Раб знает, что скоро прозвучит трубный звук, возвещающий о возобновлении заседания. Ему нужно успеть собрать все тарелки, чтобы булевты вовремя вернулись к своим обязанностям, поэтому он не обращает внимания на гримасы Крития и спокойно удаляется.
Нерикий знает этого раба. Этот беотиец жил в усадьбе по ту сторону хребта Киферон, которой Нерикий в свое время управлял. Его отец и дядя погибли на войне, сам он попал в плен, а семья пока не может его выкупить. Впрочем, паренек неплохо приспособился к городской жизни, и Нерикий не удивится, если он останется в Афинах даже после освобождения.
– Его нужно выпороть! – огрызается Критий. – Рабы и метэки в Афинах совсем распустились. Побить их нельзя, поэтому они перед тобой даже не посторонятся! Времена такие, что мы, афиняне, стали рабами наших рабов! Вот у меня дома…
Щиты гоплитов отличались друг от друга и могли многое рассказать о своих владельцах [58]
Именно поэтому военнопленных вроде юного беотийца обычно не держат в частных домах. Формально невыкупленный пленник – обычный раб, но, если на свободе он принадлежал к классу гоплитов, рабский труд его не будет непосильным. Превратности войны таковы, что в один прекрасный день поработитель может сам оказаться невольным гостем вражеского города. А потому с такими пленниками обходятся достаточно мягко, зачастую поручая им неоплачиваемую работу в государственных учреждениях.
Среди пленных простолюдинов попадаются квалифицированные ремесленники. Таких рабов покупают и устраивают в мастерские; после этого раб занимается тем же, чем и любой другой ремесленник, с той только разницей, что раз в неделю хозяин приходит и забирает значительную часть его заработка себе. Обычно заранее оговаривается сумма, выплатив которую раб сможет снова стать свободным человеком. Люди, покупающие свободу в рассрочку, обычно этого стесняются. Как следствие, помыкать такими рабами не легче, а труднее, чем свободными людьми того же статуса.
– Если в городе живут богатые рабы, – жалуется Критий, – то рабовладельцу уже невыгодно, чтобы его раб тебя боялся. В Спарте мой раб боялся бы тебя, но в Афинах, если бы рабы боялись всех свободных, любой свободный мог бы вымогать деньги у богатых рабов. В Спарте такой проблемы нет: там у рабов вообще нет денег. А здесь раб думает, что он тебе ровня, если только ты не его хозяин. Я уже о метэках молчу! Прогнившая система.
В Афинах, в отличие от многих других греческих городов, рабы могут быть достаточно богатыми. А значит, их нужно защищать от вымогательств и грабежей, иначе свободные просто отнимут у них деньги. Рабы прекрасно понимают, что угрожать им вправе лишь их хозяева, и не раболепствуют перед другими людьми – даже перед раздражительным Критием.
Оказавшись в городе впервые, Нерикий тоже был несколько озадачен развязностью городских рабов. В деревне рабы ведут себя повежливее, но рабы рабам рознь. Управляя поместьями, к фракийцам и иллирийцам Нерикий относился почти как к домашнему скоту, к их надсмотрщику-македонцу – гораздо лучше, но тоже отнюдь не как к равному. А у юного беотийца есть свободные друзья, с которыми он по вечерам встречается в таверне.
– Я бы не сравнивал метэков с рабами при метэках, – замечает Нерикий. – Их это обычно обижает. Они могут проявить надменность, о которой ты говоришь, и расквасить тебе нос.
– И им ничего бы за это не было! – ворчит Критий. – В судах нынче аристократов лишают гражданских прав, штрафуют, отправляют в изгнание и даже казнят! Судьи действуют в интересах простолюдинов. О справедливости не заботятся, только о своей собственной выгоде!
Нерикий и Критий заходят в Толос. Здесь гораздо темней, чем на улице, и не успевают они проморгаться, как несколько булевтов принимаются болтать со своими соседями по скамьям или судорожно расправляться с едой, пока рабы не унесли и их тарелки. Нерикий вдруг понимает, почему Критий решил поговорить с ним на улице: здесь, в Толосе, он остался бы в одиночестве.
Нерикий и сам рад возможности покинуть Крития.
– Поспешим лучше в зал заседаний! – восклицает он. – Сегодня председательствует Андокид, а он не церемонится с опоздавшими.
Над всеми этими должностями стоит власть, имеющая верховные полномочия во всех делах; она приводит в исполнение вынесенные решения, вносит законопроекты, председательствует в народном собрании в тех государствах, где верховная власть принадлежит народу, ведь необходима же должность для созыва тех, кто главенствует в государстве. В некоторых местах эта власть называется пробулами, потому что они составляют предварительные решения; в демократиях же чаще – советом.
Чтобы ни одна из фракций не располагала преимуществом, каждый день выбирают нового председателя буле. Председатель получает ключи от казны и архивов. Ежедневная смена председателей уменьшает вероятность того, что эти жизненно важные ключи попадут в руки саботажников или заговорщиков, планирующих переворот: никто точно не знает, кто будет сторожить их следующей ночью. За год в роли председателя успеют побывать две трети булевтов.
Сегодня после обеда булевтам есть чем заняться. Нужно утвердить повестку завтрашнего дня и вовремя опубликовать ее (народ хочет знать о планах совета). Затем будут слушать отчет комиссии, занимающейся подготовкой к Дионисиям. И конечно, речь пойдет о финансировании готовящейся сицилийской экспедиции. Чем скорее будет решен этот вопрос, тем скорее народное собрание либо одобрит весь проект, либо отправит его обратно в буле на доработку.
Нерикий знает, что Критий никуда не спешит: сегодня он – один из семнадцати. Каждый день семнадцать булевтов задерживаются в Толосе на восемь часов; за восемь часов до рассвета их сменяют другие. Председатель исполняет свои обязанности двадцать четыре часа без перерыва.
Таким образом, в Афинах всегда есть действующая власть. Послам, прибывающим поздно ночью, и гонцам со срочными известиями есть кому докладывать, а в случае пожара или беспорядков всегда есть кому отдавать приказы. Нерикий не сомневается, что, если нечто чрезвычайное случится сегодня вечером, любое предложение Крития натолкнется на возражения остальных шестнадцати булевтов.
Сам Нерикий надеется, что заседание кончится пораньше. Тогда он поспешит в район Колон, где в маленьком домике его ждут любимая женщина и охлажденное вино. Они выпьют его на балконе, наблюдая за тем, как садится солнце и тень холма Муз опускается на крыши района Мелита. Женщина родом с острова Хиос, и она наверняка придет в ярость, узнав, что Критий считает, будто метэки ничуть не лучше рабов.
А потом по темнеющим улицам Нерикий пойдет домой, в Лимны, к своей угрюмой женушке Тимеле, которая не умеет ни вести беседу, ни готовить, ни ткать, ни заниматься любовью. Такова, полагает Нерикий, цена, которую он платит за то, чтобы считаться уважаемым женатым человеком.
СТАРЫЙ ОЛИГАРХ
Эта глава также представляет собой переработку древнего текста. Рассуждения об афинской политике – это почти дословные цитаты из трактата того времени, известного под условным названием «Старый олигарх» (или «Псевдо-Ксенофонт»). С учетом того, что известно о политических взглядах и литературных амбициях Крития, никто бы не удивился, если бы именно он оказался тем самым старым олигархом.
Впрочем, существует мнение, что в действительности автор текста был сторонником демократии, поскольку он приводит ряд весомых контраргументов. Их я вложил в уста Нерикия.
Восьмой час дня (13:00–14:00)Рабыня беспокоится
Афоя сопровождает Феокрита, спешащего домой. Они возвращаются из здания суда, где единокровный брат Феокрита Антифонт только что подал заявление с требованием выдать ему Афою и еще одну рабыню, Филелу.
Раздраженный Феокрит объявляет Афое, что он посоветовал Антифонту сложить это заявление несколько раз, чтобы было побольше острых углов, а затем засунуть его поглубже. Услышав об этом, Филела вздыхает с облегчением. Феокрит в ответ мрачно улыбается. Афоя знает, что, возникни такая необходимость, Феокрит подверг бы обеих пытке самостоятельно. Но Антифонт посягает на семейное наследство, и Феокрит не позволит этому хапуге портить его, Феокрита, ценных рабынь. Афоя молчит: она понимает, что опасность еще не миновала.
Антифонт не сдастся. Ему на руку то, что семья отказалась выдать ему рабынь для допроса, несмотря на серьезность обвинения: речь идет об убийстве афинского гражданина с помощью яда.
Четырнадцать лет назад человек по имени Филоней, друг ныне покойного мужа матери Феокрита, гостил у них перед тем, как отправиться по делам за границу. У Филонея была рабыня-наложница по имени Делетера. Перед отъездом Филоней собирался продать Делетеру в бордель. C этой частью истории согласны все.
Антифонт, однако, утверждает, что его мачеха предложила Делетере выход. Через свою рабыню, Филелу, она передала ей любовное зелье, которое сварила сама. Делетере предлагалось подмешать это зелье в вино, чтобы Филоней, выпив этого вина, снова в нее влюбился и передумал ее продавать. Разумеется, дозу снадобья должен был получить и отец братьев, пивший вино из того же сосуда, что и Филоней. Но какая жена не захочет, чтобы муж полюбил ее еще сильнее?
Мать Феокрита качает головой.
– Я не давала ей никакого зелья! Они – Филоней с твоим отцом – были тогда в Пирее. Если ты забыл, отец планировал сесть на корабль до острова Наксос, а Филоней как раз собирался совершить в порту жертвоприношение и отправился туда вместе с ним.
Все знают, что в Пирее с десяток мест, где можно раздобыть любовное зелье. Феокрит полагает, что отчаявшаяся Делетера попросила у какой-то колдуньи самую крепкую дозу. А еще все знают, что эффект от большинства любовных зелий кумулятивный: нужно каждый день добавлять жертве в еду по капле снадобья, чтобы страсть разгоралась медленно, но верно.