— Думаете, эти коробки оставили у вас под дверью ваши тетушки или возлюбленные? Нет, не они. Это сегодня утром неприкаянные ворвались на склад Интиасара и забрали то, что принадлежит вам!
Волна радости охватила Анис и прокатилась по всему зрительному залу. Родители поднимали над головой детей, а те демонстрировали игрушки.
— У меня пазл из голубой глины!
— Мой мальчуган получил куклу!
— Не пойму, что досталось моей жене, мы весь вечер пытаемся разобраться, но вещица симпатичная, сами смотрите!
Она подумала, что за подарок лежит на ее веранде.
Ворона? Фейерверк? Барабан?
Интиасар казался разъяренным.
— Это преступление! Каждый мужчина, женщина или ребенок, кто завладел моей собственностью, должен сегодня же ее вернуть! Я вас прощу. Но эти предметы вам не принадлежат!
— Прости мою задницу! Кто простит? — завопил смутьян.
— Эти игрушки принадлежат нам!
— А как насчет трех миллионов и шестисот сорока тысяч, а, ворюга?
— А что насчет неприкаянных?
Охранник попытался вырвать микрофон у Айо, но оратор вырвался из его ручищ, сжимая электронный цилиндр.
— Если он опять победит на выборах, то уполовинит работникам своих фабрик жалованье! Когда же ты дашь ему отпор, Попишо?
Толпа гневно заревела. Анис, которую толпа понесла к сцене, с трудом удержалась на ногах. Охранник схватил Ха за плечо, но та в ответ ударила его ребром ладони по лицу. Брызнула кровь. Мужчина упал на колени.
Ага, значит, магический дар мисс Ха проявлялся в физической силе.
Мужчины плотнее окружали пару на сцене. У Анис екнуло сердце.
Если ты окажешься в гуще толпы, ты не можешь вести себя как женщина, Анис, сказал ей однажды отец. Ни под кого не подстраивайся.
Решительный напряженный голос Айо:
— Альтернативный вариант есть! Послушайте меня! Если каждый, кто получил сегодня подарок, продаст его на грузовой корабль, который войдет в нашу гавань, все мы получим прибыль!
Где же Завьер?
Это было как водоворот посреди океана: толпа охранников повалила стоявших на сцене мужчину и женщину наземь, так что видно было только лоскутное платье Ха; Анис увидела мельком Айо, метавшегося между тремя охранниками, и Интиасара, отдававшего команды, а воздух так набряк, что грозил расколоться. Наконец Ха удалось вырваться из водоворота тел. Она попыталась утащить Айо через занавес, но дорогу им преградила когорта охранников, которые стали хватать ее за юбки, шарить руками по ее телу, лыбясь во весь рот. Кто-то порвал горловину платья. Обнажилась кожа. Но Айо ничем не мог ей помочь, потому что его обступили со всех сторон.
Женщины в толпе страдальчески заголосили, словно исполняли скорбную молитву.
— Не трогайте ее! — завизжала Анис.
Она пробилась сквозь толпу, источая из пальцев серебряные искры. Ну не могли же так поступить на глазах у всех, а?
— Кто этот мужик? — ревел Интиасар. — Кто дал ему право говорить? Какие у него доказательства? Мисс Ха привела сюда своего дружка, чтобы затеять смуту! Кому вы верите? Вы знаете, сколько бюджетных средств мне из-за этого негодяя приходится тратить на то, чтобы замазывать его пачкотню на стенах! Альтернативный вариант, я вам покажу! Говноеды и воры! Никому не двигаться! — Он мотнул головой в сторону Айо. — Мужик, я арестую тебя за клевету на государственного служащего. Охрана, взять его!
— Стойте!
Анис вздрогнула и замерла.
Никто не обратил внимания на невысокого мужчину с обвисшими щеками, который, расталкивая локтями людей, пробился на сцену. Путь ему преградил одинокий охранник, на мгновение засомневался и отступил под его презрительным взглядом. Другие охранники отстали от загнанной в угол сцены Ха, грудь которой вздымалась от волнения.
Невысокий поднес микрофон ко рту:
— Знаешь, Берти, ты всегда любил врать!
Интиасар свирепо сверкнул глазами.
— А ты что здесь делаешь? Мне твоя помощь не нужна!
— Но я услышал, как ты произнес мое имя. — Низкорослый обратился к залу: — Ну вот что. Кое-кто из вас меня знает. Я Лео, сын Сэмюеля. Я делаю игрушки вместе с этим человеком и продаю их. — Уголки его рта опустились. — И я вам вот что скажу: этих трех миллионов шестисот сорока тысяч я в глаза не видывал. Я не видел и двух миллионов. И даже одного миллиона, господин губернатор. И я знаю тебя с тех пор, как мы оба под стол пешком ходили. — Он глубоко вздохнул. — И еще. Не далее чем два часа назад я собственными ушами слышал, как ты приказал убивать неприкаянных. — Анис показалось, что на глаза Лео навернулись слезы. — И как же ты мог совершить такое, мой друг? Собственного сына, своего родного сына. Берти?
Секреты — уж не их ли смрад она учуяла?
Наших сыновей, выдохнула толпа. Наших дочерей. Этого нельзя допустить! Идем, мы все поплывем на Мертвые острова! Мы спасем их! Кто-нибудь! Сделайте же что-нибудь!
— Боги, боги, смилостивитесь! — простонала женщина рядом с ней.
Заплакали дети.
Айо растолкал охранников и вышел вперед, ведя за собой Ха. Лео передал ему микрофон.
— Попишо! Не плачьте! Нас здесь много!
Анис заморгала.
Так и есть: все словно прозрели и увидели.
Она шире раскрыла глаза.
Третий мужчина в группе неподалеку. И торговка выпечкой. И еще одна женщина с двумя штуками отличного дукуйайского полотна. Маленький мальчик рядом с ней испуганно глядел на него и тонул в широкой, как река, улыбке. Одного взгляда на зрителей было достаточно, чтобы понять траву, и покой, и эту землю.
Смутьян, высокий, сумрачный. Как же она не распознала в его мрачном взгляде неприкаянного?
Все неприкаянные прятали наготу под крадеными синими спецовками рабочих игрушечной фабрики, их губы шевелились.
Она схватилась за стену здания, ей показалось, что она сейчас потеряет сознание.
Но где же Завьер?
Неприкаянные запели, но она раньше никогда не слышала эту песню. Они пели на мертвом языке своих предков, который оставался живым в их глотках, утраченный, но вновь обретенный язык, теперь струившийся с их губ. Они пели, и песня разрезала сгустившийся воздух. И на лицах певцов она читала мучительное сострадание и печаль.
Неприкаянные молились за них всех. Небо покраснело. Его с треском разрывали огромные всполохи золотых электрических разрядов.
Интиасар изрыгал проклятья.
— Все в укрытие! — заорал Айо.
Анис побежала, стараясь не упасть, стюарды с грохотом распахивали двери театра, мужчины и женщины на бегу сметали турникеты. Она видела, как люди увлекали за собой неприкаянных в здания и магазины, в свои дома и церкви, рестораны и бары. Все стремились куда-нибудь спрятаться, чтобы укрыться от ревущего жестокого ливня. Держась за руки.
Она бежала, и дождевые капли обжигали ее кожу сквозь платье.
И, казалось, этот сладкий ураган, налетевший с другого конца земли, пришел за ними.
33
Завьер поставил чайный поднос и взял насекомое. Вытряхнул из сумки зеленую записную книжечку и два зеленых карандаша.
Он опустился на пол, лег на живот, как маленький мальчик, и вытянулся в полный рост, положив рядом с головой записную книжку, мотылька и карандаши. С помощью карандаша он стал возить мотылька по записной книжке, щупая грифелем его тельце.
Это был мотылек-паромщик. Раньше он их никогда не видел, но много слышал. Их часто путали с бабочками. Ярко-зеленые крылышки в белых пятнах с золотой кромкой, с темным, как стручок ванили, тельцем.
Теперь, узнав, что призрак Найи никогда его не искал, впору было задуматься: что же он собой представляет?
Он знает свое дело. Резать, варить, растить цветы и кормить цыплят, наблюдать за посетителями ресторана, глядеть на их лица. Он умеет указывать: передвинь, отполируй, расставь, сделай лучше. Он знает, какую выбрать полку для кухни и как расположить ее под нужным углом, чтобы с нее не свалился свежеиспеченный кокосовый кекс, а его аромат в нужный момент ударил в нос посетителям. Или сколько жира из печени трески добавлять в корм курам-несушкам. Он умеет распознавать первый спелый кабачок в сезоне, умеет нарезать его, обмакнуть в горячее оливковое масло и добавить девять зернышек перца чили — ровно столько и не больше. Он как-то прибежал, возбужденный, к Найе: «Попробуй! Ты только попробуй!» А она: «Завьер, я не хочу…» — и он тогда…
Он обиделся и долго дулся.
Пока она не взяла его жаренные кабачки, поела и сказала, что ей вкусно.
Он знает, как воевать в доме. Он потрогал легкие крылышки. Зеленые чешуйки осыпались на его пальцы. На языке мотылек будет горьким, а потом от него занемеет глотка. Вкус таких качественных мотыльков под стать их расцветке. Ядовито-зеленого оттенка, оставляет на губе грязное коричневое пятно, как тот, которого он выкинул.
Он стал трясущимися пальцами листать книжку и ставить галочки. Смотрите, смотрите: вот что он умеет, вот что он знает. Он запомнил, что надо сажать семена по два сразу, а не по одному, чтобы компенсировать пустоцветы. Научился ловить мангуста, чтобы Му не пришлось потом отлавливать всех подряд. Знает, сколько соли бросить в кипящую воду, чтобы сохранить цвет овощей, потому что это есть в списке, это надо будет сделать. Он знает особенности своих плит, они как старые дамы, низкие и горячие, кроме той, что слева, самой последней, которая в дождливые дни нагревается не пойми как. Знает, что надо добавлять перец чили в блюда с шоколадом. Он знает, как болят руки после работы, с каким хрустом сгибаются локти. Знает, что нельзя вводить посетителя в заблуждение, когда рассказываешь ему о приготовленном блюде. Грибы — это грибы, а мясо — это мясо. В очень редких случаях посетитель ожидает получить что-то определенное, и когда ему приносят совсем другое, он рад замене. Об этом ему говорила Дез’ре.
Он знал, что больше никогда не встретит такую, как она.
Последней записью в книжке было описание бартерной сделки, заключенной на прошлой неделе: мас’ Преке предложил ежедневно приносить ему двух упитанных голубей в обмен на бочонок сиропа из малайских яблочек, который варила Му.