Так что Кере́нский (или Ке́ренский) на какой-то момент поймал ветер в свои паруса, но сам он оказался не парусом, а он оказался «трость, ветром колеблемая». Вот Ленин до какого-то момента совпадал с вектором истории, а потом, после девятнадцатого года, история его прожевала и проглотила. И вместо того, чтобы выстроить новую страну, он выстроил копию прежней империи (что и было отмечено сменовеховцами), только труба пониже и дым пожиже; стал красным царем.
«Почему вам не нравится роман «Сага о Форсайтах»? Ведь это очень хорошая книга».
Я не сказал, что он мне не нравится. Он мне не близок. Но книга действительно выдающаяся, и особенно, конечно, как все правильно пишут, линия Сомса и Ирэн. Вот мать моя считает, что Сомс — это правильно написанный Каренин, то есть как бы Каренин, которого не испортила авторская ненависть, но типаж тот же. Наверное. Но Сомс мне не нравится, а многие женщины по нему с ума сходят. Тема «Саги о Форсайтах» ведь совершенно очевидна, да? И в «Конце главы» это подчеркнуто, а особенно в «Цветке в пустыне» это подчеркнуто с поразительной наглядностью. Да, конечно, старое ушло. Вопрос в том, что новое, которое идет ему на смену, ничуть не лучше. Это тема «Саги».
«Сага о Форсайтах», мне кажется… Понимаете, феномен ее популярности в России — это ее аристократизм, описание роскоши, красавиц, некоторое упоение тем, с чем он так по-коммунистически иногда борется. Она очень левацкая же книга на самом деле. Мне показалось, что именно за роскошь, за аристократизм, за буржуазность «Сагу» так любят в России. Мне она скучна, ничего не поделаешь. А вот «Конец главы» я считаю великой книгой, и особенно, конечно, второй ее том.
«Я нахожусь в романтических отношениях со схожим с вами мужчиной, — поздравляю вас. — Он филолог, преподает в университете, увлечен своим делом. У меня сильная боязнь несоответствия. Я по сравнению с ним мало читала, мало видела. Что привлекает в женщинах таких мужчин, как вы?»
Дорогая моя, как замечательно сказал когда-то Беня Крик, бабелевский герой: «На всякого доктора, будь он даже доктором философии, приходится не более двух аршин земли». «Сколько ни читай — умнее не станешь», — учит нас председатель Мао. И конечно, одна красивая женщина может изменить мир больше, чем десять кандидатов филологических наук (и даже докторов). В женщинах вообще привлекает не столько ум, сколько интуиция — что связано с умом, но не синонимично ему. Привлекает красота, вообще-то, понимаете, и не просто красота, а эмпатия, доброта, любовь. Пока тебя не любят, все твои знания ничего не стоят. Любят не за знания, не за ум. Любят за доброту, за понимание, ну и не в последнюю очередь… Помните знаменитую фразу, да? «Что вас больше всего привлекает в женщине?» — «Большинство мужчин ответят «душа» — и посмотрят на ее ноги». Это довольно точная мысль. Поэтому не сомневайтесь, все у вас будет хорошо. Судя по вопросу, вы женщина красивая. Некрасивые обычно так самодовольны, что они не задаются вопросом: «А хорошая ли я?»
«Почему Лесков с большим скепсисом относился к Европе?»
Ну, primorchanin дорогой, вот он потому и относился к Европе со скепсисом, что понимал: Россия предполагает совершенно иной способ жизни, иной способ выживания. Об этом «Железная воля». Но я бы не сказал, что это скепсис. Он относился к Европе с почтением большим. Левша же, помните: «Скажите, чтобы ружья кирпичом не чистили, а то, не дай бог войны, они стрелять не годятся».
«У кого больше шансов устроить и возглавить революцию в России — у Удальцова или у Навального?»
Илья дорогой, революция в России не делается удальцовыми, навальными, лениными и так далее. Революция в России, как и практически любая революция, она совершается естественным ходом вещей. Власть, которая до какого-то момента централизуется, доходит в этой централизации до абсурда, переходит все границы и начинает совершать аутоиммунные, самоубийственные шаги (что она сейчас уже и делает полным ходом). Это Солженицын назвал «воронкой», когда каждый следующий шаг хуже предыдущего. Это еще называется «цугцванг». Я написал сейчас тоже об этом колонку. Поэтому не надо думать, что революция делается оппозицией. Оппозиция в лучшем случае может воспользоваться результатами.
Что надо сделать, чтобы была революция? И вообще какой можно предложить утопический проект? У меня есть такая идея. Сейчас, конечно, опять набежит масса людей, которые с этим не согласны. Ради бога. Я люблю провоцировать споры и вызывать несогласие.
Мне кажется, что полноценной революции в России никогда не было, потому что всегда в неприкосновенности остается главная скрепа режима, его репрессивная составляющая — тюрьмы. В революции всегда главное — это разрушение Бастилии. В России главная духовная скрепа — это страх тюрьмы, потому что, как правильно писал Житинский: «Нам неведома никакая основа этики, кроме страха».
Так вот, разрушение тюрем, упразднение тюремного режима, резкое сокращение количества лагерей в России, упразднение зоны, в которой никого не исправляют, а только создают нечеловеческие условия жизни, — мне кажется, вот это главное. Чем меньше в России будут сидеть, тем больше в России будет от будущего. Мне кажется, что самый страшный страх в России — это тюрьма. Это домашний арест как мягкий вариант. Это арест по экономическим преступлениям, как сейчас делают с несчастным Малобродским и другими фигурантами этого дела (Итиным, соответственно, Масляевой и так далее). Под страхом тюрьмы живут в России все. И Серебренникова этим шантажируют. И Улюкаев сейчас оказался жертвой этой, как он говорит, «провокации». И под тюрьмой постоянно ходит Навальный.
Пока в России не будут в массовом порядке в огромном количестве разрушены и переформатированы тюрьмы, ни о какой свободе здесь говорить нельзя. Главная утопия, главная идея, с которой надо идти на новые выборы (или, уж если кто-то мечтает о революции, пусть это сделает программой революции) — это упразднение русской тюрьмы как главной скрепы общества. Пока мы не разрушим Бастилию, у нас революции не будет.
Мне рассказывал (и я много раз это цитировал) Юрий Грунин — великий поэт и участник Кенгирского восстания, восстания в зоне при Сталине, одного из главных событий в истории ГУЛАГа… Он об этом написал потрясающий текст «Спина земли». И «Сорок дней Кенгира» Солженицына тоже отчасти написано с его слов. Что первое сделали зэки? Две вещи — они проломили стену между мужской и женской зонами и установили карцер свой, построили, для несогласных, для провинившихся. Это не свобода. Проломить стену между мужской и женской зоной — это не свобода. Ну, помните, в «Убить дракона» первым делом начинают насиловать на улицах. И карцер выстроить для несогласных — это тоже не освобождение.
Поэтому главная русская утопия сегодня — это избавление от отсидок. Вы посмотрите, какие сейчас идут новости. Все главные новости: против такого-то возбуждено уголовное дело, такой-то суд поместил под арест, такой-то суд рассматривает дело об исчезновении Валленберга. Кроме судов, арестов и иногда освобождений, как вышло с Удальцовым, никаких новостей нет. Вся русская жизнь пропахла пайкой, шконкой, бушлатом, пропахла лагерным духом, понимаете, вот этой страшной сыростью тюремной и этой страшной антисанитарией. Вся русская жизнь пахнет, как у Чехова в «Острове Сахалин», когда запахи гнилой пищи, параши и шинельного сукна смешиваются со спертым воздухом и запахом немытых тел. Это чудовищная клаустрофобия русской жизни!
Вот с этим надо бороться, понимаете. Никакой Удальцов, никакой Навальный ничего не сделают, пока они пугают оппонентов тюрьмой. Я к Леше Навальному отношусь вполне уважительно, но когда он пишет, что он посадит всех нынешних воров… Понимаете, репрессия посадок не может никого здесь привлечь. Пока народ сам своими руками не разрушит главные тюрьмы режима, ничего не изменится! И именно поэтому я и думаю, что главная утопия, главная идея будущей России — это как можно реже прибегать к тюремному заключению, которое никого не исправляет, которое даже не наказывает, а мучает, пытает, превращает в полную бессмыслицу саму идею государства. Поэтому вот с этой идеей, мне кажется, и надо идти за свободой.
А мы поговорим через три минуты.
РЕКЛАМА
Спасибо. Поехали!
Ну, у нас остается не так много времени. Я уже на вопросы не отвечаю…
Да, кстати, мне правильно Саша подсказывает, спасибо, насчет еще одной Жанны д’Арк в критический момент советской истории — Глеб Панфилов написал сценарий о Жанне. Я много раз говорил, что это лучший сценарий, который мне приходилось читать. Во всяком случае финальная сцена, когда снег идет и архангел Михаил появляется в сарае, крылья расправляет, и оказывается, что главным соратником Жанны был он… Знаете, для меня самая большая трагедия советского кино в том, что этот великий сценарий не был снят, не был поставлен. Из него получился фильм «Начало», который, конечно, гораздо слабее (при всех своих достоинствах). Если бы Чурикова сыграла ту Жанну в том сценарии, никто бы не вспоминал другие тогдашние киноработы. Единственный фильм, который мог бы выдерживать сравнение с этим, — это «Андрей Рублев», потому что это советские поиски метафизики, глубочайшее религиозное кино.
Да, вот эта идея Жанны д’Арк, идея новой христианской святой, идея компромисса между патриотизмом и верой, она была бесконечно притягательна и для Советского Союза, и для Марка Твена. Ну, Марк Твен рассматривал и другую историю. Марка Твена (забегая вперед, скажу) всегда болезненно волновало Средневековье. И может быть, трикстер — герой в «Янки при дворе короля Артура» — это тоже христологическая фигура: человек, попавший в ад Средневековья для того, чтобы привнести туда какие-то человеческие мысли и человеческое чудо. Он же тоже чудом исцеляет. Понимаете, его технократические фокусы — это такая попытка, хотя и сатирическая, ироническая попытка ответить на вопрос о миссии Христа. И поэтому чудо Жанны — это тоже главный воспитательный шаг. Если бы за Жанной д’Арк не было ее мистического ореола, она бы своего чуда не совершила. Если бы она не слышала голоса, ее бы не услышали те, кто за ней пошел.