Рабочие просунули под барабан колонны деревянные доски и готовятся поднять его. Рядом с телом, неподвижно лежащим на брусчатке, и повозкой, запряженной ослами, уже собралась толпа, из которой доносятся то советы, то молитвы, то замечания.
Фек останавливается, чтобы отдышаться. Тем временем Гиппократ бесцеремонно отталкивает рабочих от досок, оттесняет человека, склонившегося над пострадавшим, и осторожно ощупывает живот последнего.
– Дыхание неглубокое, пульс слабый. Кожа бледная и влажная. На затылке большой синяк и отек. Вмятин нет, кость цела. Этот человек ушибся головой?
– Не знаю… Но ударился он сильно, – говорит один из рабочих, – наверное, разбил голову о брусчатку. С тех пор он не двигается и молчит… Но дело разве не в барабане? Надо его поднять!
Перевязка ран на поле боя [48]
Колонны вроде тех, что украшают вход в этот храм, не высекаются из цельного куска камня. Большинство колонн высотой в два-три человеческих роста; просто отыскать глыбы нужного размера было бы проблематично. Обычно колонны собираются из «барабанов» – каменных цилиндров в локоть высотой. В некоторых барабанах делают центральное отверстие, чтобы укрепить колонну с помощью металлического каркаса. Однако чаще всего барабаны держатся на месте за счет собственного веса.
Составив из барабанов колонну, рабочие заполняют щели цементным раствором и шлифуют стыки так, чтобы цемент невозможно было отличить от камня. Барабан, придавивший ногу юному Девкалиону, предназначался для основания одной из таких колонн и представляет собой весьма тяжелый кусок мрамора.
Гиппократ вынужден объяснять:
– Сейчас летальный исход весьма вероятен, но, если вы уберете барабан, он будет неизбежен! Приток крови к поврежденной конечности расстроит гуморы тела, и мальчик тут же умрет! Впрочем, делайте, что хотите. Может быть, вы сделаете бедняге одолжение, дав ему умереть быстрой смертью, но в таком случае я его лечить отказываюсь. Главный принцип моей медицинской школы – «Прежде всего – не навреди».
Рабочий оглядывается на Фека:
– Кто это, Аид его побери?
– Гиппократ Косский. Лучший врач нашей эпохи, только и всего. Он путешествовал по Египту и Вавилону и знает о медицине раз в десять больше меня. Я бы сказал, что мальчику повезло… хотя везением это, конечно, трудно назвать. В общем, хотите, чтобы он выжил, – делайте, как велит Гиппократ. И не обижайтесь. Он бывает резковат.
Гиппократ не обращает внимания на характеристику, данную ему коллегой.
– Ногу спасти не удастся, – говорит он, указывая на изувеченную плоть между барабаном колонны и мостовой, – да тут и спасать-то уже нечего. Следует отнестись к этому случаю, как к гангрене, и ампутировать все ниже сустава. Фек, записывай – даже если этот пациент умрет, записи еще пригодятся.
– Звучит довольно бессердечно, – замечает один из зевак. Гиппократ бросает на него резкий взгляд.
– Жизнь коротка, искусство медицины вечно. Бессердечно стоять, не пытаясь ни помочь мальчику, ни понять, как потом помогать другим. А вы именно это и делаете. Пользы от вас никакой, так молчите и хотя бы не мешайте.
ГИППОКРАТ
Рассуждая об эпидемиях и хронических болезнях, мы пользуемся терминами, предложенными Гиппократом, «отцом медицины». Гиппократ сделал из медицины науку, решительно отделив ее от религии и теургии (теургией называется лечение с помощью сверхъестественных средств – молитв, магических амулетов или жертвоприношений). Научная медицина Гиппократа предполагала обсервацию, клинические диагнозы и протоколы медицинских процедур. Описание ампутации в этой главе основано на тексте из «Гиппократовского корпуса» – сборника сочинений, написанных, как считается, самим Гиппократом и его последователями – представителями медицинской школы, основанной им на родном острове Кос. Принцип «Прежде всего – не навреди» происходит из «Клятвы Гиппократа», которую до сих пор приносят многие врачи. Афоризм «Жизнь коротка, искусство вечно» (иногда цитируемый по-латински – «Vita brevis, ars longa») приобрел популярность у любителей литературы, но изначально относился именно к искусству медицины.
Гиппократ дожил как минимум до восьмидесяти лет, а по некоторым данным прожил больше ста. Не зря его имя означает «лошадиная сила».
Затем Гиппократ снова обращается к коллеге:
– Фек, я буду резать вот здесь, где нервы уже повреждены. Это живая плоть, а рассекать ее не рекомендуется. Если пациент в сознании, он тут же отключится и, возможно, уже никогда не придет в себя. Но наш пациент в сознание не приходит, а его жизнь и так под угрозой. Поэтому стоит пойти на риск. Какая тут главная опасность?
– Кровоизлияние?
– Верно. Пострадали крупные кровеносные сосуды, кость раздроблена. Обычно, когда нога настолько искалечена, я жду, пока кость естественным образом отделится в результате гангрены. В конце концов, тяжелее смотреть на гниющую плоть, чем работать с ней. Но тут, как ты понимаешь, так поступить не получится, а в момент кризиса небольшое кровотечение даже полезно: оно удалит больные гуморы от раны. Как ты предлагаешь остановить кровотечение?
– Прижиганием?
– Возможно, очень возможно. Отчаянные ситуации требуют отчаянных мер. Но сначала я попробую компресс. Я видел, как пациенты выздоравливали даже после того, как гангрена отнимала у них всю ногу до самого бедра. Мне нужны… – Гиппократ закатывает глаза, начиная искать что-то в памяти. – Вода. Чистая вода – несколько горшков с горячей и несколько с теплой. Уксус. Мед. Фиговые листья. Сосновая смола. И еще мне нужно белье, чистое белье. Сбегайте за ним на рынок. Нож – чем острее, тем лучше, но без ржавчины на лезвии. И кожа – примерно столько, – он складывает руки дугой, так, что между кончиками пальцев остается расстояние примерно в 5 см. – Лучше карфагенская, если отыщется. Но можно любую, главное – тонкую, растянутую.
– Зачем тебе кожа? – с любопытством спрашивает Фек.
– Здесь я сделаю клиновидную резекцию, – говорит Гиппократ, изображая ниже колена пациента перевернутую букву V, для чего ему приходится просунуть пальцы под барабан. – Видишь шишку на ноге? Кость раздроблена, поэтому меньше всего плоти мы оставляем тут, у вершины клина. Стягиваем длинные концы плоти под кость, накрываем культю кожей и перевязываем тканью. Кожа нужна, чтобы ткань не помешала кускам плоти срастись друг с другом.
Гиппократ тыкает в ногу прямо под сломанной костью и проверяет, не вздрогнет ли пациент. Тот по-прежнему не двигается.
– Нужен нож, срочно! – ревет Гиппократ так, что некоторые из зевак изумленно отшатываются, а затем бормочет, склонившись над пациентом. – Сначала – диагноз. Что в порядке, а что нарушено. Что ясно, а что необходимо понять. Что можно выяснить, осматривая, ощупывая, слушая. Порой даже запах и вкус имеют значение. Истолковать эти данные – иначе дальнейшие наблюдения бессмысленны. Это сделано. Затем нужна ясность. Кто пациент, кто проводит операцию, какие инструменты доступны, какое освещение. Должно быть ясно, из скольких этапов состоит операция, что они собой представляют и в каком порядке их выполнять. Я должен расположиться вот здесь, потому что оперирую при дневном свете, который падает с той стороны. Моя одежда не должна мешать операции. Мои ногти подстрижены. Мой помощник достаточно компетентен. Теперь нужны инструменты, разложенные в том порядке, в котором они будут использоваться. Подавать их мне будешь ты, Фек. Положи их перед собой и делай, как я скажу.
За спиной у Гиппократа зеваки уже засуетились. Афины – идеальное место для чрезвычайных происшествий: в экстренных ситуациях афиняне реагируют быстро и спокойно – может быть, потому, что привыкли сами их создавать. За несколько минут находится все, что нужно Гиппократу. В руках у него блестит острый как бритва нож, а рядом старший рабочий пререкается с продавцом, предоставившим для операции белье.
– Вы двое! Держите мальчика за плечи. Он, скорее всего, не придет в сознание, но я не хочу, чтобы он забился, как выброшенная на берег рыба, если почувствует нож. Фек, нужен временный компресс вот здесь, у большой приводящей мышцы. Между большеберцовой и малоберцовой костями расположена крупная артерия, и, когда я ее перережу, нужно будет пережать бедренную артерию, чтобы остановить кровь. Я видел, как это делают египтяне. Это как соорудить плотину в верхнем течении реки, чтобы вода не прорвала нижнюю дамбу. В общем, это работает. Сжимай здесь, кровотечение уменьшится, а мы тем временем закроем и перевяжем рану.
– А почему просто не оставить компресс на бедре, если это работает? – спрашивает Фек.
– Так не получится, понимаешь? Перевяжи слишком туго – и нижняя часть начнет отмирать, а затем гнить. Потому-то даже компресс ниже колена должен быть тяжелым, но не слишком тугим!
Гиппократ орудует ножом плавно, порой переворачивая его, чтобы не кромсать мышечные волокна острым лезвием, а отделять их друг от друга изящной рукояткой. Сейчас Фек ему не нужен, но ассистенту есть чем заняться: он сосредоточенно прижимает кулак к участку бедра, на который указывал Гиппократ. Ослабив давление, чтобы принять более удобную позу, Фек вызывает кровотечение у пациента и настоящий поток ругательств из уст Гиппократа. Теперь ассистент следит, чтобы не повторить подобной оплошности, а рабочие встают между врачами и зеваками, которые из кожи вон лезут, чтобы поглазеть на операцию.
– Кожу! – требует Гиппократ. Он с отвращением смотрит на поданный ему тонкий кусок. – Это что, кусок занавески из уборной? Пока я увлажняю рану уксусом, смой с этой кожи всю грязь и ту сторону, которая будет почище, смажь медом. Должно помочь… А теперь мы сформируем повязку в виде шапочки и наденем ее на покрытую кожей культю [49]. Мед защитит от инфекции, но, пока рана не заживет, она будет гноиться. Позже потребуется дренирование. Перевязываем рану крепко, чтобы не было отека: начинаем отсюда, так, чтобы верхний слой удерживал нижний. Делать надрезы нужно справа и слева, чтобы верх и низ каждого пояса можно было помазать смолой – тут и вот тут. Смола не даст повязке соскользнуть. А теперь уберите барабан колонны. Он нам мешает.