к как потребуется его помощь в мастерской, а послезавтра уже праздник. А учитель тем временем продолжает: «Saxa vocant Itali mediis quae in fluctibus aras…» («Их италийцы зовут Алтарями, те скалы средь моря…»[27])
Учитель школьный, сжалься над толпой юной.
Когда ты кудряшами осажден будешь
И милым будет для всех них твой стол детский, —
Ни математик ловкий, ни писец скорый
Не будет окружен таким, как ты, кругом.
Сияют дни, когда восходит Лев знойный
И ниве желтой зреть дает июль жаркий:
Ременной плети из шершавых кож скифских,
Какой жестоко бит келенец был Марсий,
И беспощадный феруле – жезлу дядек —
До самых Ид октябрьских дай поспать крепко:
Здоровье – вот ученье для детей летом.
Первый час дня(07:00–08:00)Сенатор отправляется на встречу с патроном
Но пребывают всегда средь царей и властителей смело
И не робеют они ни пред золота блеском нисколько,
Ни перед пышностью яркой
роскошных пурпуровых тканей.
Школьники в базилике скандируют стихи, и сенатору, который слышит их, торопясь на встречу с патроном, приходят на ум эти строки Лукреция. Мамлия Аврелия Офеллу по-своему забавляет, что он сам римский сенатор, а потому тоже может считаться одним из властителей мира. Но прямо сейчас Офелла совсем не чувствует себя таковым.
Дело в том, что Офелла целиком и полностью принадлежит более важному правителю – Луцию Цейонию Коммоду. Это он сделал Офеллу сенатором, когда тот еще был просто состоятельным и амбициозным, но никому в Риме не известным уроженцем Испании. Именно Цейоний оплатил организацию игр в амфитеатре, которые просто разорили бы Офеллу в тот год, когда он, продвигаясь по карьерной лестнице в Сенате, исполнял обязанности эдила. Именно Цейоний познакомил Офеллу с обедневшей, но очень знатной женщиной, которая стала его женой. И именно Цейоний тайком предоставил большую часть средств, которые пошли ей на приданое.
Приятно думать, что Цейоний сделал все это потому лишь, что он богач и филантроп, подружившийся с Офеллой и поддерживающий его с тех пор по доброте душевной. Но, будь это так, Офелла не спешил бы по утренним улицам, полным народа, чтобы выразить свое почтение человеку, которого он называет своим хозяином.
Выйди на середину и скажи нам: когда ты безмятежнее спал, сейчас или до того, как стал другом цезаря? Тотчас слышишь: «Перестань, ради богов, потешаться над моей душой. Ты не знаешь, какие терплю страдания несчастный я! Сон и не приходит ко мне, но другой придет и говорит, что он уже пробудился, он уже выходит. И вот – смятения, и вот – беспокойства».
Так, значит, когда ты увидишь кого-то низкопоклонничающим перед другим или льстящим вопреки своему представлению, его тоже смело называй несвободным, и не только если он ради жалкого обеда делает это, но и если ради провинции, и если ради консульства. Но тех ты называй мелкорабами, поскольку они ради чего-то мелкого делают это, а этих, как они и стоят того, – великорабами.
Так, значит, всякого, помешать кому и принудить кого зависит от другого, смело называй несвободным. И не смотри ты мне на его дедов и прадедов и не ищи купли и продажи, но если услышишь, как он изнутри и проникновенно говорит «господин», то, даже если перед ним шествуют двенадцать ликторов, называй его рабом. И если услышишь, как он говорит: «Несчастный я! Какие терплю я страдания!», называй его рабом. Словом, если увидишь его оплакивающим, жалующимся, неблагоденствующим, называй его рабом в претексте.
Римские сенаторы во время парадного шествия, изображенные на саркофаге III века. DEA / G Dagli Orti / Getty Images.
Перед Офеллой идут несколько телохранителей, которые прокладывают ему путь, попросту выталкивая любого замешкавшегося прохожего в соседний переулок или на другую сторону дороги. Никто всерьез не возражает против такого поведения, ведь римляне привыкли к строгой иерархии, а Офелла выглядит весьма важной персоной. Об этом свидетельствует пурпурная полоса на его тоге, равно как и свита, шествующая позади него. Наверняка, думает Офелла, многие из наблюдающих за этой процессией завидуют ему – так же, как и сам он по-своему завидует им.
Возможно, Офелле было бы проще воспользоваться носилками с комфортным, обложенным внутри подушками ящиком, который несут на своих плечах шесть крепких рабов. Но Офелла знает, какие толпы скапливаются на улицах на рассвете, и знает, что дорога на носилках займет еще больше времени, чем пешком. Много лет назад носилки с супругой флотоводца Клавдия застряли в переполненной толпой улице. С негодованием она громко сетовала на то, что зря ее муж (весьма бездарный руководитель, потерявший накануне флот и тысячи матросов) не расправился с жителями Рима, чтобы уличные толпы поредели. Мало кому пришлись по душе эти жалобы.
Офелла и сам рассчитывает стать военачальником и надеется принять командование одним из восточных легионов, пока его патрон ему благоволит. Поэтому ему не следует отправляться в путь на носилках, будто он какой-то изнеженный дилетант (хотя порой завистливые соперники называют так самого Цейония). Нет, Офелла дойдет до особняка своего покровителя пешком. Точно так же он собирается шествовать во главе Пятого Македонского легиона или любого другого – как будет угодно судьбе и императору.
Вернувшись в Рим, Марий построил дом неподалеку от форума, не желая, по его собственным словам, затруднять дальней дорогой приходивших почтить его, а на самом деле полагая, что к нему приходит меньше народу, чем к другим знатным римлянам, лишь из-за удаленности его жилища.
Этим утром у Офеллы есть причины для спешки – еще до рассвета он принимал своих клиентов, один из которых озадачил его проблемой, которую ему предстояло решить. Дело заключалось в том, что некий Юлий Гипсат развелся с женой и теперь, по закону, обязан вернуть приданое. Часть приданого, однако, он вложил в торговое дело, и, если он потребует их прямо сейчас, это грозит ему большими убытками, на что, если верить жалобам этого человека, и надеется его мстительная бывшая супруга. Юлий объяснил проблему своему патрону, а его покровитель рассказал о ней Офелле и предложил такое решение: Офелла выкупит долю Юлия, а тот расплатится с бывшей женой вырученными деньгами. Вообще-то, будучи римским сенатором, Офелла не имеет права заниматься грязными делами вроде коммерческих операций, поэтому формально сделка будет заключена от имени клиента Офеллы, который одновременно является патроном Юлия. Часть полученных денег получит Офелла, часть – патрон Юлия, и только часть – сам Юлий, но последнему, по крайней мере, не придется нести убытки.
Именно для операций такого рода в Риме существует система отношений между клиентами и патронами. Вот почему ни один римлянин, будь он нищий или сенатор, не желает остаться без покровителя. Разрешение споров в суде в соответствии с римским правом отнимает много времени и денег, при этом большинство спорных вопросов обычно можно уладить без привлечения адвокатов, если связи между клиентами и патронами функционируют исправно. Нужно просто передавать проблему по цепочке наверх, и в конце концов она дойдет до влиятельного человека, способного решить вопрос самостоятельно – или два таких влиятельных человека договорятся между собой.
Именно поэтому человек, который приобрел достаточное влияние, сразу же ищет себе клиентов. Чем больше клиентов, тем лучше репутация патронов, кроме того, как успел убедиться Офелла, одни клиенты часто становятся инструментами, с помощью которых патрон решает проблемы других – или свои собственные.
Проблема с несчастным Юлием осложняется тем, что он очень долго колебался, и теперь бюрократические вопросы нужно решать как можно скорее. Так уж получилось, и теперь Офелле приходится спешить, чтобы опоздание не оскорбило его собственного покровителя.
Будучи сенатором очень высокого ранга и личным советником императора Адриана, Цейоний, конечно, не станет заниматься такими незначительными вопросами, как разводы и капиталовложения. Но даже он нуждается в сенаторах вроде Офеллы не меньше, чем те нуждаются в нем. Цейоний добился такого положения в Сенате (а по слухам, может стать преемником императора) благодаря тому, что у него много клиентов. В сенате они поддерживают любой законопроект, который предложит Цейоний, и мешают принятию законопроектов его противников. Они поддерживают его, когда он выступает с речами, делят с ним расходы и прилагают большие усилия, чтобы, в случае паритета при принятии важного решения, неопределившиеся сенаторы голосовали так, как угодно Цейонию.
Пусть на своей улице Офелла самый уважаемый и могущественный, но, будучи клиентом, он не принадлежит сам себе. Его судьба целиком и полностью зависит от участи его покровителя. Если противнику Цейония удастся пошатнуть позиции сенатора, то финал покровителя Офеллы наверняка будет незавидным. Адриан казнил почти дюжину сенаторов, которые его разочаровали, и Цейоний легко может стать следующим в этом списке. В таком случае, как один из клиентов Цейония, Офелла, несомненно, дорого заплатит – впрочем, необязательно собственной жизнью. Может случиться и так, что он наконец получит желанную командную должность, только это будет должность коменданта небольшого гарнизонного укрепления где-нибудь в Британии, где Адриан возводит новый Вал.