, — ну, имеется в виду «Баскетбол на Сретенке». — Каково же было наше разочарование! »
Ну, что делать? Да, вот стоит не с гитарой, а вот такой.
«Что вы думаете о новшествах в литературе и о том, куда смещается внимание читателей и писателей? Вы никогда не рассказывали о повествовании в видеоиграх. Можете ли поговорить о сильных сюжетах, вроде «L.A. Noire»? »
Понимаете, я никогда не играл в игры, кроме «Города потерянных детей», который мне очень нравится. Ну, однажды мы с сынком прошли «Долгое путешествие», но оно действительно было долгим. Но это, мне кажется, не очень интересно. К сожалению, там слишком все детерминировано жанром, слишком много требуется.
«Можете ли вы сказать, что у героини Прокловой негатив в «Ключе…»»
Конечно, негатив. Да, Саша, негатив. А что же вы думали? Она талантливый человек, злоупотребляющий своим талантом, немного наивный. Понимаете, вот это к вопросу об Айн Рэнд: если вы выше окружающих и при этом подчеркиваете это, то вы ниже окружающих, и ничего с этим не сделаешь.
«К вопросу о диктаторах. А как же получается, что Гитлер и Сталин в одиночку заставляют невинный многомиллионный народ совершать зверства? Почему всегда во всем винят предводителя, снимая вину с себя? »
В Германии никто не снимают вину с себя. Это совершенно нормальная история. И никто абсолютно не снимает вины с немцев (да и с русских тоже). Просто в России, надо вам сказать, и популярность Сталина была значительно ниже, чем популярность Гитлера в Германии. Тотальной страны опять не было. Был огромный цинизм и скепсис. Еще немного — и ему бы начали смеяться в лицо, мне кажется.
Что касается того, почему диктаторы так легко превращают народ в стадо. Потому что народу, как я уже говорил, нравится быть плохим. Другое дело, что человеку нравится все-таки больше уважать себя и быть хорошим, и рано или поздно этот гипноз проходит. Ну, на то и существуют дьявольские соблазны, чтобы соблазнять. Действительно, первое время вот это наслаждение от падения очень сильное, и оно, как правило, многих заставляет с радостью падать.
«В статье, посвященной Искандеру, вы упоминали Кайсына Кулиева и перечисляли его в списке великих. Расскажите подробнее о творчестве этого поэта. Что советуете почитать? »
Ну, трудно сказать, что именно я советую почитать, но Кайсын Кулиев — сильный поэт. Прочтите для начала посвященное ему стихотворение Дмитрия Кедрина:
Ночь поземкою частой
Заметает поля.
Я пишу тебе: «Здравствуй!»
Офицер Шамиля…
Это большую храбрость надо было иметь, что балкарцу посвятить такое стихотворение во времена, когда его народ репрессирован.
«Прохоров продал сегодня «Сноб». Может быть, «Эхо» — следующее? »
Нет, не следующее. Тут, знаете, даже сам Венедиктов с достаточным пессимизмом смотрит на судьбы русской прессы, но мне кажется, что «Эхо» — это такая себе бессмертная структура. Знаете, невозможно ничего сделать с эхом. Пока есть звук, будет и эхо.
« «Мама!» Аронофски — это шедевр! Чего стоит постоянный болезненный фокус на Дженнифер Лоуренс. Камера бегает за ней, как собачка, за ее постоянно удивленным лицом. А еще в фильме есть что-то от попранных хтонических женских…»
Вот видите, какие замечательные возможности для трактовки дает вам это чудесное произведение.
«Пересмотрел лекции по русской литературе Набокова и подумалось мне: может, не так уж неправ Набоков, говоря, что будь Достоевский его учеником, на выпускных экзаменах он не получил бы у него положительной оценки? »
Ну, я не люблю тоже Достоевского. Да, может быть, Набоков не так уж и неправ. И особенно мне нравится, что сейчас, понаблюдав лично в жизни многие крайности подполья, многие стали к иррациональности русской души относиться не так хорошо.
«Что вы думаете о творчестве Ромена Гари? Что у него почитать, кроме «Обещания на рассвете»? »
Сборник рассказов «Птицы прилетают умирать в Перу». И лучше всего — «Старая сказка». Вот это любимое мое произведение.
«Ваше мнение о советском детском писателе Радие Погодине».
Он не такой уж и детский. Он такой же детский, как Житков или Голявкин — писатели с такой творческой манерой, что их как бы вытеснили в детскую литературу. А на самом деле он первоклассный стилист и большой мастер увлекательного сюжета.
««Война химер» — имеется ли в виду, что это война придуманная, то есть возникшая без причин? Я часто писал о придуманности этой войны».
Саша, не только вы. Даже у меня была статья «Война писателей». Но Старожицкая с Настей Старожицкой — они имеют в виду совсем другое. Они имеют в виду, что химеры — это война образов, без которых не может быть жизни, это война принципов, война идеалов. Конечно, это война умышленная и придуманная. Но ужас весь в том, что люди верят в эти химеры и, может быть, не могут без них существовать.
«Давно слушаю ваши передачи. Наконец скопилось два вопроса. С нетерпением жду вашей лекции в Екатеринбурге, — спасибо, да, скоро буду. — Хотелось бы узнать ваше мнение о творчестве Марии Семеновой, а особенно о цикле «Волкодав».
Я люблю Марию Семенову как человека и не люблю ее прозу. Такое бывает. Я мало ее знаю, но я с ней знаком достаточно, чтобы высоко оценивать ее человеческий потенциал и не любить боевого фэнтези. Никакое боевое фэнтези я не люблю. С нетерпением жду фильма «Легенда о Коловрате», потому что мне кажется, что такой хохмы мы давно не видали. Ну, пока не видел картину, видел только трейлер. Особенно потряс меня, конечно, боевой медведь.
Ну и чтобы уже завязать с вопросами и перейти к Кингу…
«Неплохо было бы вспомнить ваши встречи и беседы с Мацихом».
Леонид Мацих — это тот человек, о котором я с удовольствием бы поговорил. Он на меня очень сильное произвел впечатление, может быть, одно из самых сильных в жизни, если брать людей, которые меня так наставляли на путь истинный. Он выполнял главную задачу богослова — он всем своим образом жизни свидетельствовал о Боге. Вот это важно.
Поправляют:
«Не «Баскетбол на Сретенке», а «Волейбол»».
Хорошо, да, с удовольствием. Здесь не настаиваю.
«Согласны ли вы, что Геракл — первый супергерой? »
Нет, не согласен. Первый супергерой был, я думаю, еще в далеком вавилонском эпосе, в эпосе Шумера и Аккада.
Ну а теперь — о Стивене Кинге.
Стивен Кинг — один из величайших прозаиков нашего времени. Не сомневаюсь в этом абсолютно. Он создал жанр современного прозаического триллера. Он вернул миру готику. Но готическое мироощущение Кинга — древнее, как сама готика, — оно не так-то просто. Готический роман — это не роман о страшном, и даже не о ночном мире. Готический роман диктуется главным ощущением, которое так остро подчеркнуто в «Revival»: жизнь человека — это короткое световое пятно в океане тьмы, маленькое световое пятно; жизнь человека окружена со всех сторон смертью; и человечность со всех сторон окружена злом. Это такое несколько, сказал бы я… ну, это не просто древнее, это гностическое представление о мире, согласно которому есть божество, создавшее мир, это божество не доброе и не злое; и есть наш Бог, который противостоит этой страшной материи, материи неодухотворенной, Бог, который распоряжается человеком, владеет человеком и его заставляет делать нравственный выбор. Человек — единственное орудие Бога среди тотально враждебного мира.
Лики этого зла могут быть различные. Оно может проступить во взбесившейся машине, во взбесившемся псе, как в «Куджо», неожиданно оно поселяется в самых близких людях. Это зло существует помимо человека и вне его и наполняет, раздувает его, как в «Desperation», помните, вот в этом городе, когда оно вселялось то в жуткого полицейского, то… Ну, в мертвых оно вселяется. Когда из человека исчезает душа, в него вселяется без причины вот это зло, которое раздувает его, делает его огромным.
Я должен вам сказать, что «Desperation» — одна из немногих книг, которую я читал, совершенно не отрываясь. Так сложилось, что я 2003 году пересекал всю Америку на «Грейхаунде», и «Desperation» была моей вернейшей спутницей, эта книга. Я просто всю дорогу ее читал в этом автобусе, проезжая мимо таких городков, о которых она как раз и написана. Надо вам сказать, это было потрясающее впечатление. И вообще Кинг — мастер пластики. У него вот этот заброшенный кинотеатр написан так, что не оторвешься.
Конечно, у Кинга много всего. И он действительно заслужил этот анекдот: «У Кинга творческий кризис — вот уже две недели ничего нового». Да, он пишет многовато. Но причины тут две. Слушайте, а что еще делать? Вообще, когда писателя упрекают в многописании… Это было со Стивенсоном, это сейчас с Кингом. Грех себя ставить в этот ряд, но про себя я постоянно читаю: «Вот насколько лучше бы писал Быков, если бы он писал меньше». Клянусь вам — нет! Это все исходит от комплексов малопишущих людей, таких тугодумов, которые действительно, что называется, морщат попу, прежде чем родить крошечный текст. Многописание само по себе отнюдь не признак гениальности, но это признак сосредоточенности на одном деле. А что еще делать-то, как не писать? Понимаете, необязательно же писать все время на одном хорошем уровне. Но писатель настоящий, конечно, всегда невротик, и он компенсирует свой невроз писанием. А во-вторых, вокруг нас же, понимаете, все-таки то, с чем надо бороться.
И Кинг борется. С чем борется? Пожалуй, более всего — с персонажами, типа Грега Стилсона, вот с этим воплощенным массовым злом, с фашизмом, с повторятелями правильных истин. У него есть такая замечательная героиня в «Тумане», которая там все время повторяет библейские проклятия. Кинг, вообще говоря, к религии относится очень настороженно. У него очень мало искренне верующих героев, если не считать мальчика из «Desperation». В остальном для него верующие — это чаще всего озлобленные сектанты, которые настаивают на своей правде и всех стараются ей подчинить. Но э