««Дневное размышление о божием величестве» и «Весь год мы бессмысленно пашем…» — это точки, обозначающие обретённый и утерянный рай. Окончательно ли это? Больше ничего не будет про Крым?»
Перечислены два моих крымских стихотворения. Спасибо. Нет, будет про Крым обязательно. Много ещё будет про Крым. И я абсолютно уверено, что и Крым всё-таки… Ну, это тема (во всяком случае, литературная тема), которая будет питать ещё многие поколения.
«Несколько слов о творчестве Кабакова».
Я очень люблю Александра Кабакова, Александра Абрамовича, Сашу. Я очень высоко ставлю «Невозвращенца» и «Подход Кристаповича». Мне очень интересно было читать «Последнего героя». Я очень часто с Кабаковым не согласен, но я люблю его за точность письма, за сухость, за остроумие желчное. Он замечательный писатель, очень интересный.
«Не находите ли вы, что Окуджава очень похож по духу на Уильяма Сарояна?»
Ну, это не я не нахожу, а это многие критики, когда вышел «Школяр», писали, что военные сочинения Сарояна и других молодых американцев, фронт заставших, на Окуджаву влияли. Это не влияло, конечно, но просто Окуджава попал в эту же струю. Просто никогда не стеснялись в американской военной прозе признаться, что умирать не хочется. «Жить хочется! Жить хочется! Когда же это кончится?..» — как писал Окуджава в стихах «Первый день на передовой». Это почему-то не было постыдно для американской прозы. Советский герой должен всё время жаждать умереть за Родину — и поскорее, и поболезненнее! Это такая подлая идеологическая установка, которая привела к форменной травле сборника «Калужские страницы». Окуджаве там досталось больше всех, хотя там было много и других талантливых произведений.
«Прочитал вашу статью в «Собеседнике» — почувствовал себя частью коллективного Хему́ля…» Все спорят всё время, как надо — Хему́ль или Хе́муль. Я убеждён, что Хему́ль, хотя знаю, что по-шведски всё-таки Хе́муль, кажется. «…Из Муми-тролля и кометы», думающего только о своих марках. Но ведь в нашем случае комета не пролетит мимо, а обязательно врежется. Может быть, и нужно, чтобы произошло столкновение? Ведь тогда от ложных патриотов не останется и следа. Что вы думаете по этому поводу?»
Знаете, слишком дорогая цена за то, чтобы избавиться от ложных патриотов. «Лучшее средство от перхоти — это гильотина». Нет, я думаю, что с перхотью можно бороться и другими способами разнообразными. Простите за эту ассоциацию. Я слышал однажды разговор замечательный — один журналист жаловался другому на простатит, а тот говорит: «Ты знаешь, есть сейчас какой-то способ, при котором как-то пропускают электрический ток, и это проходит». — «А, да-да! Я знаю этот способ! Пропускают электрический ток. После этого вообще всё проходит!» Это совершенно справедливо. Ну, я не хотел бы.
Гениальность Туве Янссон… Вы знаете, наверное, что первая книга в моей жизни, прочитанная в четыре года совершенно самостоятельно, — это «Муми-тролль и комета» (и этот экземпляр у меня до сих пор дома хранится) в гениальном переводе Владимира Смирнова. Это книга, которая действительно великая. Но ведь в ней же есть потрясающая догадка о том, что Господь в последний момент пожалеет — комета пройдёт мимо. И это не только из-за милосердия, а это потому, что испытание имеет смысл, когда оно всё-таки не закончилось смертью. Если бы комета погубила Землю, то зачем тогда всё, чему научились и Муми-тролль, и фрёкен Снорк, и Хемуль, и Ондатр? Зачем тогда всё? Испытание имеет смысл, когда тебя провели через «гностическую мясорубку», как Фаулз это называет, а потом всё закончилось — и ты жив, и можешь жить заново. Надо просто перестать бояться катастрофы, как в рассказе «Филифьонка в ожидании катастрофы», а после этой катастрофы начинать жить заново. И как раз высшее божие милосердие и заключается в том, что окончательный конец свет не наступает, что комета пролетела мимо, она попала во всех метафизически, а физически все остались целы.
«Дмитрий, вы планируете свалить из рашки, или вам больше нравится гадить здесь?»
Конечно, здесь, ведь я вам необходим. Понимаете, ведь если бы не я, о ком вы бы писали эти комментарии на форуме? И не написав этого комментария на форуме, не выплеснув немножечко своего внутреннего содержимого, вы, возможно, задохнулись бы от него, задохнулись бы в собственной вони. А так вот я послужил вам спасением. И, конечно, жизнь моя уже этим оправдана.
«Макаревич отказался покидать Россию, сославшись, что дышит тут вольно и глубоко, — по-моему, вы неточно его цитируете. — А как ваши планы? — Ну как? Я тоже планирую дышать тут вольно и глубоко. — Почему бы не поработать в Афроукраине, как Мотя?»
Не знаю, что такое Афроукраина. Догадываюсь, что Мотя — это Ганапольский. Не думаю, что вы пили с ним на брудершафт. Хочется повторить вам слова любимого автора: «Не волнуйтесь — я уехал. Не надейтесь — я и не уеду!» Как говорил в своё время Лев Александрович Аннинский: «Меня отсюда вынесут только вперёд ногами».
«Спасибо за интересное времяпрепровождение, — вам тоже. — Как справиться или не впасть в разочарование от неуспехов детей в учёбе и отсутствии интереса к чему-либо?»
Знаете, Лена, ох как это мне знакомо! Это глупость. Это наша с вами глупость. Мы смотрим на детей и думаем, что у них нет интересов. На самом деле они… Ох, Господи, как я грешен в этом смысле! Андрюшка, прости, если ты меня слушаешь! Сколько раз я говорил: «Андрей, тебе ничего не интересно!» Постепенно всем, знаете ли, стало интересно. И Женьке, дочке, постепенно стало интересно, а тоже сколько я попортил крови всей семье, говоря: «Ей ничего не надо! Она ничего не читает!» Каким я был идиотом! Ребята, они всем интересуются, просто они не обязаны вам об этом докладывать.
И потом, понимаете, есть же темы и интересы, которые совершенно непредсказуемые. Кто бы мне сказал, что Женька будет заниматься аутистами и вырастет в клинического психолога? Да что угодно я бы мог допустить! Барабанщицу в рок-группе я мог допустить, но не это. Кто бы мне сказал, что Андрей пойдёт в артисты? Тоже — что угодно! Я не знаю, автомастерскую я бы предположил, но не это. А оказалось это. Мы просто не знаем ничего про детей.
И мы не знаем, знаете, чего? Мы не знаем, что они внутри добрые, что они внутри нас любят, что они нам внутри сострадают. Они не всегда это показывают, но, смею вас уверить, это так. Я в этом много раз убедился. Лена, это не значит, что я вам советую напиться, лежать с похмелья и просить водички, но вы убедитесь, что воды, по крайней мере, они подадут.
Что, пора? Пора. Услышимся через три минуты.
НОВОСТИ
― Возвращаемся к разговору. Дмитрий Быков в программе «Один». Как и обещал, я всё-таки большую часть вопросов начинаю брать из писем, но несколько ещё…
«В продолжение вопроса о вторичности русской литературы…» Это не вторичность. Она учитывает опыт западной, она младше, вот и всё. «Не могу отделаться от впечатления, что повесть «Созвездие Козлотура» написана под сильнейшим влиянием рассказа Д. Сэлинджера «Голубой период де Домье-Смита»».
Нет, конечно. Ирония Сэлинджера в этом рассказе, надо сказать, довольно многословная и искусственная (он вообще шутит, как правило, не смешно), она совершенно другой природы. Корни Искандера — конечно, всё-таки Восток, и если уж на то пошло, то в гораздо большей степени «Тысяча и одна ночь» с её такой пленительной велеречивостью и довольно жёсткой иронией. И Киплинг отчасти, особенно в стихах. «Созвездие Козлотура» не имеет никакого — даже интонационного — сходства с Сэлинджером. Если уж она с чем и имеет сходство, то с разными восточными стилизациями. Трудно сказать, какими конкретно. Вообще Всеволод Ива́нов, Леонов… Надо вам сказать, что ориентализм был в большой моде в 20-е годы. По-моему, корни Искандера там.
«Создано ли что-нибудь правдивое в отечественной художественной прозе на тему чеченского кризиса?»
Нет. Пока нет. У Бабченко есть хорошие тексты, у Александра Карасёва, которого я вам рекомендую, они мне нравятся иронией своей. Вообще Карасёв, по-моему, хороший писатель, он прозаик настоящий. Мне интересно было читать «Асан». Хотя я не считаю эту вещь удачей, но там, по крайней мере, есть попытка создания какой-то мифологии. Пока ещё не создана такая проза. Я думаю, что долго ещё и не будет создана, потому что… А! Ну, я уже упоминал латынинскую «Землю войны». Да, пожалуй, «Земля войны». Но тоже сказывается недостаток боевого опыта. О человеке в бою ведь почти ничего не написано, только Виктор Некрасов.
«Как вы относитесь к Драйзеру? И что можно порекомендовать из подобного?»
Подобного довольного много в американской литературе (у нас есть производственный роман, а у них есть деловой роман), но мне трудно назвать этих авторов, я их толком не знаю. Конечно, «Трилогия желания» — «Финансист», «Титан», «Стоик» — это лучшее из написанного на тему бизнеса (и американского вообще, и 20–30-х годов в частности). Ничего подобного Каупервуду я припомнить сейчас не могу, таких героев. Но то, что американская бизнес-индустрия вся — это и огромная отрасль литературы, — это факт. Спросите какого-нибудь хорошего знатока американской прозы, он вам подскажет.
«Как вы оцениваете творчество Ивана Шмелёва?»
Крепкий писатель третьего ряда, мне так кажется. Он рассказывает, а не показывает. «Лето Господне» — бесконечно трогательная книга, но все эти уменьшительно-ласкательные суффиксы меня несколько раздражают. Кстати говоря, я солидарен с тем, что, наверное, лучшая его книга — «Солнце мёртвых», самая страшная и самая исповедальная.
«Согласны ли вы с тем, что «Тёмная Башня» Стивена Кинга — его грандиозный провал?»
Мне кажется, здесь упор на слове «грандиозный». И потом, понимаете, создать собственную мифологию… Я это читать не могу, но миф создан интересный. Пейзаж этот нравится мне — вот эти пустоши, вот это мне интересно. Антураж там прекрасный, а сюжет довольно занудный. Да, это не лучшая вещь Кинга. Можно ли сказать, что это не его жанр, ведь есть прекрасные «Талисман» и «Глаз дракона»? Нет. Конечно, «Глаз дракона» тоже третьесортный брак. Знаете, Кинг силён в коротких сновидческих рассказах. Сейчас вышел новый сборник, я жизнерадостно его купил только что