ведь фарфор и фаянс так хрупки! —
против жанра идти не стоит.
Да и кто ты такой, отлучая
Человека от чашки чая?
Если жизнь ты ему отравишь,
Разве это тебя устроит?
Ну и так далее. Я могу это, в принципе, читать наизусть. Это хорошо мне известный текст.
Вот была идея поставить такое заглавие — «Стихотерапия» — и собрать стихи, которые исцеляют. Ну, известно, что Матвеева много и тяжело болела, у нее была болезнь Меньера, она страдала от головокружений, от шаткости походки. И для того чтобы с этим бороться, это победить, она написала «Шпалы». Это стихотворение, сам ритм которого противостоит головокружению. Если вы… Вот это много раз проверено. Если вы, читая про себя «Шпалы» во время сильной головной боли или во время, например, головокружения (бывает у всякого), если вы в это время проследите за собой, вы почувствуете, как под действием этих ритмов у вас начинает проходить головная боль. Господи, я не знаю…
На пустынном прилавке заката,
Где закатное свежее золото
Израсходовалось куда-то…
Тени леса болезненно-впалы…
Только там хорошо и не страшно,
Где высоко проложены шпалы.
Почитайте это про себя — и сам ритм, сам воздух этого стихотворения как-то вас настроит на целебную волну.
Известно, что от аритмии, от панических атак, от сердечных приступов помогают иногда стихи Баратынского. Ну, действительно «врачуют песнопением» (сам он о себе сказал). И повторяя про себя «Последнего поэта» или «Пироскаф» (одна из самых, наверное, насыщенных звуком, великолепно артикулированных его вещей), вы действительно спасаетесь.
Много раз от панических атак спасал Пушкин. Не только меня. У меня, слава богу, их не так много и было. Вот уж чему я мало подвержен — так это паническим атакам. Хотя бывает. Но, конечно, по-настоящему от сердечных припадков, да и от депрессии Пушкин спасает. Он вытаскивает. Евтушенко писал в «Голубе в Сантьяго»: «Уж даже если Пушкин не спасает…» Из любой депрессии вытаскивает! «Моцарт и Сальери». Помните, Ходасевич говорит: «Ни «Моцарт и Сальери», ни «Цыганы» в тот день моей не утолили жажды». Но в остальные-то дни, значит, утоляли? Действительно абсолютно целебен Пушкин.
Уитмен великолепно спасает (сколько раз это было проверено) от отсутствия аппетита, от депрессии, от чего угодно. Державин очень целебен. Из более современных авторов, конечно, Чухонцев, потому что в нем есть та же мощь, что и у Бродского, но он гармоничнее и, понимаете, он загадочнее, мне кажется. Я вообще Олега Григорьевича люблю очень сильно.
Что касается самой Матвеевой — я говорил уже, она очень любила для такого самоутешения Шекспира…. не для самоутешения, а для борьбы с припадками слабости. Она уверяла, что шекспировские сонеты, и конечно, «Лир», и конечно, «Макбет», и конечно, «Гамлет» — это тексты, которые помогают от слабости душевной и телесной.
У меня была идея составить сборник «Стихотерапия» — то есть стихи, помогающие человеку. Конечно, мне скажут: «А вот нельзя для такой примитивной вещи, как лечение боли в животе, использовать такую возвышенную вещь, как поэзия». Но ведь есть болезни, помимо боли в животе. Понимаете, есть много душевных, соматических болезней, болезней, которые зависят от состояния вашего ума. И гармонизируя ваш ум, поэзия незаметно влияет на ваше тело.
У меня есть масса полезных советов. Обращайтесь. Уж я вам подскажу, что надо читать от похмелья (Гандлевский, кстати, очень помогает, особенно «Баллада»), что надо читать, наоборот, от желания выпить (тут Денис Давыдов незаменим, потому что он вводит в состояние опьянения без всякой водки). Или как замечательно говорил Искандер: «Чтение Пастернака способно заменить застолье, потому что оно выглядит, как разговор с бесконечно интересным и абсолютно пьяным человеком». Ну, счастье чистое, да? Поэтому…
Кстати говоря, сам Искандер очень помогает. Вот сколько раз мне от слабости, от тоски лекарством служили баллады Искандера или его знаменитое:
Жизнь — неудачное лето.
Что же нам делать теперь?
Лучше не думать про это.
Скоро захлопнется дверь.
Все же когда-то и где-то
Были любимы и мы.
А неудачное лето
Стоит удачной зимы.
Вот это так просто! Знаете, как пузырь выдуть. Губерман, кстати, очень целителен. А Ким — какая прелесть! То есть стихотерапия — это реальная вещь. Поэтому вот я мог бы… Вот сразу сейчас могу сказать: если действительно имеет место серьезная глубокая депрессия, то Антокольский шестидесятых годов вас просто вытащит стремительно.
Как жил?— Я не жил.— Что узнал?—
Забыл. Я только помню, как тебя любил.
Так взвейся вихрем это восклицанье!
Разлейся в марте, талая вода,
Рассмейся, жизнь, над словом «никогда!»,
Все остальное пусть пребудет в тайне.
Циркачка в черно-золотом трико, —
Лети сквозь мир так дико, так легко,
Так весело, с таким бесстрашьем детским,
Так издевательски не по-людски,
Что самообладанием тоски
Тебе делиться в самом деле не с кем!
Почему я все это помню наизусть? Потому что когда мне бывает худо, это меня вытаскивает. Понимаете? Это как аптечку с собой носить.
Другое дело, что… Видите, меня далеко завела эта тема. Другое дело, что есть стихи, как лунные буквы, которые, попадая в резонанс с вашим состоянием, могут его усилить и ухудшить. Понимаете, я помню, что в состоянии довольно такой сильной любовной… я не скажу «неудачи», это не было неудачей. Ну, был у меня в юности период увлечения такой девушкой, которая изменяла мне довольно часто, при этом любила, конечно. Но во время всяких ее измен я, бывало, вспомню Заболоцкого… А особенно мне часто вспоминалась «Иволга» («В этой роще березовой…») и «Старая актриса» — стихи, которые совершенно не про то. Но они до такой степени на меня действовали! Видимо, он писал их в состоянии любовной тоски, я думаю, я это допускаю. Но они входили в резонанс — и я начинал рыдать на ровном месте абсолютно! Ну, чтение Заболоцкого очень часто вызывает такой эффект. Ну, возьмите детские стихи о деревянном человечке. И просто начинаешь…
Взглянул бы на сад, покачал головой
И заплакал бы вместе с тобой.
Ну, слезы потоком! Иногда стихи могут не только вылечить. Стихи могут сильно, сильно усугубить ваше состояние. Поэтому — осторожно! Вот поэтому стихов надо знать много.
«Как вы считаете, в чем главная идея «Эхопраксии» Питера Уоттса?»
В том, что человек не единственный и не главный критерий, и что он не единственное существо, а возможны и другие системы отсчета. Вообще об Уоттсе надо бы поговорить отдельно. Я не устаю цитировать замечательную фразу Миши Успенского о том, что «Уоттс — это обкурившийся Лем». Наверное, следовало бы «Эхопраксию» перечесть и о ней поговорить.
«Читали «Двести лет вместе», Солженицына»? — не просто читал, а писал такую рецензию, которая называлась «Двести лет вместо». — Какой вывод можно извлечь, на ваш взгляд, из данного труда?»
Ну, вывод очень простой. Эта книга ведь не о еврейском, а о русском вопросе. Там задан главный вопрос: «Почему евреи всегда друг другу помогают, а мы, русские, хуже собак друг другу?» Там он цитирует, правда, насколько я понимаю, Воронеля, но в любом случае он под этой мыслью подписывается. Почему евреи все сделали за русских? Почему евреи сделали Русскую революцию, как считается? Почему евреи потом составляли костяк диссидентства, выступая против своих же отцов-комиссаров? Да потому, что русские по разным причинам от этого воздержались. Вероятно, они были заняты более сложным делом. Каким делом? Вот этим вопросом Солженицын и задается.
Мне представляется, что «Двести лет вместе» — это замечательная горькая книга о том же (кстати, многие просят о ней отозваться), о чем пишет Сергеев в своей книге «История отсутствия русской нации». По разным причинам книга Сергеева не кажется мне неинтересной и неоригинальной, но это мое частное мнение. На самом деле история воздержания русских как этноса, русских как политической нации, как хотите, воздержания от участия в реальной истории, от деланья своей истории — это интересная история. Почему-то русским, в отличие от американцев, не так интересно сутяжничать в суде, добиваться честных выборов, посвящать все свое время политической борьбе и земскому самоуправлению. Посмотрите, как фальшиво все получалось с этим земством, как это было скучно в общем, неинтересно. А почему?
Кстати говоря, на этот вопрос, на мой взгляд, хотя и очень косвенно, отвечает огромный (я его еще не дочитал, сейчас он мне только что его прислал) роман Антона Уткина «Тридевять земель». Я вообще Уткина очень люблю, он замечательный писатель. Выше всего я ставлю у него «Самоучек», но это, конечно… Ну и «Хоровод», и «Крепость сомнения». Это проза очень высокого класса.
И вот Антон Уткин шесть лет писал этот огромный роман «Тридевять земель», в котором и содержатся, на мой взгляд, главные ответы на главные вопросы, а именно: почему от этого самоуправления нация принципиально воздерживается, и что она делает вместо него? Сейчас эту книгу… А, вот уже сразу мне пишут: «Где взять?» Где взять бы? Сам бы взял! Но в том-то и дело, что ее взять-то негде. Она лежит на «ЛитРесе». Ну, мне он ее прислал просто, мы дружим. А на «ЛитРесе» вы можете, наверное, ее добыть. А печатать ее в книжном виде что-то никто не рвется. Ну, это, наверное, потому, что значительная часть действия этой книги происходит весной двенадцатого года.
Гроза двенадцатого года
Настала — кто тут нам помог?
Все мы помним, чем закончилась митинговая стихия. Там и Болотная. Там много всего. Все спрашивают: «Где современный роман?» Да вот, лежит современный роман! Правда, там часть происходит в прошлом веке, а часть — сейчас. И чего-то никто из издателей не рвется его издавать — не потому, что он массивен по объему, а потому, что там названы конкретные имена.