Как бы это так сформулировать, чтобы никого не обидеть, в том числе себя? Так не бывает, чтобы получилось. Всегда остается неполнота. Всегда замысел реализован не полностью. Всегда, как говорит писатель в «Сталкере», чувство, что вот у тебя в чернильнице на кончике пера истина, и ты никогда не можешь вытащить ее оттуда. Поэтому все равно не получится. Пишите, не бойтесь. Помните, как сказал Сальвадор Дали: «Не бойтесь совершенства, вам его не достичь». Я бы даже, знаете… Ну, у меня в одном стишке, сравнительном новом, есть такая мысль, что человек, который считает после пятидесяти, что жизнь его прошла не напрасно, прожил свою жизнь зря, потому что он ничего не понял.
«Требуем продолжения лекций о трикстере. Рейтинг невыдуманных трикстеров, не исключая ныне здравствующих: лжеученые, аферисты, политиканы. Ведь культура тоже авантюра. Трикстерская психология есть и в маркетинге, и в искусстве, и в науке. Кстати, и в живой природе — у растений, насекомых, рыб — как метафора человеческого. Есть ли трикстеры в научной фантастике?»
В научной фантастике полно. Я, кстати, думаю, что у Стругацких только их нет, потому что Стругацким вообще было присуще довольно серьезное отношение к жизни. А вот в западной фантастике — у Шекли, например — трикстеры на каждом шагу.
Что касается рейтинга сегодняшних трикстеров, то безусловный лидер — это Трамп. Я говорил, кстати, своим студентам на Creative Writing School у Кучерской: «Ребята, если вы сейчас напишете роман о противостоянии Трампа и Ким Чен Ына, в каковом противостоянии Ким Чен Ын будет скучным злодеем, вроде Филиппа Испанского, а Трамп — чем-то вроде Уленшпигеля, таким бродячим трикстером… ну, или не бродячим, то этот роман будет всемирно популярен. Напишите его, это очень живая история». Написать их параллельное развитие, параллельные действия. Написать таинственный внутренний мир Ким Чен Ына, потому что мы ничего не знаем про этого человека, он предельно закрыт. Мы знаем только, что он очень любит сыр эмменталь, что само по себе уже достаточно экзотично, особенно в его стране. Короче, если кто-то напишет сейчас такой роман, то Трамп — это идеальный трикстер. И этот роман будет бестселлером по обе стороны океана. Просто надо его хорошо написать.
Понимаете, в чем проблема? Трамп — это жертва черного пиара. И он человек в самом деле временами неровный, достаточно противный. Иногда он выглядит, как в этом новейшем бестселлере, глуповато. Но это не так. Если взглянуть на него иначе, можно… Ну, я, естественно, не даю никаких советов его здешним поклонникам былым, вроде Симонян, и его фанам из числа русских политконсерваторов. Ну, просто перепиарить, перепозиционировать Трампа можно очень легко. Человек, который ломает тошнотворную серьезность этого мира. Он насмешничает над окружением. Он пародирует автобиографические книги Обамы, заявляя, что он самый умный; пародирует стиль американского истеблишмента. Он вообще герой-пародист, действующий, ну, в жанре высокой пародии, если угодно.
И вот попытаться в Трампе увидеть трикстера, который вышучивает истеблишмент, — это, я думаю, была бы отличная книга. Мало того, что Трамп был бы очень рад и вы бы стали его любимцем, но это дает определенные возможности взглянуть на эту фигуру под другим углом зрения. Так что из всех трикстеров, действующих сегодня в мире, он наиболее перспективен, как мне кажется.
Среди других политиков? Ну, видите, Навальный — другой тип. Навальный все-таки предполагает доверие к типу героя, а сегодня такого доверия нет. Он такой действительно оружейник Просперо. Понимаете, вот я очень чувствую диссонанс в облике Навального: он вынужден острить, а так-то он фигура невеселая, он фигура довольно мрачная и, я бы сказал, в чем-то трагическая. Поэтому его юмор — это юмор висельника. Не дай бог, конечно! И он не годится на трикстера. Но тут, видите, какая опасность, вот одна из главных опасностей нашей времени. Раз уж вам про трикстера интересно, вопросов довольно много на эту тему.
В чем штука? Современное время (простите за тавтологию), нынешнее время разучилось воспринимать героя. Глядя на героя… Вот мы об этом сейчас собственно и сделали интервью с Андреем Смоляковым — большим, как мне кажется, трагическим артистом. Оно появится скоро в «Собеседнике». Мы говорим именно о том, что, видя перед собой героя, мы готовы его прежде всего заподозрить — в корысти, в сговоре с начальством, в том, что ему разрешено быть героем. Понимаете, пошлостью эпохи пронизано все.
Вот Смоляков сказал фразу, которая мне кажется просто девизом эпохи: «Старичок, Рюи Блаз не хиляет!» Вот Рюи Блаз — образ романтического героя, жертвы, такого безупречного персонажа, — Рюи Блаз, на котором я до известной степени вырос, потому что мать очень рано дала мне эту пьесу Гюго. И в наших отношениях до сих пор остается паролем фраза: «Мне имя — Рюи Блаз, и я простой лакей!» Вот Рюи Блаз — романтический герой, герой Маре или Жерара Филип — он в сегодняшней жизни по каким-то причинам невозможен. По каким — там можно спорить. Можно говорить, что это постэпоха, что это постмодерн. А можно говорить, что это болезненный угол моего зрения (наверняка найдутся и такие охотники).
Но сегодня борца заменил трюкач, трикстер. Действительно, стихия балагана как-то заполнила подмостки, серьезного отношения нет ни к чему. Наверное, надо поискать в российском оппозиционном движении такого лидера, который мог бы быть трикстером. Но, видите, в этом смысле Жириновский представлял замечательные возможности. Я говорили уже об этом, что сын юриста и сын турецкого подданного — это довольно прямая аналогия. Но он трикстер грубый и, что самое ужасное, несмешной, то есть он не умеет острить, он не остроумен. Он страшно агрессивен, а его шутки как-то отдают подворотней. Ну, это как испортить воздух в обществе. В этом нет юмора.
Кто это мог бы быть? Я вот все думаю. Ну, Березовский тоже так себя не позиционировал. Он-то видел себя совершенно не Бендером, совершенно не авантюристом. Он видел себя, как явствует из книги Авена, до известной степени спасителем отечества. У него была эта амбиция, это очевидно. Ну, как и Курбский, как и Троцкий, которые тоже не трикстеры совсем. Вот Иван Охлобыстин, пожалуй, имеет такие потенции, но тоже как-то вот не очень смешно то, что от него исходит, не очень он веселит нас в последнее время.
Человек, который сегодня смог бы стать универсальной пародией, высмеивающей, тонко и остроумно высмеивающей всех, такой абсолютный тролль — он собрал бы колоссальный хайп и колоссальный, конечно, урожай голосов. Человек, на которого было бы приятно смотреть. Об одном из самых очаровательных трикстеров в мировой литературе сказано: «Беня говорит мало, но он говорит смачно. Когда он замолкает, хочется, чтобы он сказал что-нибудь еще». Вот таких персонажей я сейчас не вижу ни в русской, ни в мировой политике.
Что для него нужно? Вот у меня в книжке «Абсолютный бестселлер», где разложена более или менее эта сюжетная модель, там перечислены девять главных качеств трикстера (не хочу ими с вами делиться), которые надо иметь обязательно. Во всяком случае, напоминаю, что рядом с ним не может быть женщины, он всегда путешествует, у него проблемы с семьей и прежде всего с отцом. Ну, там друг-предатель, это все понятно, и непременная смерть и воскрешение. Ну, много чего. В любом случае это герой говорящий, это герой гамлетовского типа, чья речь сама по себе событие. Людей так говорящих я в современной России не наблюдаю.
Вот жалоба на трудность чтения пьес. Слушайте, я всегда мысленно пьесу разыгрываю по ролям, ставлю ее, представляю спектакль. Ну, это потому, что во мне действительно сильны всегда были какие-то очень… не скажу «актерские», но режиссерские амбиции. Ведь собственно дети всегда осуществляют наши мечты. И то, что сынок мой учится в ГИТИСе — это, наверное, реализация каких-то давних, чрезвычайно глубоких мечтаний.
«Интересно было бы что-нибудь узнать об Александре Кочеткове, авторе «Баллады о прокуренном вагоне».
Ничего, кроме того, что он был не признан при жизни и написал пьесу «Рембрандт», я вам сообщить не могу. То есть вы можете найти в Сети довольно большую подборку его стихотворений, как мне кажется, весьма слабых. То есть, как часто бывает, одно гениальное произведение он написал, а остальные недотягивают далеко до этого уровня. Ну, это так у каждого бывает.
Понимаете, у каждого полупризнанного или неизвестного поэта есть один шедевр, по которому мы его помним (ну, как у Киршона «Я спросил у ясеня»), и масса текстов, которые недотягивают до этого совершенно. Ну, собственно, такой же пример — это, скажем, Константин Левин, вот такой полный тезка и однофамилец толстовского героя, который написал гениальное стихотворение «Нас хоронила артиллерия», известное всем фронтовикам, списываемое в блокноты, известное во множестве вариантов. И практически все остальные его тексты, хотя и очень хорошие, они до этого шедевра недотягивают. Или Ион Деген, который написал «Валенки». При этом он написал еще, я думаю, ну, штук двадцать первоклассных стихотворений, но как-то вот остался этим одним. Такой гений одного стихотворения — это явление довольно распространенное в России, да и в мире.
Долгий вопрос. «Должно ли добро быть с кулаками?»
Ну, знаете, если учесть, что формула эта высказана Станиславом Куняевым, то уже есть как-то… ну, возникают подозрения. Я помню, как Таня Малкина, она моя однокурсница… У нас была довольно бурная дискуссия на эту тему на семинаре Тамары Васильевны Шанской. Тамара Васильевна Шанская имела то несомненное преимущество, что на ее семинарах можно было поговорить не только на темы русского языка и его практической стилистики, а можно было и на темы общекультурные. И вот Шанская как раз, когда мы обсуждали составные сказуемые, процитировала строчку: «Добро должно быть с кулаками», — и, соответственно, как мы к этому относимся? Малкина тогда сказала замечательный афоризм: «Добро с кулаками — это уже не добро, а полезное зло». Я по размышлениям зрелым все-таки с этим согласиться не могу. Во всяком случае, добро должно уметь защищаться — не нападать, а защищаться. Надо чувствовать эту грань. Добро должно уметь так себя вести, чтобы трогать его впредь было неповадно. Долгий опыт русской жизни меня к этому привел.