Мне кажется, что нет. Мне кажется, наоборот, что в советском проекте был заложен как раз расцвет национальных культур. Но дело в том, что в своем развитии эти культуры неизбежно вступали в противоречие с советской догмой. А репрессии, реванш антимодернистский накатывал на всю Россию одновременно и на всю Украину тоже. Ну, здесь о многом можно говорить на самом деле. Мне кажется, что судьба украинского Расстрелянного возрождения отвечает на главные вопросы Русской революции и о причинах ее поражения, потому что расстрел этого возрождения — это контрреволюция. Вот в чем все дело. Россия тридцатых годов антиреволюционная по своей природе. И видеть в Сталине революционера категорически неправильно.
«Прочитал замечательную повесть Житинского «Часы с вариантами»».
Спасибо. Знаете, мне так приятно, что Житинского много читают. Это мой учитель и мой в каком-то смысле духовный отец. И для меня все, что пишут о Житинском (а таких писем приходят десятки), — вот это доказательство его бессмертия. Это так мне приятно! Вот два… три, пожалуй, рода писем меня радуют особо: там, где речь о Новелле Матвеевой, о Житинском и об Александре Шарове, которого я лично не знал, но который был моим заочным учителем и кумиром.
«Все книги Житинского имеют исцеляющий эффект, но это была прямо исцеляющая терапия, прямо в target, прямо в больное место, как будто я сам себе написал. Мне до боли обидно, что мир такой большой с бесконечным количеством путей, где нет ни одного верного, а жизнь у меня только одна».
Артем, я могу вас утешить. Как сказано у Роберта Фроста: «По какой бы дороге на развилке ты ни пошел, ты об этом пожалеешь». «Unchosen Road», по-моему, это называется, «Невыбранная дорога» [«The Road Not Taken»]. Хотя могу путать. В общем, смысл один: сумма вашей жизни одинакова, она равна сумме вашей личности. А в каких конкретно обстоятельствах это будет построено — неважно. Там же у Житинского повесть как раз о компенсации. Улучшая одно, вы обязательно проигрывали в другом. Поэтому вот высокая мудрость Житинского была в том, что ни о чем не надо жалеть. Живите так, как вам хочется, потому что каким бы ни был результат, другим он не будет.
«Ваше отношение к Борзыкину и группе «Телевизор»?»
Доброжелательное, но не более того. Я никогда за ним достаточно не следил. Леша Дидуров очень его любил, Царствие ему небесное. Все время он мне рекомендовал, но я никогда этого не понимал.
«Я уже пару недель погружаюсь в сериал «Твин Пикс», — правильно, Женя, делаете. — Мне видится много общего у зла в «Твин Пиксе» и в «Гарри Поттере» — необходимость сменного тела-носителя прежде всего. Касались ли вы этой темы?»
Нет, не касался. Но там немножко другая история. В «Гарри Поттере» всё-таки не необходимость сменного тела, а необходимость рассовать, расфигарить себя по нескольким крестражам. В «Твин Пиксе» до этого Линч не додумался.
«Как вы относитесь к последним сериям «Твин Пикса»?»
Расслабляюсь. Знаете, после восьмой серии перестал о чем-либо думать и просто смотрю, не пытаясь уловить логику, так медитативно, как Линч и снимал. Приятно, да. Как художественное явление — замечательное. Как детектив — ничего интересного. Логики никакой обнаружить не надеюсь, кроме той, что в мир вошло разнообразное зло, и противостоять ему могут только безумцы. Может быть, это интересно.
«А работает ли ваша идея насчет Востока и Запада в обратную сторону? Мцыри и Иммали из «Мельмота» — они ведь гибнут. Не могу вспомнить удачных примеров синтеза».
Андрей, были. Вернусь к этому разговору через три минуты.
РЕКЛАМА
Ну, ладушки, попробуем всё-таки провести лекцию, как было сказано, про Моэма и Уэллса… Нет, еще немножко я поотвечаю. Такие важные вопросы!
«В формуле Хармса «ясновидение — властность — толковость» последнее выглядит странным. Что понимал Хармс под толковостью? И почему не обнаружил он ее у Ахматовой?»
Я думаю, мысль. Ну, согласитесь, что Ахматова же никак не поэт мысли. Ахматова — поэт внятно афористически сформулированного чувства, эмоции. А мысль ей в достаточной степени, как мне представляется, претит. Она поэтому и считала, что поэзии не нужна фабула. Но и не нужна ей рефлексия, мне кажется. Ну и воспоминания Самойлова об Ахматовой в этом смысле довольно показательные. Она любила интеллектуальную поэзию. Тому же Самойлову она говорила: «Сказано много, вам это дано», — про «Пестель, Поэт и Анна», например. Но в целом она не мыслитель.
Вот я думаю, что этого не хватало обэриутам. Вообще у обэриутов, так сказать, в моде было презрительное или во всяком случае снисходительное отношение к Ахматовой. «Курица не птица, баба не поэт», — говорил Заболоцкий — что, по-моему, неправда. И вообще презрение Заболоцкого к женщинам демонстративное — оно не отражало, конечно, ни сущности его отношения к жене, невероятно возвышенного, ни…
И если печешься на деле
О благе, о счастье людей,
Как мог ты не видеть доселе
Сокровища жизни твоей?
Совершенно правильно пишет Шварц, что их игра в женофобию и даже в такую гинофагию некоторую была брутальной литературной забавой, не более того. Так что отношение Хармса к Ахматовой, я думаю, во многом деланное.
«Как вы считаете, люден — это гений?»
Нет. Люден — это человек, свойства которого гипертрофированы, да, человеческие, но не до гениальности. «Гений подобен флюсу», — перефразируя Козьму Пруткова. Гений совершенно не обязан быть люденом. Это возможно, но…
И вопрос:
«Люден — это трикстер?»
Тоже нет. Трикстер — это как раз ловчила, хитрец. А люден — это скорее Фауст. Понимаете, люден — это порождение трикстера. Ну, как гениальная догадка Джойса состояла в том, что Телемак — это сын Одиссея. Ну, это не его догадка, а мифологическая. Фаустианский персонаж Дедалус — это сын Блума, нерождённый или погибший сын Блума. Блум же всё время зациклен на своем умершем сыне. Не он находит его в Дедалусе… Не нерожденный, а неповзрослевший, невыросший.
Вот тут, кстати, вопрос:
«А почему Блум трикстер? Ведь у него есть жена. И он не умирает и не воскресает».
Во-первых, он умирает и воскресает каждый день. Он засыпает и утром воскресает. Это догадка Джойса о великой человеческой участи, что каждый день — это странствия Одиссея. Ну и потом, Пенелопа — где же она? Она его ждет. Она появляется в первой (ну, в романе она третья) и в последней главе, а в его странствиях она никак не участвует. Конечно, Блум — трикстер. Но люден — это сын трикстера, это следующее поколение.
Вот пишут:
«Мы с вами сходимся — да Дюма и Золя. Гюго и Бальзак были позже».
Знаете… Да, просят лекцию. Спасибо, сделаю. Понимаете, я никогда не любил по-настоящему Гюго. Хотя вот муж Матвеевой Иван Семенович Киуру говорил, что «лучшее средство воспитать в себе человека — это Гюго читать». Я всегда любил «Человек, который смеется». В остальном он мне казался дико многословен. Я «Отверженных» еле осилил. Ну и вообще напыщенность определённая. Стихи его, конечно, мне нравятся — и в переводах Антокольского, и, насколько я могу знать, в оригинале. Не зря Пушкин его приветствовал. Правда, под псевдонимом вышли они тогда. Пушкин и не знал, кто такой Гюго. Но вообще отношение к Гюго у меня сложное. Поэтому, да, Дюма и в основном Золя, прежде всего Золя.
«В рассказе «Попрыгунья» Чехов намеренно переписывает «Госпожу Бовари» или бессознательно?»
Ну нет. Конечно, бессознательно. Ну, что же там общего с «Госпожой Бовари», кроме того, что Шарль доктор и безликий такой персонаж? Может быть, он имел в виду легкий элемент пародии. Но он переписывает историю Левитана и Кувшинниковой, ребята. Они рассорились на этом. А «Мадам Бовари» здесь — в двадцать пятую очередь.
Хотя вообще Чехов — пародист. Он любит пародию. Не только же «Татьяна Репина» у него пародическое произведение, он пародирует многое. И может быть, он наизнанку любит выворачивать. Возможно, это ваша ценная мысль. Возможно, «Госпожа Бовари» — действительно такая попытка из романтической Эммы сделать пошлейшую бабенку. Я думаю, он переписывает не «Госпожу Бовари», а романтический миф вообще о женщине, которая талантлива, которая поет, которая влюблена в художника и пишет сама пейзажи, «натюрморт, порт, черт, торт…» Это показывает пошлость ее.
Обычная история какая? Пошлый муж, возвышенная женщина, его интересы, любовь к художнику. А он показывает, какая пошлость. И этот художник Дымовский, и эта любовь к этому художнику, и эти увлечения дилетантов, и этот ее уголок в стиле рюс. «Вышло очень мило, повесила лапти». А на самом деле — человек абсолютно лишенный души. Вспомните, как Дымов везет ей икру, сыр и белорыбицу, а она говорит, отправляет его: «Давай-ка привези мне немедленно платье! Как же ты, дуся, поедешь? Привези мне сейчас! Я должна быть в розовом», — а в лице что-то лосиное, медвежье. Ой, ужасно!
Конечно, он переписывает этот романтический мир. То, что Левитан обиделся, я могу понять, потому что даром что Дымовский явно талантливый художник, это очевидно, но он пошляк здесь такой типичный. Правда, муж Кувшинниковой был на самом деле тюремный врач, так что Чехов его из профессиональной солидарности облагородил. Но в любом случае Дымов гораздо талантливее всех этих людей.
Другое дело, что как объективный художник он… Рябовский, Рябовский художник. Да, конечно. Он и Дымова сделал пошловатым, и друзей его сделал скучными. Рябовский пошлый по-одному и уныл по-одному, а Дымов — по-другому. Так что Рябовский, этот замечательный художник — он сам по себе, может быть, и не пошляк, он поставлен в пошлую ситуацию. Но там одинаково унылы все.
Вот это, кстати, интересная мысль в «Попрыгунье», что она-то отвратительна, без разговоров, но другое дело, что и Дымов, который попускает, позволяет ей все эти пошлости… Там высказывает же эту мысль, эту мораль врач, его коллега, который, помните, там все пел: «Укажи мне такую обитель». Он говорит: «А какая нравственная сила! Молодой ученый, надежда науки! Терпел все, брал какую-то работу для того, чтобы платить за эти подлые тряпки!» Ну, в этом же есть не только нравственная сила. В этом есть и попустительство. Ведь если бы он встряхнул как следует, сказал бы: «Т