половиной тому назад, но просят определенным образом охарактеризовать трилогию, то есть «Пироги и пиво», «Театр» и «Лезвие бритвы». Просят поговорить о его колониальных заметках, о «Подводя итоги» и так далее. Как получится. Я, в принципе, совершенно не возражаю. Если будет такая возможность, то давайте. Но пока опережают Стриндберг, Гамсун, Сельма Лагерлеф, Ибсен, конечно, и прочие (вплоть до Пера Лагерквиста) замечательные представители скандинавского модерна. Что могу я сказать о деле Никиты Белых? Я много раз уже говорил, что абсолютно независимо от степени истинной виновности или невиновности подсудимого я всегда буду выступать за максимальную гуманизацию наказания. Это связано с тем, что российская тюрьма — это главная скрепа российского общества, которая удерживает его в страхе, а страх — конечно, главная основа современной этики нашей. Российская тюрьма чудовищна по своим условиям. Она более жестока, чем может заслужить любой взяточник. Я думаю, не всякий убийца заслуживает такого. Поэтому я всегда, при любых обстоятельствах, даже не столь скользких и сомнительных, как в деле Белых, я буду настаивать на максимальной гуманизации наказания. В случае же Белых, как и в случае Улюкаева, виновность его мне представляется недоказанной, а психологически очень натянутой, очень неестественной. И вообще мне кажется, что Белых менее всего похож на взяточника. Я совершенно не понимаю вот этих людей, которые на многочисленных форумах злорадствуют, что «вот Белых хорошо себя чувствовал, когда брал взятку, а сейчас почувствовал себя плохо». Эти люди, вероятно, совершенно не знают, что один из основных законов жизни — это все-таки воздаяние. Доброе дело не всегда отмечается господним поощрением или иной благодарностью, но злое дело, злая мысль и особенно злорадование, schadenfreude так называемое, злорадство — оно всегда наказывается. И вы непременно окажетесь в положении Никиты Белых. Вот вы — те, которые злорадствуют сегодня, те, которые говорят «правильно, пущай посидит!», все эти хитроватые мужички, которые уверены, что их это никогда не коснется. У этих людей еще всегда почему-то ужасно пахнет от ног. Ужасно! Это невыносимо — в их присутствии находиться! Ну, собственно мсье Пьер у Набокова отмечен этим же. И Перец у Стругацких. Злорадство почему-то всегда выражается в этом. Это ужасное ощущение! Точнее, не Перец там. Виноват, да. Не Перец, а Тузик. Там есть такой шофер Тузик. Может быть, это такое следствие повышенного сладострастия, которое иногда выражается на уровне злорадства тоже, потому что есть некое сладострастие падения в том, как люди не просто осуждают ближнего, а радуются горю ближнего Я думаю, что по-настоящему смертных грехов не так много, но один из безусловных смертных грехов — это радоваться ближнему в его несчастии, радоваться, когда у него либо родственник умирает, либо сажают его, либо больших денег он лишился. При этом вам же ничто не угрожает, и вы нагло стоите… Ну, это как у Всеволода Иванова, когда вешают генерала Сахарова в пьесе «Бронепоезд 14-69» (в плохой пьесе, но сцена очень показательная), бывший адъютант этого генерала просится петлю ему намылить, потому что очень он много претерпел. Так вот, этого адъютанта вешают первым. И вас повесят первыми — все, которые радуются сейчас. Я это говорю, потому что я знаю. Что касается самого Белых. Дело даже не в том, что он болен. Даже если бы он был совершенно здоров, мне видятся огромные провалы и пробелы в этом деле. И все в нем, мне кажется, шито белыми нитками. И я никогда не буду настаивать на том, чтобы ужесточить систему наказаний — хотя бы потому, что настоящего конкурентного суда в России нет, что обвинительный уклон составляет более 95 процентов, больше 95, а по некоторой статистике, 99 процентов обвинительных приговоров. О чем мы говорим? Понимаете, вот в этих обстоятельствах, где нет суда, это главная язва государства, конечно. И я очень надеюсь, что либо приговор этот будет кассирован, либо Белых по состоянию здоровья, по крайней мере, будет отправлен в колонию-поселение, потому что болен он действительно серьезно. Ему многажды вызывали «скорую» (а «скорая» просто так ездить не будет). Есть медицинские документы о состоянии его здоровья. Его речь на суде, его последнее слово мне кажется исключительно достойным. И вообще я за то, чтобы Россия больше выпускала, чем сажает. Это, мне кажется, лучший показатель атмосферы в обществе. Очень многие просят высказаться о поездке Собчак в Грозный. Я привык оценивать, что называется, по плодам. Мне кажется, что плоды в данном случае положительные. Я не думаю, что она ездила под персональным патронажем Путина. Я не думаю, что ей были даны какие-либо гарантии безопасности. Я не думаю, что ее избирательная кампания раскручивается из Администрации президента. Ну, просто кое-что я знаю. Хотя я никак не занимаюсь сам штабом Собчак и его предвыборной деятельностью, но я знаю, например, что Чудинова Ксения — человек, который работает на этой предвыборной кампании — это человек чистейший, иначе бы я, наверное, с ней не дружил. Что касается поездки в Грозный. Мне даже не важно, в какой степени это разрешенная поездка, в какой степени это разрешенная борьба за грозненского правозащитника. Оюб Титиев все равно выйдет, я думаю, на свободу, и так или иначе он будет если не освобожден, то по крайней мере в ближайшее время нам скажут правду об этом деле. Вот в этом я уверен абсолютно. Но я больше того хочу сказать. Я хочу сказать, что поведение Собчак в этой ситуации, по-моему, безупречно. То есть я не очень понимаю, чем она перед вами всеми, отважные осуждальцы, так уж виновата. Это не первый случай, когда я так резко расхожусь с Виктором Шендеровичем. Нам это, слава богу, не мешает. Мы давно дружим, лет тридцать. И у нас разные бывали мнения и по поводу Гусинского, и по поводу «Медиа-Моста», и по поводу «Норд-Оста». Ну, разные мнения. Это совершенно не мешает нам дружить, потому что Шендеровича люблю я его не за его взгляды, а за его талант, отвагу безусловную и такой в хорошем смысле понт, такую способность не сдаваться, держаться с наглым вызовом. Это прекрасная черта, которой большинство наших робких единомышленников лишены. Но в данном случае наши мнения расходятся. Не вижу в этом ничего трагического. Я считаю, что Собчак своей поездкой некоторые табу сняла. А чем больше будет сниматься табу, тем это будет для нас для всех лучше. Не говоря уже о том, что ее личные преференции в этом пункте для меня весьма проблематичны.
Очень много вопросов о фильме «Три билборда на границе Эббинга, штат Миссури». Я не большой поклонник Макдонаха, хотя «Человек-подушка» — замечательная пьеса. И я не большой поклонник «Залечь на дно в Брюгге». И уж совсем я не поклонник этого фильма, вот простите меня все. Вынужден я, наверное, в очередной раз согласиться с Антоном Долиным, хотя у нас обычно очень разные мнения, но похоже на то, что «Форма воды», если бы она получила «Оскар», нас бы обрадовала больше. Хотя «Форма воды» мне тоже не нравится. Это такая совершенно далекая от моей жизни и далекая вообще от жизни, далекая от прорыва, довольно условная картина. Но я объясню, чем мне не нравятся «Три билборда». Это хороший фильм, безусловно. Такой фильм мог бы снять Юрий Быков, а это для меня не комплимент. Юрий Быков — это сторонник эффективных, но лобовых решений. Плоские его фильмы, не вижу я в них ни отважных метафор, ни глубокого психологизма. Я главного не понял — какой моральный посыл такой уж новый заложен в фильме Макдонаха. Что в условиях разобщенности, при отсутствии общих ценностей главной ценностью и главным утешением становится месть? Так это мы знали. Что месть сама по себе только плодит злобу и не уменьшает ее количества? Мы тоже догадывались. В покаяние и преображение этих героев мне совершенно не верится. Мне нравится там только один персонаж — вот это иррациональное зло такое, которое приехало на машине из штата Айдахо, который там разбил сувенир, вот этот такой мерзавец абсолютный, которого убить хочется. Это действительно большая актерская, человеческая и сценарная удача. Но в целом эта картина мне представляется таким довольно банальным и плоским соцреализмом. Много музыки, много проходов и проездов. Вот такое кино Балабанов снимал. Я далек от мысли, что Макдонах подражает Балабанову, но мне кажется, что «Груз 200» был страшнее, остроумнее, интереснее в каких-то решениях. То есть то, что сегодня для нынешнего кинематографа американского вдруг неожиданно (хотя Макдонах не американец) стало передним краем советское кино семидесятых годов — это для меня довольно, честно говоря, странно. Но раз всем нравится, уж такая, видимо, моя судьба — плевать против ветра. Юрий Быков в чистом виде. А Юрий Быков — это, как мне представляется, плохой Балабанов. Что касается предстоящего «Оскара». Никакого у меня прогноза нет. Ну, если бы победил на этом фоне Звягинцев, мне кажется, это было бы очень правильно, потому что фильм Звягинцева «Нелюбовь» — это лучшее из того, что Звягинцев пока сделал (наряду с «Еленой»). Мне не нравится «Левиафан», а вот «Любовь» мне представляется картиной… то есть «Нелюбовь» мне представляется картиной замечательной. Ну, попробуем поговорить о пришедших сюда вопросах. Вопрос о возрасте Гамлета. Знаете, над этим вопросом ломает голову все мировое шекспироведение. Компромиссная цифра — Гамлету 26 лет. Но вашу версию насчет того, что ему 15, я, к сожалению, признать не могу. Хотя вы правы, конечно, что по династическим правилам наследования, если бы Гамлету было 26–30 лет, он бы, безусловно, наследовал престол, а не мать его Гертруда. А вот если ему 15, как вы считаете, тогда, естественно, что она, да еще с дядей (он же теперь папа), получают престол, а Гамлета отсылают в университет. Это убедительно. Но шекспировский Гамлет — человек в возрасте от 20 до 30, и к тому же во второй половине своих двадцатых, условно говоря. И мне не интересна была бы история с подростком. Мне интересна история с человеком, с героем нового типа, первым христианином среди брутальных волосатых людей действия. Вот это для меня представляет интерес, а фактологические точности и династические нормы видятся мне гораздо менее значимыми, чем вот этот Гамлет. Лучшим Гамлетом из тех, кого я знаю, я считаю Высоцкого — именно потому, что он играет сильного человека, поставленного в слабую позицию, где от него требуются совершенно другие, не свойственные ему стратегии.