий чай в раковину и наливаю себе стакан вина. Понять не могу, как такая стерва сумела вырастить такого чудесного сына.
Я опускаюсь на диван, ощущая себя бесконечно одинокой. Люсиль приходила сюда по одной-единственной причине: поставить меня в известность, что в Бельгии Оскар проводит время в обществе девушки, которая подходит ему намного лучше, чем я. Своей бывшей возлюбленной, которая теперь тоже работает в Брюсселе. И об этом факте он не счел нужным мне сообщить.
Единственный человек, с которым я могла бы все это обсудить, — Сара. Верчу телефон в руках, изнемогая от желания набрать ее номер. Но что я скажу, когда она возьмет трубку? «Привет, Сара, я только что выяснила, что мой муж проводит время с другой женщиной, и хочу, чтобы ты меня утешила». Вряд ли она встретит подобную просьбу с энтузиазмом. Отложив телефон, я включаю компьютер и выхожу в «Фейсбук». Крессида, разумеется, не числится у меня в друзьях, но я легко перехожу на ее страницу со страницы Оскара. Доступ к большей части страницы закрыт. На всеобщее обозрение выставлены лишь фотки, сообщающие всему миру, какую насыщенную жизнь она ведет в Брюсселе. Быстро просматриваю их. Нахожу кадр, где веселая компания тусит в каком-то баре. Оскар сидит за столом рядом с Крессидой и хохочет.
Ох, Оскар!..
10 июня
Эдинбург офигенно хорош в солнечном свете. Живу здесь меньше года, но уже чувствую себя как дома. Исходил весь город — ну или почти весь — вдоль и поперек. Нарастил на лодыжках мускулы, потому что здесь все время приходится то подниматься в гору, то спускаться вниз. Поначалу это нагромождение гранитных зданий представлялось мне слишком суровым, но, возможно, дело тут не в готической архитектуре, а в моем внутреннем состоянии. Сейчас город кажется мне совсем другим — приветливым, оживленным, веселым. Единственное, от чего я далеко не в восторге, — шотландские волынки.
— Ты что увиливаешь от выпивки, Джек?
Лорн, здоровенный бородатый продюсер, с которым мы работаем, протягивает мне огромную кружку пива. Мы всей командой завалились в паб, устроили здесь небольшую тусовку. Я уже говорил, жизнь в Эдинбурге — чертовски приятная штука.
— Ты сегодня без Верити? — вскинув бровь, спрашивает моя помощница Холли.
— Сегодня и всегда, — сообщаю я. — Мы расстались. Как говорится, без обид.
За столом нас шесть человек. Все, кроме меня, хором испускают сокрушенный вздох.
— Ведете себя как дети малые! — сердито машу я рукой.
Холли, самая молодая в нашей команде, изо всех сил пытается показать, что она уже взрослая.
— Прости, я не хотела совать нос в чужие дела.
— Не извиняйся, — пожимаю я плечами. — Я не собирался это скрывать.
— Держись, парень! — со скорбным видом изрекает Лорн. — Прости, что растравили твою душевную рану.
Я снова пожимаю плечами. Честно говоря, никакой душевной раны нет. Дело давно шло к разрыву. Верити стала чертовски требовательна. Хотела, чтобы я без остатка отдавал ей всё: свое время, энергию, чувства. Думаю, мы оба переживем разрыв без особых терзаний. К тому же она постоянно цеплялась к Саре и Лори, требуя моих заверений в том, что она в сто раз красивее, умнее, успешнее, сексуальнее, чем они. И все такое прочее. Это меня жутко раздражало. Ежу понятно, она не собиралась быть самой лучшей для меня. Ей просто хотелось доказать свое превосходство. Ну, о том, что я для нее лучше всех, речь просто не заходила. Интересы у нас тоже оказались разные. Я так и не удосужился разобраться в правилах игры в поло. Честно говоря, плевать я на них хотел. В общем, Верити меня так достала, что сейчас я не имею ни малейшего желания ввязываться в новые отношения. Считайте меня стопроцентной скотиной, но это так.