шения греко-персидских войн афиняне предложили фасосцам присоединиться к союзу, созданному для борьбы с Персией. Фасосцы с радостью согласились, надеясь, что Афины защитят их от персов, после чего афиняне, не советуясь с фасосцами, решили, что рынки и рудники на соседнем с Фасосом побережье отныне принадлежат не жителям острова, а им. Тогда-то фасосцы и узнали, что выйти из Афинского морского союза (читай – Афинской державы) нельзя. Когда они попытались покинуть союз, на горизонте показались афинские триеры. После двухлетней осады Фасос лишился городских стен и собственного флота и был принужден ежегодно платить дань в размере тридцати талантов. Фасос до сих пор остается членом союза, а его жители чувствуют, что по сравнению с другими непокорными союзниками Афин они еще очень легко отделались.
Отряд кораблей везет груз для небольшого афинского гарнизона, расквартированного в крепости в порту Фасоса и предостерегающего жителей острова от новых попыток покинуть союз. Триеры пройдут мимо гавани, напоминая фасосцам, что Афины не дремлют, а затем продолжат путь вдоль побережья Фракии. Здесь промышляют ликийские пираты, и командир отряда планирует не только опросить местных рыбаков, но и тщательно обследовать все бухты, в которых могут укрываться разбойники.
Уже при самом отправлении он оставил на берегу большие паруса, имея в виду, что он идет в бой [в бой триеры шли без парусов, поскольку c ними грести было тяжелее]; акатиями [малыми парусами] он тоже почти не пользовался, даже когда дул попутный ветер. Все время флот приводился в движение веслами, благодаря чему и гребцы прекрасно закалились, и суда двигались быстрее. Когда предстояло остановиться для завтрака или обеда, он приказывал <…> по сигналу мчаться вперегонку к берегу. При этом наградой за победу была возможность первым набрать воды, первым удовлетворить какую-нибудь другую потребность или первым позавтракать <…> Если была хорошая погода, он часто приказывал отчаливать тотчас же после ужина, причем, если дул попутный ветер, – матросы спали, идя на парусах; если же приходилось грести, то гребцы делились на смены и гребли поочередно. Во время передвижения днем он приказывал по сигналу выстраиваться то гуськом, то в ряд. Таким образом, они попутно обучались и упражнялись во всех приемах военно-морского дела, пока не прибыли в море, на котором, как они предполагали, господствовали враги. Так тренировал своих гребцов афинский флотоводец Ификрат.
Триеры прекрасно подходят для этой задачи, ведь они легкие и прочные. Чтобы продолжать движение, даже тяжело нагруженной триере достаточно глубины всего в четыре локтя – а значит, эти суда могут заходить даже в мелководные бухты. Если триера все-таки сядет на мель, гребцы просто сойдут на берег, а если и этого окажется недостаточно – им хватит сил, чтобы дотащить ее до более глубокого участка.
Еще одно преимущество триеры, целиком построенной из дерева, – положительная плавучесть. Для того чтобы держаться на плаву, триере не нужно вытеснять объем воды, весящий больше, чем она сама. Если вражеский таран проделает в корпусе дыру, триера не затонет, хотя может лишиться мореходных качеств [22].
Во время экспедиции командир отряда собирается выполнить еще одну миссию, которую он не обсуждал с афинскими властями. Ничего противозаконного в ней нет, однако это тот случай, когда легче принести извинения за уже сделанное (если обо всем станет известно), чем просить разрешения заранее. В носовой части триеры припрятаны свитки, завернутые в водонепроницаемую ткань. Это записи бесед, которые флотоводец провел по просьбе своего дяди Фукидида.
Во время прошлой войны Фукидид сам командовал флотом, действовавшим у берегов Фракии. Увы, природная осторожность и скрупулезность помешали ему вовремя прийти на помощь городу, который какой-нибудь импульсивный командир, возможно, сумел бы уберечь. За это безжалостное народное собрание отправило Фукидида в изгнание.
С тех пор Фукидид живет в своих родовых владениях во Фракии. От одиночества он не страдает: все уважающие себя афиняне, которым случается оказаться поблизости, непременно его навещают. Каждому известно, что вынужденное бездействие побудило Фукидида взяться за работу над историческим трудом, которому предстоит стать главной книгой, повествующей войне Афин со Спартой. Почти все афиняне старше двадцати пяти лет участвовали в этой войне, и многие ветераны готовы поведать Фукидиду о своей роли в ней (разумеется, героической).
За подробностями историк обращается не только к афинянами, но и к фиванцам, коринфянам и спартанцам, представляющим другую сторону конфликта. Он намеревается рассказать о войне объективно и беспристрастно. Потому-то командир отряда и не афиширует свое намерение доставить Фукидиду записи бесед с отцом о произошедшем восемь лет назад сражении при Делии, в котором фиванцы нанесли афинянам крупное поражение. В Афинах предпочли бы, чтобы об этом инциденте никто никогда не вспоминал.
ФУКИДИД
Фукидид был младшим современником Геродота, но придерживался принципиально иного подхода к истории. Геродот любил анекдоты и сплетни, Фукидид же полагал, что исторический труд должен быть беспристрастным изложением фактов. И его труд вышел настолько грандиозным, что даже сегодня некоторые историки относятся к нему как к коллеге, а к Геродоту – просто как к «историческому источнику».
Все, что мы знаем о Фукидиде, известно нам из его книги – а о себе он писал немного. Он принадлежал к знатному роду; в 430 г. до н. э. заболел чумой, но, в отличие от многих афинян, выжил; в войне со спартанцами командовал флотом, но не оправдал ожиданий, за что и был изгнан (см. Фукидид. «История», 4.104). В 416 г. перемирие еще держится, но, когда война возобновится, Фукидид продолжит опрашивать представителей обеих сторон, будучи сторонним наблюдателем. По окончании войны он вернется в Афины и умрет примерно в 404 г. до н. э., так и не успев дописать важные части своей «Истории».
Командир отряда знает, что Фукидид непременно попытается выпытать у него подробности подготовки к сицилийской экспедиции. Раз за разом командир будет напоминать дяде, что эта информация засекречена, а тот вперит в него свой хищный, немигающий взгляд, словно обиженный ястреб. Командир вздыхает, понимая, что расскажет гораздо больше, чем следует, но гораздо меньше, чем хотелось бы Фукидиду. Если бы только ему не о чем было волноваться, кроме течений, волн и этого проклятого мыса Зостер!
Одиннадцатый час ночи (04:00–05:00)Раб приступает к работе в руднике
В то время как отряд триер огибает мыс Сунион, в соседнем Лаврионе к работе в шахтах приступают рабы, трудом которых оплачено строительство этих кораблей. Вставая со своей койки, Димок стонет от боли. Он понимает, что с ним что-то не так. Два дня назад надсмотрщик изо всех сил ударил его под дых ногой. С тех пор Димок мочится кровью, но он знает, что жаловаться себе дороже. По правде говоря, Димок не хочет жить.
Димок провел в рабстве десять лет, из них шесть – в рудниках, и уже потерял надежду выбраться отсюда живым. А двенадцать лет назад он был богатым торговцем, жил с женой в большом доме и воспитывал трех дочерей. У него самого были рабы, и теперь он вздрагивает, вспоминая, как жестоко с ними обращался. Знал бы он тогда, что ожидает его самого! Димок жил в Митилене, главном городе острова Лесбос.
Митилена была одним из ключевых городов союза, созданного для борьбы с персами, и, в отличие от большинства его участников, митиленяне быстро поняли, что афиняне обманом подчинили себе всех остальных. Поначалу все были рады тому, что Афины взяли на себя руководящую роль. То были решительные люди, которые одержали победу над персами при Марафоне, и даже после того, как их собственный город был опустошен захватчиками, они встали во главе общегреческих сил, разгромивших персидский флот при Саламине.
Для небольших городов борьба с персами осложнялась тем, что, пока моряки и гоплиты воевали, некому было обрабатывать поля и ловить рыбу. И лицемерные афиняне предложили им выход: «Пусть ваши мужчины остаются дома и работают! Воевать будем мы. И людей, и судов у нас много, а вы просто платите нам за них каждый год. Один платеж – и союзнические обязательства исполнены!»
Большинство городов приняли это предложение – но не Митилена. Слишком многое вынесли митиленяне за годы греко-персидских войн, чтобы добровольно отказаться от собственных кораблей и гоплитов. Они молча наблюдали за тем, как Афины постепенно подчиняли себе другие города при помощи войск и судов, снаряженных на деньги этих же самых городов. С персами Афины почти не воевали, но размер взносов для членов союза все увеличивался. Полученные средства афиняне тратили на строительство Парфенона и других монументальных сооружений.
Когда началась война между Афинами и Спартой, Митилена воспользовалась этой возможностью и вышла из союза. Димок никогда не простит себе, что, будучи членом городского совета, он поверил спартанцам, обещавшим сразу же прийти на помощь митиленянам. Он проголосовал за выход из союза и принялся ждать помощи от Спарты.
Разумеется, афиняне, полные свойственной им безудержной, почти демонической энергии, прибыли первыми и сразу же осадили город. А спартанцы так и не явились.
Помогать Митилене было слишком рискованно, и они бросили город на произвол судьбы. Спартанцев Димок ненавидит почти так же сильно, как и афинян.
Поначалу афиняне собирались перебить всех жителей Митилены, но затем передумали и казнили только зачинщиков «восстания». Их видных сторонников, в том числе и Димока, просто обратили в рабов. В Афинах его заставляли работать в яблоневом саду. Он усердно трудился, надеясь, что хозяин его заметит, причислит к домашней прислуге и, возможно, рано или поздно освободит. Вместо этого хозяин сдал Димока в аренду для работы в рудниках.