Но сам Владимир Путин будет, конечно, в планах своих опираться на людей, которые радикальнее, примитивнее, которые дадут ему надежные гарантии. Не знаю, армия ли это будет — такие условные администраторы, типа Рогозина (потому что Рогозин, конечно, по природе своей не администратор, он именно такой, рискнул бы я сказать, пассионарий, но в масштабе, конечно, комнатном). Возможно, что это будет какая-то искусственно созданная национально-ориентированная группировка. Но все, что у нас делается сверху, получается довольно официозно и плохо, поэтому, скорее всего, это будет что-то из уже имеющихся сил, но вот таких самодеятельных. И на них в какой-то момент поставят, им будут усиленно помогать.
Конечно, вот с этой идеей Русского мира они уже принесли достаточно много зла и своей стране, и окрестностям. Конечно, во многих отношениях — и в своих теоретизированиях, и в своем искусстве, и в своей художественной практике — они уже обделались по полной. И поэтому волна национал-шовинизма, поднятая у нас после 2013–2014 годов, конечно, сейчас идет на спад. И правильно совершенно говорит Валерий Соловей о том, что «Крым перестал быть абсолютным козырем», и так далее.
Но тем не менее тема национального унижения, которому Путин как бы поддается пока, ярко не возражает ему, — это стратегически с его стороны. И очень, кстати, точно, что он не отвечает сейчас воинственной риторикой, миролюбиво выступает в Сирии, разрешает спортсменам поехать на Олимпиаду. Ему надо стать президентом национального унижения, чтобы на смену ему пришли национал-реваншисты. Не знаю, осознанная эта тактика или нет. Человек он неглупый явно, и поэтому, конечно, исходит из такой вероятности.
Но и нам надо исходить из такой вероятности. Нам не нужно сейчас педалировать тему национального унижения. И не нужно радоваться тому, что Трамп — человек как раз, в отличие от нашего президента, по-моему, мыслящий довольно примитивно и не надолго рассчитывающий, — нам не нужно радоваться тому, что Трамп сейчас будет зажимать Россию в угол. Как ведет себя Россия, зажатая в угол, мы знаем слишком хорошо. Поэтому вот здесь национальное унижение не должно быть вообще педалируемой темой.
Кстати говоря, развести народ на эту тему до сих пор поразительно легко. Все эти такие, знаете, пузатые и потные отцы семейств, диванные стратеги и пивные вояки — те, чьими силами делаются все пивные путчи, — они, конечно, не очень хороши в бою и, надо сказать, в идеологической полемике вообще ни на что не способны. Но они громкие. И постоянные крики о том, что «не надо дразнить мишку, а то можно его и разбудить — и тогда он начнет всех мочить балалайкой» — ну, это такая пошлятина! Мне кажется, что сейчас как раз России выгодно, да и Западу, по большому счету, выгодно не унижать ее сильно. Потому что именно вот это «унижение паче гордости», эти постоянные разговоры, что «мы поставили на колени, порвали в клочки (этим и Обама грешил, и сейчас Трамп этим грешит) — это лучший способ подогреть в России национал-реваншизм.
Каковы перспективы этого национал-реваншизма, сказать трудно. Но учитывая реванш довольно темных сил, которые сейчас в Европе и по всему миру, 2013 и 2014 годы покажутся жаткой репетицией. Вот как раз у этих самых людей, которые сейчас вдохновляются примером Ким Чен Ына, у них будут все возможности спихнуть Россию в грандиозную войну. А грандиозную войну с уничтожением страны они всегда предпочтут национальному унижению, как они его понимают. Поэтому 2024 и 2030 годы могут оказаться в истории человечества самыми опасными. И виноваты в этом не в последнюю очередь будут те, кто сегодня громче всех кричит о победе над Россией, об унижении России. Это как раз вот такие неумеренные и, в общем, не очень умные люди.
Это то, что я могу ответить на ваши вопросы, и то, что меня, в общем, довольно сильно волнует самого, потому что идеология национал-реванша в России далеко не исчерпана.
А вот что меня совсем не волнует и даже до известной степени раздражает — это вопросы, типа:
«Дмитрий Львович, здравствуйте. Какие книги вы бы порекомендовали прочитать молодому человеку в 25 лет? »
Понимаете, я же не товаровед, в общем. И я совершенно не занимаюсь такими практическими рекомендациями. Молодому человеку к 25 годам уже важно главные книги прочесть. Если он их еще не прочел, к ним не приступил, то ему уже и не надо этого делать. Во всяком случае, перечитывать эти книги можно бесконечно, а вот читать… Я думаю, что и «Войну и мир», и «Улисса», и «Уленшпигеля», и Кафку, и «Швейка» нужно прочесть до 25 — прежде всего потому, что молодой ум более восприимчив. А тем, кто еще пока не дошел до этого, тем, кто еще не приступил — ну, видимо, у них какие-то другие, какие-то иные у них приоритеты.
Кстати, хочу сразу ответить многочисленным весьма людям, которые меня опять-таки спрашивают, почему я им не отвечаю на регулярно присылаемые письма с их стихами, прозой и так далее. Я не отвечаю, еще раз говорю, только тем, кто мне показался не очень интересным. Если вы настаиваете, чтобы я вам просто прямо, открытым текстом сказал: «Простите, пожалуйста, мне не понравилось», — я могу это сделать. Но зачем? По-моему, это совершенно лишнее.
Да, спасибо вам, что вы тоже помните Георгия Семенова.
«Ваше мнение о поэте Геннадии Русакове, в том числе о его переводах? »
Виталий, я вообще очень хорошо отношусь к Геннадию Русакову. Конечно, его цикл на смерть жены — это потрясающее событие культурное. Но мне кажется, понимаете, Геннадий Русаков завис в какой-то такой странной области. В российской поэзии есть такие авторы, которым чуть-чуть не хватило до попадания в первый ряд. И мне кажется, что поэзия Геннадия Русакова еще не оформлена окончательно, тут есть еще какие-то варианты. Он находится в процессе, мне кажется, хотя ему уже за 70 и он уже получил премию «Поэт», и уже у него свой прочный круг, мне кажется, он в процессе формирования. Ну, он поздно начавший поэт, и поздно начавший писать, и поздно начавший печататься. У него, мне кажется, есть перспектива… Он движется в сторону интеллектуализма. Он, мне кажется, эволюционирует в сторону Чухонцева. Вот Чухонцев всегда был и остается поэтом с глубочайшим подтекстом. Мне кажется, чем интеллектуальнее, может быть, в каком-то смысле суше, многозначнее станут стихи Русакова — тем ближе он будет к этому попаданию в окончательный первый ряд, в золотой ряд русской поэзии. Потому что мне кажется, что иногда в стихах его есть какая-то недоговоренность. И больше того — он все время останавливается в шаге от окончательной формулировки, так мне кажется.
«В свое время мне понравились воспоминания Катаева — «Алмазный мой венец», «Трава забвения». Жаль, что таким волшебным языком замечательный писатель не воспользовался в художественной литературе».
Нет, ну что вы? Это неправда. Он, конечно, воспользовался. И более того, «Алмазный мой венец» — это, Игорь, совсем не мемуар. «Алмазный мой венец» — это беллетризованная биография, это проза. И искать в ней источник сколько-нибудь точных оценок и биографических сведений не следует. Катаев очень пристрастен. В каких-то отношениях он чрезвычайно точен, в каких-то — очень приблизителен. И конечно, говорить о Катаеве как о плохом прозаике, совершенно неверно. Катаев писал именно так. «Трава забвения» — вообще повесть. И история Клавдии Зарембы, скажем, там — это чистый плод вымысла катаевского. Бунин и Маяковский там тоже очень сильно преломлены и искажены. И собственно мы не вправе требовать от него документальности.
Я уже не говорю о том, что вся тетралогия «Волны Черного моря» тоже очень хорошо написана. Она далеко не вся хороша художественно — просто потому, что Катаев вообще не мыслитель, он блестящий изобразитель, но совершенно не думатель. Он очень точно и эмоционально переживает ностальгию, старость, страх смерти, ужас невозвратимости, красоту мира чувствует по-бунински, но, как и его учитель Бунин, он гениальный изобразитель и совершенно не думатель. Поэтому он как раз художник par excellence.
Что касается «Алмазного венца» как источника информации — на эту тему есть подробный комментарий Лекманова и Котовой, где разобраны большинство аллюзий, отсылок. С чем-то я согласен, с чем-то — нет, тем более что там оценочный элемент довольно силен. Но это комментарий замечательный, и без него чтение книги, конечно, далеко не так увлекательно.
«Собираетесь ли вы писать биографии Ахматовой и Есенина? »
Про биографию Ахматовой я уже говорил. Это не биография, а публикация некоего архивного труда человека, который долго ей помогал издали. Есенинскую биографию я не только не планировал, но собственно никогда о ней и не думал.
«Читали ли вы исследования Пайпса и Булдакова на тему революции в России? »
Ну, Пайпса-то я, естественно, читал. Как я могу прокомментировать отношение свое к Пайпсу? Ну, понимаете, все-таки я еще и еще раз рекомендую Коткина, потому что, мне кажется, он трезвее подходит к делу. Пайпс, как всякий советолог, он же очень… Ну, понимаете, да? Он начал работать еще в советское время. И он, как всякий советолог, был заинтересован в том, чтобы его сюда пускали знакомиться с объектами его исследования, и поэтому он иногда давал довольно конформистские оценки советской реальности. Ну, как и Киссинджер, скажем. Мне кажется, что это не очень объективно. Хотя я при этом с большим удовольствием всегда его читаю и слушаю, когда он разговаривает. В любом случае Пайпс — это очень увлекательно.
«Алексей Дурново на «Эхе Москвы» в передаче «A-Team» спросил Генри Резника, пошел ли бы он адвокатом дьявола. Резник ответил «конечно». А вы взялись бы за мемуары беса? »
Ну, во-первых, «Дневник Сатаны» уже написал Андреев. Во-вторых, а зачем? Понимаете, во-первых, так сказать, бесы — они великие обманщики. Я много раз уже об этом говорил. Если дьявол вам что-то посулил, есть колоссальный шанс, что он вас обманет. И даже более того — он обманет вас наверняка. Есть ли у дьявола какие-то преимущества? Можно ли с помощью дьявола познать какие-то темные стороны человеческой души? Ну, дело в том, что зло всегда очень примитивно. И я не люблю совершенно вот этой апологии, что с помощью зла можно что-то познать, куда-то спуститься. Все, что