Но гениально не это. Понимаете, вот если бы меня спросили об образце стиля, стилистики, то я бы назвал 27-ю страницу этого романа. Собственно из этого романа можно больше, чтобы понять, как сделано, ничего не читать, вот только эту 27-ю страницу. Хотя весь роман в целом гениален. Я просто хочу сказать, что… Ну, он и метафизически очень глубок. Главное — он не похож на предыдущие книги Петрушевской, на ее первый роман «Номер Один» он совершенно не похож. Вот ее второй роман (прошло десять лет), он отличается радикально. Дай бог начинающему автору с такой силой расти, с какой растет и меняется 80-летняя Петрушевская. Она возраста не скрывает, и нет греха в его упоминании. Вот Толстой в 80 лет писал шедевры. И она. Другого такого примера я не знаю. Ну и вообще мне кажется, что в одной странице Петрушевской больше ума, таланта, вкуса, юмора, чем в любой книге другой на этой ярмарке, ну просто в любой, понимаете. И я просто настолько ее горячо поздравляю с этим романом и нас всех! Это облегчающее, прекрасное, горькое чтение. Невзирая на то, что там, как всегда, очень много физиологии всякой, но зато, понимаете, не на материал надо смотреть, а на стиль.
Естественно, роман Наума Нима, о котором я уже говорил, блистательная совершенно книга «Юби», которую можно найти… Да, Петрушевская, естественно, на стенде «Эксмо». На стенде «Времени» можно найти роман Нима «Юби», который мне представляется, наверное, наиболее значимой его книгой, наряду с романом «Господи, сделай так…». Там тоже силен довольно элемент такой фантастики черной, но это… Ну, это роман. Что говорить? Роман о середине восьмидесятых годов, о диссидентах в провинции, но там довольно резкий сюжет. Это описание одного дня в сущности. Жестокая такая книга, по-нимовски. Ну, вообще он сильный писатель. Чего говорить? Очень сильный писатель. Я рад, что «Время» это издало.
Я уже говорил о романе Ильи Боровикова «Забвение», который можно найти там же и который вышел в «Гонзо». Предыдущий роман Боровикова «Горожане солнца» вышел у Шубиной и был абсолютно культовым произведением, во всяком случае у подростков. Вот тут все спрашивают, какую книгу дать подросткам. Вот если дать две военных книги — Жукову, во-первых, и «Забвение» (Забвение — это название страны) у Боровикова, во-вторых, — то это, конечно, будет… ребенка за уши будет не оттянуть.
И еще, знаете, я сложно довольно отношусь к фильму «Сатанинское танго». Я в свое время его посмотрел, ну, потому что все смотрели и надо было. И я семь часов выдержал. Но, конечно, вслед за Сьюзан Зонтаг я не могу сказать, что «мне достаточно раз в год смотреть эту картину, чтобы чувствовать себя счастливой». Я думаю, она чувствовала себя счастливой главным образом потому, что ее жизнь все-таки несколько отличалась от быта этой сельскохозяйственной венгерской коммуны, которая с таким грязным натурализмом там показана в первые два часа. Я вообще не большой поклонник такого медитативного кино, но сам по себе роман «Сатанинское танго», который написал Ласло с милой русскому слуху фамилией Краснахоркаи (красный хорек такой как бы, да?), сам этот роман далеко не такой нудный. Обычно книга бывает скучнее фильма, а здесь ровно наоборот: семичасовая картина невыносима, а роман довольно компактный, увлекательный, и в общем, все-таки это прозаика. Понимаете, само вещество этой книги — это вещество прозы, безусловно. И я всем очень горячо это рекомендую.
«Упомянутая в прошлой передаче религиозная тема вызвала активное обсуждение».
Знаете, она уже вызывает активное обсуждение последние семь тысяч лет, кабы не больше. И нельзя сказать, что мы сильно в этом смысле продвинулись. Как сказал Кушнер: «Паскаль не доглядел, не высмотрел Толстой. А то, что знаем мы, то знала баба Фекла». Вот это, мне кажется, ничего принципиально нового к этому не добавит.
«Хотелось бы услышать вашу концепцию Бога, но не в двух словах, а обстоятельно, частью передачи. Разъясните, что для вас такое образ и подобие. Если это дух, то как уплотняется, вмешиваясь в дела мирские? На каком этапе и по какой причине Богу понадобилось сотворение разумной жизни — человека?»
Так знаете, takao милый, если бы я знал этот вопрос, я бы с ним к вам не обращался. Для меня как раз, ну, можно сказать, это ключевой вопрос романа «Океан». Хотя это вообще ключевой вопрос всей жизни: для чего создан вот этот странный биоробот Бога? Конечно, мы не свидетели. Конечно, мы орудие. Но зачем Бог создал этого робота? Ну, как робот создан до известной степени по образу и подобию человека… Хотя бывают роботы совершенно другие, да? Ну, типа кошек или, я не знаю, типа… Ну, знаете, мало ли роботов сейчас создается, кинетических скульптур. Но допустим, что он создан по образу и подобию Божьему. Вопрос — зачем он создан?
Потому что мне тут правильно пишут очень многие (я получаю массу писем на эту тему), что «вот человек создан для того, чтобы сделать то, чего Бог не может, Бог не может вмешаться в материальный мир, и для этого он создал человека». А я думаю, что он запросто может вмешаться в материальный мир. Просто человек умеет делать что-то такое, до чего у Бога в буквальном смысле или не доходят руки, или ему нужен ассистент. Ну, понимаете, вместе-то легче. Как говорил Борис Стругацкий: «Вместе проще писать потому же, почему проще пилить двуручной пилой». Наверное, вторая ручка этой пилы в виде человечества понадобилась просто, чтобы процесс шел быстрее.
Тут мне прислали замечательный ответ (Антон, спасибо вам большое), что «человек производит человечность, и в этом заключается его главная задача». Это очень красивый ответ, но немножко казуистический, потому что — а зачем нужна эта человечность? Мне всегда казалось, что главная задача — это привносить человечность в последовательно бесчеловечный мир, ну, как бы отапливать его духовно, понимаете, греть его в моральном смысле. Но вопрос — зачем, для чего? Для того ли, чтобы Богу было не так одиноко? Или для того, чтобы действительно климат, моральный и материальный климат на планете каким-то образом улучшался? Конечная цель остается для нас непостижимой.
«Как вам кажется, нужно ли актеру театра знать текст наизусть? Если бы в «Гражданине поэте» играл не такой маститый артист, как Михаил Ефремов, и не подглядывал бы в текст, не было ли бы это все более убедительным?»
Слава, это не принципиально. И даже в случае такого талантливого человека, как Михаил Олегович Ефремов, и в любом другом это не главное. Память — это, конечно, существенная добродетель для актера, ну, важное достоинство, поэтому я счастлив, что моему сынку так усиленно его развивают в ГИТИСе. Тут вот люди, кстати, повидали наши свежие фотки с сынком на вечере с Гигинеишвили и радостно пишут, что похож. Совсем, к сожалению, не похож. Но он похож внутренне, и это меня радует гораздо больше.
А вот что касается памяти актера. Знаете, вот был у нас этот вечер Окуджавы, на который предсказуемо ломились. Ну, кто попал, тот попал. Извините, что мог, я сделал. Я и так за собой протащил хвост из 20 человек, и волшебное слово «ОДИН» было им в помощь. И вот я там видел, как читает Светлана Крючкова. Она три стихотворения прочла наизусть (кстати, самых длинных и сложных), а в двух других, ну, она подглядывала в пюпитр. Но это же ничего не меняло. Понимаете, Крючкова могла их читать вообще с листа — и это все равно было бы гениально, потому что вместе с Крючковой читает ее опыт жизни, читает ее трудная судьба, читает ее огромный запас ролей в диапазоне от Екатерины до пани Марии в трагикомедии ее первой. Она читает действительно не голосом, а всем опытом, и поэтому… кишками, что называется, guts. И поэтому, знаете, читала бы она с листа, с книги или наизусть — ничего бы не изменилось. Читает ее натруженная душа, которая так много знает, так умеет. И она настолько перевоплощается в лирического героя — раннего ли Окуджаву, позднего. У нее меняется жестикуляция, меняется голос.
Из сегодняшних актеров, актрис, мне кажется, только Даша Юрская так меняется, входя в чужой текст, ну, потому что это уже действительно на грани мистики. Ее отец заметил, Сергей Юрьевич, что у нее даже мимика становится другая, просто весь тембр другой. И вот мне совершенно не важно, как читает Крючкова. Я сам иногда… вы знаете, портится память с годами, правда, на стихи остается хорошей, но я периодически подглядываю в айфон. Ну, как бы я не вижу в этом греха. Больше скажу вам: слушая актера, лучше даже на него не смотреть, просто вот глаза закрыть и слушать голос. А там уж не важно — смотрит он, подсматривает. Память, конечно, хорошая вещь, но я никогда не забываю великие слова Хемингуэя: «Счастье — это хорошее здоровье и плохая память».
«Мне 21 год, учусь на первом курсе на технической специальности. Приехал в Москву из маленького провинциального города. Страдаю от глубокой депрессии. Последние полгода полегчало от фармакотерапии, жизнь заиграла другими красками, но все равно боюсь бросать вуз, боюсь огорчить родных, думаю, что будет потом. И главное — мне тяжело жить в Москве физически и психологически».
Друппи, друг милый… Ну простите, я обращаюсь по нику, вы мне другой возможности не оставили. Знаете, я плохой советчик в этом смысле. Но если вам не нравится вуз, из него надо уходить, потому что в молодости еще все можно поправить. Потом, чем дальше, тем труднее, потому что окостеневает жизнь, окостеневает, твердеет ее скелет.
А потом, если вам не нравится жить в Москве, то есть же компромиссный вариант — есть другие большие города. Вы приехали из маленького города, сами пишете, из провинции. Ну, попробуйте в Питере. Понимаете, миф о том, что Питер не принимает людей (даже есть такой роман «Город не принимает») — понимаете, это миф в огромной степени. Питер — город гораздо более гостеприимный. Просто там люди… Да, вот роман Кати Пицык, я смотрю. Да, точно. Чтобы уж автора назвать. «Город не принимает» — это метафора. И, скажем, в рассказе замечательном Куприна «Черный туман», где сказано, что «Питер высасывает людей», — это неправда все. Это, знаете, как малахитовое ожерелье у Бажова в «Малахитовой шкатулке»: на одних одно виснет очень тяжело, а другим оно в радость, и прекрасно все получается, и оно кажется теплым и легким.