Один день ясного неба — страница 27 из 81

Молодой парень с золотыми прядями в темных волосах, тот самый, кто выключил радио, присел на доски рядом с Завьером. Ноги длиннющие, такие, что пальцы касались воды.

— В этой песне все вранье, — пробормотал он.

Как будто они были знакомы всю жизнь.

11

Анис стремительно вышла из задних ворот фабрики и остановилась, судорожно вдыхая воздух и ища взглядом женщину с оранжевой краской. Да вот же она: шагает, размахивая банкой с краской, по дороге к двухэтажному ярко-розовому зданию. Здание напомнило Анис огромный арбуз без кожуры, она буквально могла пересчитать темные косточки.

Затем Анис оглянулась на фабрику и расхохоталась. Здание поблескивало под солнцем, и его зеленые стены были испещрены оранжевыми словами: еще не высохшие аккуратные надписи тянулись через двери по диагонали, как текст диктанта в школьной тетрадке.

КАКОЙ ТВОЙ АЛЬТЕРНАТИВНЫЙ ВАРИАНТ?

КАКОЙ ТВОЙ АЛЬТЕРНАТИВНЫЙ ВАРИАНТ?

КАКОЙ ТВОЙ АЛЬТЕРНАТИВНЫЙ ВАРИАНТ?

КАКОЙ ТВОЙ АЛЬТЕРНАТИВНЫЙ ВАРИАНТ?

КАКОЙ ТВОЙ АЛЬТЕРНАТИВНЫЙ ВАРИАНТ?

КАКОЙ ТВОЙ АЛЬТЕРНАТИВНЫЙ ВАРИАНТ?

КАКОЙ ТВОЙ АЛЬТЕРНАТИВНЫЙ ВАРИАНТ?


Эта женщина была такая же отважная, как Ингрид. И это обрадовало.

Анис пересекла дорогу и вбежала в калитку участка, на котором стояло арбузное здание. Вдоль низкой стенки, огораживающей участок, тянулись густые заросли бугенвиллей, амборелловых и аноновых деревьев. Кусты темно-красной антурии: влажные бутоны, словно выдернутые из утробы какого-то зверька. В зарослях шуршали ящерицы и мыши-полевки. Она услышала клекот неведомой птицы и журчание ручья за домом. В воздухе висел едкий звериный запах. Из травы торчали густые кусты стыдливой мимозы, ее зеленые бутончики съеживались, когда она, проходя мимо, случайно их задевала.

Банка с краской стояла на крыльце веранды; а на банке лежала влажная чистая кисть. Крупная босая ступня, изящная и умащенная маслом, свисала через край потрепанного белого гамака, другую ногу женщина-художница поджала под ягодицы. Она лежала, распахнув длинную рубаху, ее груди были горделиво устремлены в небо, а набедренный обруч, как Анис и предполагала, оказался красивым и дорогим.

— Ты принесла деньги? — Нога дернулась.

— Какие деньги? — спросила Анис.

Женщина подняла голову и поглядела на Анис в упор.

— Ты же не приходишь в бордель от нечего делать!

Рубаха задралась совсем высоко, так что Анис невольно отвела глаза.

Она могла бы догадаться, что это бордель, уж больно уединенное и тихое было место, да и фабрика с мужчинами-работниками рядом. Анис была одной из очень немногих целительниц, кто пользовал здешних женщин. Тан-Тан любил порассуждать об их безнравственности и склонности к безделью, поэтому она никогда не рассказывала ему про них. Скорее всего, этот дом вызывал у него гадливое чувство, и он никогда о нем не рассказывал. Но ее раздражало, когда он пытался оградить ее от реальности, словно она постоянно не сталкивалась с мерзостями жизни. По правде сказать, она бы могла лечить куда больше шлюх, сейчас все больше людей умоляли лечить их в кредит или предлагали оплату натурой, принося мешки с авокадо, чищеными голубиными орехами или жареными плодами хлебного дерева. Шлюхи же всегда оплачивали все счета без задержки, наличными. Ведь соски всегда востребованы, вне зависимости от экономического положения в стране.

— Ну так что? — спросила обладательница красивой ноги.

— У вас тут так много женщин, что услуги оплачиваются?

— Есть малость, — пожала плечами женщина. — Не так много, как хотелось бы, а?

— Ну, женщины надеются найти кого-то особенного.

— Это мужчины дурят им голову.

— А я вот замужем. — И как только у нее вырвались эти слова, она поняла, какую глупость сморозила.

Женщина развеселилась.

— Значит, тем более есть резон сюда приходить, а?

Она говорила в нос, с говорком жителей горных районов, и все ее фразы оканчивались на мягкое «а?». Анис удивилась. Большинство шлюх были деревенскими девчонками, но этот говорок говорил о том, что эта женщина из состоятельной семьи. Уж точно куда богаче, чем ее собственная.

— Так зачем ты пришла? — спросила женщина.

Анис махнула рукой на банку с оранжевой краской.

— Ты что-то красишь, сестра?

Женщина улыбнулась:

— Не называй меня сестрой, как будто мы знакомы. Ты пришла в мой дом, а я даже не знаю, как тебя зовут.

— Э-э… Мариэлла, — выпалила она первое, что пришло в голову.

— Ага, просто Мариэлла. Ни фамилии, ни имени матери? Очень неформально. Думаешь, я обычная уличная девчонка? Поэтому ты не называешь мне свое имя?

— А как тебя зовут?

— Ишь ты! Чтобы ты побежала в полицию и доложила, что нашла Оранжевого художника? Скажи, что тебя послала Горячая Щель — им это имя знакомо! — И ее губы расплылись в красивую белозубую улыбку от уха до уха — хитрую и плутоватую. — Но ты… гм… Мариэлла… можешь называть меня мадам Миксиэлин Второе Заведение, дочь Эстер.

— То есть коротко Микси. — Ей было неловко подкалывать эту спокойную язвительную шлюху. На крыше дома шумно хлопали крыльями земляные горлицы.

— Но ты так и не сказала, какую услугу я могу тебе оказать, миссис Замужняя Дама.

— Я пришла спросить, что ты написала краской на стене фабрики.

— Знаешь, я изменяю свое первоначальное предположение. — Микси с важным видом погрозила ей пальцем: — Сюда приходят особого рода женщины, чтобы за деньги потрахаться с мужчинами, а ты не из таких.

— Но ты не отвечаешь на мой вопрос.

— Думаю, у тебя есть мужчина… о, извини, муж… мы привыкли, что к нам приходят сюда помиловаться с пусечками, а ты просто вынюхиваешь.

— Я? Нет… Что?

Улыбка Микси стала еще шире, еще нахальнее.

— Угу. Я же знала! И какой у него пенис? Если, конечно, ты еще не забыла, как он выглядит. Сюда джентльмены приходят толпами, потому что их жены воротят носы от их пенисов. — Микси радостно захихикала. — Нет, забудь, что я сказала! Ты — совсем другого сорта!

— Какого сорта?

— Тебе подавай инструкции! Ты пришла сюда узнать, к кому он ходит и что говорит. Ты хочешь посидеть с нами и выпить вина. А потом рассказать подругам, как ты целый час проболтала со шлюхой! — Микси стала раскачиваться в гамаке, хлопая в ладоши. — Ты хочешь, чтобы я научила тебя ублажить мужчину, да, Мариэлла? Это тебе будет стоить пары звонких монет.

— Да что вы такое говорите? — воскликнула она с нескрываемым гневом, чего с ней давно уже не случалось.

— Нечего стыдиться, если тебе нужно узнать, как это делается, моя дорогая. Может, ты ему наскучила, вот он тебя и не трахает. Это не значит, что он тебя больше не любит.

— Мне не нужны инструкции! — Анис почти кричала. И почему сегодня такая ужасная жарища, и почему эти проклятые горлицы на крыше и мыши в траве так расшумелись! — Мне не нужны… твои… инструкции!

— Знаешь, время идет. — Микси грациозно, словно мангуст, выскользнула из гамака — шшшух! Она все еще улыбалась и умоляюще сложила ладони перед своим лицом. — Все в порядке. Все просто чудесно. Можешь потрахаться.

— Я никогда не жаловалась! Я…

— Ты не должна мне ничего доказывать, миссис Мариэлла. Все отлично.

— Меня зовут не Мариэлла.

— Молчи! Я не хотела тебя расстроить. Если хочешь сделать пожертвование на покупку краски, оставь монетку вот здесь, на банке.

Прежде чем Анис смогла вымолвить хоть слово, Микси распахнула розовую дверь и, войдя в дом, захлопнула дверь за собой. Анис осталась одна, удивленно глядя вслед и вдруг осознав, что стоит с открытым ртом. Из открытого окна донесся певучий женский смех.

Ну нет, не думай, что ты захлопнула эту проклятую дверь прямо перед моим носом!

— Микси! — Она резко отворила дверь и заглянула внутрь. — Микси! Если ты не вернешься, клянусь, я позвоню на радио и сообщу, что ты разрисовала фабрику Интиасара!

В ответ откуда-то из глубины дома прозвенел смех.

Анис закрыла рот. У нее в ушах все еще гремел собственный голос.

Между стропилами крутились лопасти трех потолочных вентиляторов.

Она еще ни разу не бывала в публичном доме.

Она не увидела ни откровенных картин или скульптур, ни фотографий голых женщин, бесстыдно выставивших свои выпуклости: только новые бамбуковые кресла и пухлые синие подушки. Вокруг все сияло чистотой. Полы были недавно навощены. Витал запах полироля.

Где-то слева она услыхала шарканье ног и скрип лестничных ступеней.

— Микси?

Шарканье стихло. Она прислушалась к свистящему шуршанию вентиляторов. А где другие женщины? Может быть, у них выходные по случаю предстоящей свадьбы? А может быть, они работали только по ночам.

Она вошла в смежную комнату: там все было, как она и ожидала. Восемь бархатных шезлонгов, расставленных возле трех больших складных ширм с изысканными узорами. В окна виднелись вдалеке горы острова в знойном мареве. По склону одной из гор стекал красноватый ручей, петляя между деревьями; его русло покраснело из-за бокситов? Она дотронулась до ширмы. Затейливый узор был выдержан в пурпурных и синих оттенках: рыбки плавали в деревьях, птички сидели под землей, крылатые ящерицы ползали по траве. Она решила, что женщины прячутся за ширмами, и их предлагали на выбор, как конфеты в кондитерской лавке.

Ей не хватало секса.

До Тан-Тана у нее были серьезные отношения с тремя мужчинами. Она была хорошая любовница, что бы там ни говорила Микси: изобретательная, чувственная, даже умелая. Ее исцеляющие руки помогали мужчине замедлить темп движений, помогали особенно прытким, кончавшим слишком быстро. Ей нравились замысловатые ритуалы, предваряющие секс с самого первого шага. Это было не просто приятно или интимно, это было увлекательно!

Она скучала по телу мужа. Чем дольше она обходилась без него, тем меньше представляла себе, что бы с ним можно было сделать.