производству «Заложников» и к производству «Жары», там, конечно, будут.
«Не собираетесь ли вы позвать Федора Бондарчука?»
Не просто собираюсь. У нас есть договоренность об этом совершенно конкретная, но так все время получается, что либо он занят, либо у нас какие-то там нестыковки. Но он обещал в новом году прийти совершенно железно. И он, конечно, придет.
Вот тут хороший вопрос:
«Что у вас лежит за книга?»
Спасибо, это мне очень лестно. Это лежит книга Дэвида Марксона «Любовница Витгенштейна» с предисловием моим, а послесловием Дэвида Фостера Уоллеса. Это очень достойный ряд. Где взять эту книгу — я не знаю, честно скажу. Это вышло в издательстве «Гонзо». Издательство «Гонзо» расположено, как вы знаете, в Екатеринбурге. Но, насколько мне известно, какие-то 50 экземпляров будут на Non/fiction. Успеют ли они отпечатать основной тираж, мне пока не понятно, потому что книга уже помечена восемнадцатым годом.
Что касается романа Марксона. Я Марксона очень люблю — и не только за то, что он тоже родился 20 декабря (правда, на 40 лет раньше), но еще и за то, что его так называемый «Последний роман» — книга, которая очень сильно меня в свое время как-то поразила и утешила; книга, состоящая целиком из цитат, но выстроенных так, что ужас смерти, печаль старости, легкое сожаление от расставания с миром, такая тяжкая скорбь по тому состоянию, в котором мы оставляем мир. Это те эмоции, которые очень трудно выражаются, трудно их выразить так, чтобы, как сказано у Бориса Виана, «не упасть и в безвкусицу не впасть». Вот он не впадает. Я Марксона люблю за его стоицизм, за мужество.
«Любовница Витгенштейна» или, если уж дословно переводить, «Самка Витгенштейна» («Wittgenstein’s Mistress») — это такой роман довольно нестандартный. Главная героиня его пребывает в абсолютном одиночестве — непонятно, после ядерной войны, после сумасшествия или это такая тотальная метафора одиночества, — пребывает в одиночестве и в мире, где не осталось ничего, никаких живых существ, а только цветы и произведения искусства. И вот она пытается вспомнить историю человечества, чтобы ей было не так одиноко. Про свой возраст она знает только, что ей больше 47 лет, что у нее был сын когда-то, которого она потеряла, что был муж, с которым она рассталась. Ну, это очень горькая книга, понимаете, книга об одиночестве, которое порождается прежде всего такими витгенштейновскими, если угодно, экзистенциальными причинами, потому что никто никого не понимает.
Но знать Витгенштейна, чтобы читать эту книгу, совершенно необязательно. Она, в общем-то, представляет собой удивительный дневник умирания, такую довольно страшную хронику. Я, конечно, рекомендую всем эту вещь, но понимаю, что она не на всех, не для всех она. Ну, она для тех, кто действительно в глубокой тяжелой депрессии. И если срезонирует как-то с вами эта книга, то вам это поможет выкарабкаться каким-то образом (много есть тому свидетельств).
«Где будет концерт в помощь политзаключенным?»
Он будет в субботу в Сахаровском центре, по-моему, на Земляном Валу, там официальный адрес. Ну, вы знаете, где Сахаровский центр. Начиная с четырех, это будет и, видимо, где-то до семи. Там, да, действительно, будет Юрский. Там будет несколько замечательных музыкантов (не могу их пока назвать, потому что нет окончательной договоренности). Ну и я, грешный, там буду, потому что с этого все будет начинаться.
Никакой помощи в попадании тем же вечером на концерт «Заезжий музыкант» окуджавский в зале Чайковского я, к сожалению, оказать не могу, потому что это не мое мероприятие. Если бы это делала «Прямая речь», то волшебное слово вам бы в помощь. Но, к сожалению (или к счастью), это делает Фонд Окуджавы. Вопреки утверждениям предыдущего оратора вот неделю назад, Окуджава пользуется колоссальной известностью до сих пор; пробиться туда совершенно невозможно, тем более что состав выступающих довольно звездный. Во всяком случае я, ведущий этого мероприятия, наверное, наименее звездная величина из всех, кто там будет. Так что, если хотите, мы можем сделать вечер стихов Окуджавы где-нибудь в «Прямой речи» отдельно и там позвать всех желающих выступить и послушать. В зал Чайковского, к сожалению, попадут те, кто успел.
Начинаем отвечать на форумные вопросы. Спасибо всем.
«Совершенен ли Бог, если живые, верящие в его доброту люди нужны ему как инструменты воздействия? Не предстает ли человек при ваших взглядах пауком в банке или лабораторной крысой, а Господь — циником?»
Имеется в виду, что я говорил о человеке как о биороботе Бога. Да нет, он просто… Ну, если вас больше устраивает эта формула, то он просто солдат в божественном отряде. Понимаете, он не зритель божьих чудес (что тоже, кстати, входит в его амплуа), но он соучастник, он участник божьей программы, он палец Бога, если угодно. Он, да, его инструмент. Ну а что делать? Мы выполняем какую-то программу, для этого мы созданы.
Сегодня я, кстати, с Антоном Уткиным обсуждал эту тему, с одним из любимых моих современных прозаиков. Он мне процитировал Владимира Соловьева: «Наша задача — понять наше предназначение. А как только мы его поймем, мы сразу его и исполним», — ну, Владимира, конечно, того, который Сергеевич. Но, видите ли, если бы задача была только понимать или, как в замечательной гипотезе Зотикова, которую я уже озвучивал, как-то поиграть в эти прятки и найти… Мне кажется, когнитивной задачи недостаточно. Задача — именно что-то сделать. Но вот что сделать?
Интересную очень гипотезу предложил Юлий Дубов — тоже, кстати, один из любимых моих писателей. Дубов, если ты меня сейчас слышишь, дорогой, то я как раз не далее как вчера записывал лекцию в цикл «Сто лет — сто книг» про твою «Большую пайку». С удовольствием перечитал роман и поразился, насколько он свеж, забавен и интересен. Остроумная книга, и не оторвешься. Ну, горькая очень тоже, конечно. Так вот, Дубов предположил, что поскольку божество безгрешно, то человек с самого начала, еще с яблока, создан для того, чтобы грешить. То есть Господь как бы нами грешит — и за этот счет приобретает вот такой опыт. Очень экзотическая версия, но выдающая типичного атеиста.
Я все-таки думаю, что действительно человек создан для борьбы с неким самоуверенным, наглым и сознающим себя злом. Вот Мария Васильевна Розанова, с которой я тоже снесся по этому поводу, она как раз считает, что человек и создан для борьбы с сознательной мерзостью; мерзость, которая себя сознает и себе радуется, — вот только она зло. Но опять-таки другой вопрос: а кто же тогда создал эту мерзость? Тогда мы впадает в гностицизм. Ну, это все… Я говорю, что обсуждение продолжается, потому что пока мы не поймем, зачем мы созданы, мы, видимо, этого предназначения не исполним. Кто-то замечательно мне написал, что человек лучше всего производит заблуждения. Так вот, весь вопрос в том, зачем Господу столько заблуждений?
«По какому принципу будут отбираться кандидаты на премию «Электронная буква»? Есть ли оригинальные открытия в подобной литературе?»
Ну, там море открытий. И у меня уже есть свои фавориты. Я уже, грешным делом, начал подчитывать это дело. Но, видите, я же принимаю участие только уже в окончательном чтении, когда уже отобраны победители, лучшие во всяком случае. Там я, Драгунский и еще какие-то очень симпатичные люди (спасибо) будут в этом жюри. Как раз я вот сегодня встречался с устроителями премии. 29-го на Non/fiction будет пресс-конференция, и там будет подробно объявлено, какие тексты принимаются к рассмотрению. Вот там все электронное, you are welcome. Там есть номинация за фикшн, за нон-фикшн, за стихи. В общем, сетевая литература. Это уже далеко не первый раз. Помните, были и «Тенета», там много всего было. Сетевая литература пытается выработать какую-то внутреннюю иерархию. Ну и бог ей в помощь.
«Владимир Алеников в своих новых книгах отправляет Петрова и Васечкина в Антарктиду, в Африку, в Колумбию. Неужели в центре России нет места для приключений? Зачем посылать героев так далеко?»
Понимаете, Алеников… Тоже мы, в общем, дружим, я рискну сказать. Хотя, конечно, он меня и постарше, и помаститее, но, будучи человеком довольно демократичным, он ко всякому общению открыт. Володя, если вы меня слышите, тоже вам огромный привет.
Видите, какая история: почти всегда франшиза предполагает расширение географии. С чем это связано — не знаю. Ну, наверное, с тем, что франшиза — вообще дело такое экстенсивное. Давайте вспомним Марка Твена, который явно был прототипом такого… создал прототип такого романа о двух странствующих друзьях. И конечно, вот эта история с Томом Сойером за границей — она, конечно, послабее, но она тоже входит в сойеровский канон. И, видимо, расширение географии в этих обстоятельствах необходимо. И, видимо, Петров и Васечкин уже сделали в России все возможное, и теперь вот он… Ну, кстати говоря, та же история у Аксенова. «Мой дедушка — памятник», «Сундучок, в котором что-то стучит» и «Редкие земли» — тоже вещь, которая из детской становится подростковой (она на вырост же написана) и потом взрослой наконец. Там все не очень просто. Поэтому я не думаю, что это вот такое ноу-хау Аленикова. Это просто неизбежность большего и большего пространства, за счет которого создается сюжетное разнообразие. Да и потом, понимаете, ну а что Петрову и Васечкину делать в современной России?
««Если этот инструмент в какой-то момент начинает работать против Божьей воли, он выбрасывается», — это цитата из меня. — Неужели Лермонтова и Пушкина Бог выбросил раньше многих других? Неужели «ЖД» и «Эвакуатор» оказались значимее их творчества?»
Почему обязательно «выбрасывает»? Есть разные варианты. Может быть, отзывает к себе для работы на каком-то новом, более значительном материале, на новом этапе. Понимаете, можно сказать, что какие-то личности действительно выбрасываются, потому что, как замечательно сказал Пьецух: «Колеса, крутящиеся против правильного направления, стираются быстрее» (это из его моей любимой повести «От Гурьева до Маката» — ранней, но очень увлекательной). А с другой стороны, весьма возможно, что какие-то наиболее выдающиеся «сотрудники» просто идут на повышение. Вот это