Максимилиан Александрович Волошин — гениальный памятник тому, как надо присоединять Крым к российской истории. Бог даст, чтобы когда-нибудь его опыт мифологии, культурологии и самопожертвования был нашей прозой и поэзией усвоен.
Услышимся через неделю. Пока!
01 декабря 2017 года(Биография как автобиография)
Добрый вечер, доброй ночи, дорогие друзья. Я не стану скрывать, что сегодня выхожу в записи, потому что телом нахожусь в Риге вот как раз в это самое время, где мы вместе с Алексеем Венедиктовым проводим такой диспут не диспут, диалог не диалог к 100-летию Русской революции, третьей. Ну и соответственно, там же я немного рассказываю о революционных текстах Блока, в первую очередь о «Русском бреде» незаконченном, о «Двенадцати» и о «Скифах», ну, немножко, понятное дело, и о статье «Интеллигенция и революция», которая, впрочем, не кажется мне особенно показательной. Блок, как все истинные поэты, больше проговаривался в поэзии, нежели в прозе.
Но душою я с вами. Вопросы пришли. Очень много просьб как-то повторить или, по-нынешнему говоря, расшарить ту лекцию, которая вышла такой смазанной в Доме художника на Non/fictio№. Ну, она вышла смазанной такой, понимаете, не по моей вине. В принципе, все, что я хотел сказать, я в 40 минут уложил. Проблема в том, что Оливер Стоун, научившись, видимо, у своего любимого героя опаздывать, задержался на 40 минут и… Ну, барин, может себе позволить. Чего уж там? Приехал к туземцам, показывает им класс, продает свою книжку с их вождем.
Вообще мне представляется очень смешным, знаете, вот это низкопоклонство перед Западом. Мы все время говорим, что «Америка наш враг номер один», что «мы переходим на военные рельсы», а стоит американскому президенту упомянуть в Твиттере слово «Россия», как это в России становится новостью номер один. Не какие-то внутренние дела, не какие-то внешние победы, нет, нас упомянул американский президент — человек, на мой взгляд, не великого интеллектуального и морального уровня, прости меня господи. Я и про российскую власть говорю вещи довольно жесткие. Почему бы иногда не сказать и про американскую? И это становится каким-то поводом для счастья.
Вот Оливер Стоун представляет свою книгу — и из-за этого на час сдвигаются все остальные лекции на Non/fictio№, главной интеллектуальной ярмарке года. И многие, к сожалению, ушли, вот этой лекции моей в результате не дождавшись. У меня нет профессиональной ревности к Стоуну. К тому же он жертва, насколько я понимаю, если не паранойи, то конспирологии, судя по его последним книгам, и поэтому, конечно, я отношусь к нему скорее сострадательно. Но лекцию свою на тему «Биография как автобиография» я с удовольствием для вас повторю… то есть не повторю, а просто мы ей посвятим четверть последнюю сегодняшнего эфира. Ну, что поделать? Некоторые не дождались, некоторые не успели. Ничего особенно ценного там не будет. Ну, просто, мне кажется, это такое неплохое короткое пособие для желающих научиться писать биографии.
А сейчас я пока поотвечаю немножко на вопросы, которых много. Понятное дело, что большая часть их сегодня из писем, потому что на форуме просто на данный момент, когда я это записываю, за несколько часов до программы, на форуме есть еще не все. Ну, что есть, то есть. Я с удовольствием отвечу.
Очень мне понравился вопрос, заданный в письме: «На презентации своей книги вы целовались с очень красивой блондинкой. Хотелось бы узнать, кто она».
Ну, я вас должен жестоко разочаровать. Это я выражал так бурно свои чувства Наташе Розман, редактору этой книги, которая собственно ее и сделала. Это книжка, которая называется «50», увы. Надо было бы назвать, конечно, «Увы, 50». Там 50 моих лучших, как мне кажется, текстов, циклов, поэм. Собрано это в «Эксмо». Купить ее можно еще пока. Она очень малотиражная, такая сугубо юбилейная. Но то, что от нее осталось после первого дня продажи, ее можно купить на сайте… не на сайте, прости господи, а на стенде «Эксмо». Я уже из Риги постараюсь вернуться в ближайшее время и, собственно с пятницы начиная, и всю субботу, и все воскресенье буду там ходить, приторговывать, подписывать. И там вы эту книжку сможете купить.
Вообще это второй мой поэтический сборник, составленный так, как мне хотелось. Предыдущий составил Алексей Костанян, любимый мой издатель, довольно давно уже сделал он, «Письма счастья» называлась эта книга — там была и лирика, и все остальное. А вот сейчас, мне кажется, Розман сделала действительно чудо. Иногда в чужих руках как-то собственные стихи начинают приобретать, когда их правильно расположат, совершенно другой вид. Ну, если вам действительно понравилась Розман, то должен вас разочаровать вторично: с личной жизнью там, насколько я понимаю, все в большом порядке, поэтому я не претендую и вам не советую. Но блондинка действительно красивая и редактор хороший.
«Спасибо, — и вам спасибо. — У меня возникло интересное наблюдение. Изначально оно касалось семьи, но, кажется, актуально для общества в целом. В конфликтной ситуации, особенно в долгоиграющей, источником и настоящей причиной конфликта является не самый агрессивный, как кажется изначально, а ведущий себя наиболее необычно, как бы по-идиотски (в греческом смысле). Если это так, то кто является таким элементом на нашем постсоветском пространстве? Оно ведь очень конфликтное. Идиотами не являются ни власть, ни оппозиция. Неужели сам народ?»
Кирилл, нет. На самом деле у меня было несколько довольно содержательных разговоров с Искандером. Собственно в чем было преимущество Искандера? Он не умел вести бессодержательные разговоры, всегда с ним было интересно. И даже в последние годы жизни, болея, он всегда говорил вещи очень ценные. И вот уже ему было, по-моему, года восемьдесят два, и, кажется, мы встречались у него в Переделкино. И вот тогда он сказал, что в марксистской схеме общества и в марксистской схеме формаций не учтен один класс, который, безусловно, существует и который впервые упомянут у Пушкина под названием «чернь». Он не имеет отношения ни к простому, так называемому черному народу, к чернорабочим, ни к светской черни, как его обычно трактовали в советском литературоведении. «Поэт и чернь» — это несколько иная ситуация. Чернь — это тот класс людей, который сам ничего не делает и другим не дает. Вот это очень важно. Не то, что они сами ничего не делают, это паразитизм такой. Ну, почему? Они могут что-то делать. Они не творят, они не создают новых сущностей. Ну, это бог бы с ними. Проблема в том, что они мешают делать другим. Вот это действительно трагедия. Потому что это класс цензоров, запретителей. Это огромный класс людей, которые радуются чужому поражению, чужому преследованию.
Вот у меня там… грех тоже на себя ссылаться, но у меня в этом году был такой стишок в «Новой газете», «Из Марциала» — вполне серьезная такая лирика, что вот действительно есть такая часть людей. Главные бенефициары всего происходящего сегодня — это не те, кто грабят. Те, кто грабят, они, наоборот, сознают риски ситуации. И вообще им, прямо скажем, не сахар («Любовь моя, пожалей воров! Им часто нечего есть»). А главный бенефициар — это именно чернь, которая радуется, это подонки, которые ликуют и говорят: «Почему я не удивлен?», «Я так и знал», «Вот так их, голубчиков. Еще, еще!». Это те, которые в романе Алексея Толстого «Петр Первый» во время сожжения Кульмана кричат: «Погрейся, Кулькин». Вот кто такая чернь. И именно этот класс является бенефициаром и причиной всех конфликтов. Это люди, которые не умеют производить. Они даже в общем и драться толком не умеют. Они умеют хамить, доминировать.
Кстати говоря, в новой повести Юлии Яковлевой «Жуки не плачут»… Это третья часть «Ленинградских сказок». Довольно сильная повесть, она произвела на меня некоторое впечатление. Мне она прислала почитать до публикации. Спасибо вам, Юля, большое. И вообще я вас люблю. Вот это третья часть романа, который начат «Детьми ворона», если вы помните. Вот там описан как раз такой мальчик, который травит эвакуированных. Понимаете? Я под свежим читательским впечатлением, поэтому я говорю об этом довольно уверенно. Вот чернь — это и есть первопричина и бенефициар всех конфликтов на постсоветском пространстве. И я вам должен сказать с горечью, что постсоветская ситуация ударила по всем.
Порвалась цепь великая,
Порвалась — расскочилася:
Одним концом по барину,
Другим — по мужику!..
Она ударила по элите, по номенклатуре, по производственникам, по всем, по интеллигенции — по всем абсолютно. А для черни она создала идеальную питательную среду. И вот, пожалуй, ключевое явление нашей эпохи — это расцвет черни, людей, которым ненавистно творчество и производство и которые обожают наказание, травлю, преследование. Вот травля — это всегда дело рук черни. Так что Искандер оказался прав, увы, на многие годы вперед. Ну а что сделать, чтобы бороться с этим сорняком? Понимаете, с сорняком же бороться бессмысленно. Надо насаждать культурные растения. А если выпалывать сорняки, вместо них просто вырастут новые, и все. Надо окультуривать почву.
«Ваши главные впечатления от выставки Non/fictio№».
Ну, лучшая книга, которая на ней есть, — это новый роман Людмилы Петрушевской «Нас украли» с подзаголовком «История преступлений». Сама автор, видимо, чтобы лучше продавалась, аттестует это как детектив. Конечно, к детективу это никакого отношения не имеет. Пародийная, такая индуистская, индийская фабула с подменой младенцев, которая вообще, как и многое в романе, пародирует стилистику Болливуда. Это совершенно не пришей кобыле хвост. И это нарочитая такая, белыми нитками шитая вся эта история. Композиция там очень интересная, такая сетевая, ветвящаяся — новые темы присоединяются произвольно и переключают читательское внимание. Ну, это как в свое время в замечательном фильме «Магнолия» или как в некоторых лентах вообще у современных американцев независимых.