»
Нет, как к естественному средству из его… естественному следствию из его мировоззрения. Это мне очень понятно.
Вот пишет некто Зяма Новгородский в почте:
«Ха! Дмитрий так просил финансирования на свой детский журнал в Совете Федерации, но не дали. Ничего, Дима, все будет. Нужно стараться. Жду выступления на Первом канале, с этой темой прийти. Двигай дальше».
Зяма, ты подонок. Ты натуральный подонок, потому что ты врешь. Выступая в Совете Федерации, я ни слова не сказал о финансировании. И больше того — когда меня потом там спросили, нуждается ли подобный детский журнал в финансировании, я честно сказал: «От вас — ни копейки!» Власть не должна давать денег сейчас ни на что, потому что у власти (почитай, Зяма, мою колонку как раз в недавнем «Профиле», в прошлом) очень простой алгоритм — дать меньше, чем надо, потом создать условия для того, чтобы нельзя было использовать, а потом обвинить в растрате и сказать: «Ну, мы же вам давали», — и надолго скомпрометировать саму идею. Никогда ни копейки ни на один детский журнал, детскую программу, детское радио я у власти не возьму. Во-первых, дети должны работать бесплатно (таково мое убеждение), они должны работать за удовольствие. Вот когда их журнал выйдет на окупаемость — тогда, безусловно, надо.
Во-вторых, просить сегодня у власти финансирования… С властью сейчас вообще нельзя иметь никаких дел. Ей можно говорить о существующих проблемах, ей можно читать лекции о положении дел, но просить у нее денег на детский журнал, который в идеале, вообще-то, должен раскупаться детьми и родителями и не может существовать на властную дотацию, потому что иначе власть будет там пропагандировать свои…
Ну, Зяма, ну какой же ты дурак! Вот ты все время пытаешься с той или иной стороны (а ты не первый раз мне пишешь, я замечаю это все время), пытаешься мне навязать какие свои собственные, тебе присущие пошлости. Ну, Зяма, ну как же… Я с глубочайшим состраданием думаю о твоем подонстве, потому что таких, как ты, мало, но они пытаются все время загадить внешний мир, чтобы он совпадал с их внутренним, чтобы там так же воняло. Зяма, этого не будет! Внешний мир будет благоухать, а ты на его фоне будешь все острее, все мучительнее чувствовать свою вонь и писать всю жизнь под псевдонимом. У тебя имени-то нет. Лицо покажи, дубина! Нет, ты не покажешь лицо, потому что можешь по этому лицу… Да нет, ну что там? Скажут еще, что я тебе угрожаю. Зачем мне тебе угрожать, дураку? Ты сам скоро помрешь.
«Читаю новость на «Эхе»: «Глава Хакасии запретил доставлять вертолетом продукты к живущей в тайге староверке-отшельнице Агафье Лыковой». Агафью жалко. Хотя, я думаю, с ней будет нормально. Но понятно, что ресурсы тратятся, которые можно использовать по-другому. Что вы думаете об этом?»
Понимаете, я стою на позициях «Спасти рядового Райана». Мне кажется, что когда среди общей катастрофы можно спасти кого-то одного, не жалко на это бросить ресурсы. Тем более, видите, мне кажется, что Агафья Лыкова — все-таки национальное достояние, она одна из таких национальных героинь. Поэтому если у властей Хакасии сейчас не хватает денег доставить ей продукты вертолетом — ну, сбросится население как-нибудь, решит эту проблему, не бросит ее умирать одну в тайге. У нас люди-то гораздо более человечные, чем представляется властям.
«Какие основные законы власти открыл Макиавелли в «Государе»?»
Андрей, ну что я буду вам пересказывать его? Замечательный трактат, но это не законы власти, а это… Как бы вам сказать? Это законы жизни и руководства применительно к человеческой природе. А мне кажется, что надо действовать не применительно к человеческой природе, а опережать ее, трансформировать, потому что главная цель истории — это изменить человеческую природу. Вот так мне кажется. Понимаете? И я очень серьезные в этом смысле вижу сдвиги. Власть, по Макиавелли, она все-таки адаптируется к худшим чертам человека. А власть, мне кажется, по Рабле и вообще по гуманистической традиции, они движется несколько иначе. Хотя содержание «Государя» далеко к этому не сводится, но это просто стилистически замечательное явление.
«Согласен с вами насчет Окуджавы. Действительно его творчество — тест слушателя на человечность. Сам иногда слышу об Окуджаве, что это бард с двумя аккордами. Это говорят люди холодные по характеру, расчеловеченные или играющие в расчеловечивание, — ну, видите, Андрей (это еще один Андрей), значит, это довольно очевидная вещь. — Кто еще из писателей приходит вам на ум, чье творчество может служить таким камертоном?»
Легко назову. Шаров. Платонов, особенно сказки Платонова, которые… Вот если они человека не доводят до слез, то… У меня есть такой тест. Понимаете, вот меня очень часто родители спрашивают: «Как понять, есть у ребенка интерес к литературе или нет, есть у него филологические способности или нет?» Вот для детей 11–12 лет тест абсолютный: возьмите рассказ Урсулы Ле Гуин «Ушедшие из Омеласа» и дайте ребенку прочесть. Если текст не произведет на него впечатления — у него, скорее всего, нет способности к филологии и интереса к литературе; если произведет — поздравляю, у вас растет человек читающий и мыслящий. Вот это, мне кажется, интересно.
Насчет Муратовой, да, согласен с вами.
«Можно ли спросить, — да можно, конечно, — о чем стихотворение Блока «Сон», написанное в десятом году?»
Ну, цитируется знаменитое стихотворение «Сон»: «Идите и просите обе, чтоб ангел камень отвалил», «Я вижу сон: я в древнем склепе…» Ну, я не буду сейчас его читать, это довольно длинное стихотворение, не очень типичное для Блока. Ну а что? Вот вы спрашиваете, о чем оно. А что вам не понятно?
Под аркою того же свода
Лежит спокойная жена;
Но ей не дорога свобода:
Не хочет воскресать она…
Вот это то, что делается с людьми после долгого пребывания в мертвенной среде. «Что воля… Что неволя… Все одно!» Между прочим, я в одной из сказок вот этой книжки «Как Путин стал президентом США» (это совместная наша была сказка с Лукьяновой), мы предсказывали такой вариант, что Россия впадет в летаргию. Да, это будет, это очень вероятно. Будет ли это хорошо? Нет, не будет. Есть ли из этого выход? Ну, есть, конечно. «Идите и просите обе, чтоб ангел камень отвалил».
В некотором смысле этот ангел отвалил камень в семнадцатом году, но там, видите ли… И мы видим Блока в кинохронике с лицом безумным и все-таки счастливым, и читаем его записи об этом же. Иное дело, что воскресение обернулось второй смертью, уже безнадежной, потому что все случилось слишком поздно — живых-то сил уже не было или почти не было, которые могли бы этим воспользоваться. Воспользовалось этим варварство для легализации. Иное дело, что даже варварство эволюционирует, растет и умнеет.
Тут правильный-то вопрос еще в ином: в какой степени, так сказать, вот это погружение в сон, в эту летаргию благотворно для России? Розанов, например, считал, что очень благотворно. Он от пупика (мерзкое совершенно выражение) смеялся над идеями прогрессистов, его умилял не Медный всадник, а его умилял вот этот «На комоде бегемот, на бегемоте обормот» — памятник Паоло Трубецкого, вот этот широкий конский зад, широкая спина. Его умиляла вот эта Свинья-матушка (смотри статью Мережковского). Может быть, кому-то этот сон, который для Блока был так мучителен, казался благотворной средой. Многим кажется и сейчас.
Тут замечательный совершенно текст. Просят поговорить сразу же о символике матери и жены у Блока. Понимаете, вот очень точно об этом Кушнер сказал:
Отдельно взятая страна едва жива.
Жене и матери в одной квартире плохо.
Блок умер. Выжили ужасные слова:
Свекровь, свояченица, кровь, сноха, эпоха.
Совершенно гениальное стихотворение. Тут в чем проблема? Действительно, раздвоение образа Родины на образ жены и матери у Блока очень заметно, именно поэтому конфликт жены и матери в его жизни был самым мучительным. И это же самый мучительный конфликт в истории России: с одной стороны, Родина-мать, которая всегда зовет (и очень часто зовет на смерть), с другой — Родина-жена, которая бесконечно жалеет, которую жалко, которую желаешь иногда эротически, которая влечет как лоно такое всеприемлющее, Родина как вечная женственность. Между этими двумя понятиями действительно есть конфликт. Все чаще побеждает мать, которая все-таки сильно огрубляет, которая все время чего-то требует, перед которой ты все время в долгу, виноват, должен отчитываться и так далее.
Думаю, что то, что у Блока и мать, и жена находятся в могиле в этом стихотворении — это глубоко символично. Но, к сожалению, в блоковской России победила, восстав, не вечная женственность, а победил вот этот скифский образ каменной бабы, а вечную женственность убили уже в поэме «Двенадцать» и в «Русском бреде». И может быть, беда Русской революции была именно в том, что эту вечную женственность она убила.
«Мне в детстве нравилась книга «Как закалялась сталь», но этот роман не несет ни патриотизма, ни надежд на проект «Человек», ни даже веры в труд не несет».
Вот нет, Женя, наоборот — как раз он несет колоссальную веру в проект «Человек». А патриотизма такого в нем нет, потому что не в патриотизме дело. Ну, мы к этому вернемся.
РЕКЛАМА
Я еще немножко поотвечаю, а потом мы перейдем… Честно говоря, понимаете, в какой-то критический момент мне опять стало не хватать двух часов. Я понимаю, что и вам спать хочется, и вы устаете. Ну, я-то меньше устаю, потому что я получаю удовольствие, а вы — не всегда. Но мне не хватает времени ответить на многие дельные вопросы. Прямо хоть книжку пиши. А на это тоже времени нет, потому что я занят романом. Ну, это бог с ним, ладно.
«В предыдущей передаче вы упомянули, что будете читать лекции в ВШЭ. Вы будете читать курс или факультатив?»
Я читаю курс, который называется «Развитие основных жанров в XX веке», довольно забавный. Он начался на прошлой неделе. Завтра у меня вторая лекция. Как раз, так сказать, она о поэтике автоописания, о том, что в плане эволюции большинства жанров в XX веке случилась такая странная и для меня не объяснимая вещь, что жанры стали включать автоописания, как набоковские «Signs and Symbols». Зачем это нужно? То есть как бы метод иллюстрирует сам себя. Рассказ о суде превращается в хронику процесса. Рассказ романа-коммуникации, как у Гэддиса «J R», «Junior», превращается в непреры