твил.
Я очень любил Мирера. И я очень рекомендую вам его прозу. А ещё больше (кстати, в том же контексте) я вам рекомендую своеобразную реплику на «Дом Скитальцев» — повесть совсем-совсем молодого Алексея Иванова, которая называлась «Земля-сортировочная» (там, где схема железнодорожных сообщений на стене провинциальной станции оказывалась картой пути пришельцев). Ой, гениальная повесть! Она такая смешная! Особенно эти литературные ремарки мальчика безграмотного, которые он там пишет между главами. Вот уже по этой повести ясно было, что Алексей Иванов — блистательный писатель, и из него получится огромный толк. «Корабли и Империя [Галактика]» — вообще очень хороший сборник его ранней фантастики. Но ничего лучше, чем «Земля-сортировочная», мне кажется, он не написал, хотя потом создал настоящие шедевры. Мирер был вдохновителем этого текста и его первым читателем.
«Можно ли назвать вас техническим христианином? Термин с сайта «Православие и Мир». То есть вы прочитали Евангелие, совершаете утренние и вечерние правила, раз в месяц — церковь, раз в квартал — причастие».
Нет, нельзя. В церковь — когда хочется. Иногда хочется — вот тогда иду. Всё остальное — опять-таки исключительно по желанию. Я не соблюдаю внешних ритуалов. Я занимаюсь другими вещами, мне кажется, более важными.
«Хотелось бы услышать ваше мнение о Чаке Паланике. Это мой любимый автор. Импонирует его авторский стиль».
Мне совершенно не импонирует его авторский стиль. Я понимаю, что он очень талантливый человек. На мой взгляд, иногда он грешит избыточной жестокостью, натурализмом, а это мне не кажется необходимым. Он такой, знаете, немножко «американский Сорокин», хотя у Сорокина всё это умнее (может быть, потому, что я лучше знаю образцы). Мне кажется, что выше «Удушья» он не прыгнул. Говорят, что «Колыбельная» очень хороший роман, но мне так почему-то не показалось. И, само собой, очень хорош, конечно, «Бойцовский клуб».
«Как найти своё призвание в жизни? Мне 23 года, и я до сих пор не знаю, кем я хочу быть и чем хочу заниматься».
Это, дорогой мой, очень просто: попробуйте в течение недели ничего не делать (просто ничего не делать, лежать на диване), и вот к чему вас больше потянет, как собаку к целебной травке, то и есть ваше призвание. Если вас больше всего тянет к компьютерной игре, попытайтесь профессионально заниматься компьютерными играми. Если тянет по-прежнему лежать на диване, попробуйте лежать на диване и извлекать из этого прибыль (некоторым удаётся). В любом случае не насилуйте себя, не думайте, что «вот все уже определились, а я ещё не определился». Может быть, вы рождены для какой-то будущей профессии. У меня был стишок в цикле «Песни славянских западников», и там как раз говорится:
Я и сам из этой породы.
Подобен я крылатому змею.
Некому из ныне живущих
Оценивать то, что я умею.
Может быть, вы для будущего человек.
«В прошлый раз вы рассказывали про Хрущёва и назвали его модернистом, — не спорю, похоже на то. — Тогда, пожалуйста, несколько слов про Берию».
У Берии могли быть модернистские проекты, но Берия в целом — это как раз, мне кажется, образцовый конформист и авантюрист, если угодно. Он приноравливался к обстоятельствам. Он хорошо и эффективно делал то, что от него требовали в конкретное время. Он реформатором не был, он был скорее упростителем. И то, что он делал бы, если бы ему дали, было бы, конечно, модернизацией частично, а частично — разрушением сталинской империи. Собственно говоря, он был гений момента, он умел очень комфортно встраиваться в реальность. При Сталине надо было всех душить — он всех душил. После Сталина надо было всех освобождать — он освобождал. То есть он не был человеком с какими-то программами, убеждениями. У Хрущёва эти убеждения были, я так думаю. Он всё-таки был настоящий комсомолец 20-х годов с ненавистью к культам, и про Сталина он всё понимал. Я думаю, он просто выжидал момента.
«У меня к вам вопрос про «Стоунера». В интервью с Уткиным вы оба лестно о нём высказались, — имеется в виду роман Уильямса «Стоунер». — Может, я слишком юн для этого романа, но не понимаю, чем он так хорош».
Это очень легко объяснить: действительно, вы слишком молоды. Когда вы поймёте, что всякая жизнь уходит в никуда, как вода в решето, попытка Стоунера понять, что от неё остаётся, вас порадует и вам понравится роман.
«Недавно я прочёл «Клуб неисправимых оптимистов» Генассии, который некоторое время назад взял «малый Гонкур». Этот роман мне понравился больше в разы. О нём у нас, к сожалению, почти не слышно».
Нет, почему? Это очень известный роман. Я напоминаю тем, кто не читал: это роман о мальчике, который сидит в задней комнате парижского кафе, и перед ним проходят разные судьбы человеческие. Понимаете, по сравнению со «Стоунером», с его холодным отчаянием, это роман гораздо более водянистый и гораздо менее точный.
Вернёмся через три минуты.
РЕКЛАМА
― Доброй ночи, полуночнички! Ещё немножко поотвечаю — и поговорим про Стайрона.
«Читали ли вы новые литературные журналы, издаваемые энтузиастами: «12 крайностей», «Носорог»? Что думаете о них?» Увы, не читал, хотя ужасно, как вы понимаете, хочется.
«Не забудьте про стихотворение».
Лёша (кстати, и тем, кто тоже просит очень интенсивно прочесть это стихотворение), а можно я, просто чтобы не занимать эфир и не грузить его собой, начитаю аудиофайл и вам пришлю? А вы, если хотите, выложите в сообщество. Ну чего я буду в своей программе читать свои стихи? Это неприлично. К тому же, это стихи — вы не поверите! — 22-летней давности. Я очень люблю это стихотворение, оно было написано когда-то на спор с первой женой: сумею ли я написать стихи, от которых она расплачется? Мне кажется, там есть какой-то элемент давления слёзными железами за колено («домашнюю кошку, выгнанную на мороз»). Я написал это стихотворение. Думаю, добился своей цели. Но я не буду его сейчас читать. Правда, клянусь, я вам начитаю аудиофайл и вышлю, а вы, если хотите, распорядитесь им.
«Как вы относитесь к идее каббалы о неизбежном объединении людей в надчеловеческую сущность как о следующем этапе развития цивилизации?»
Это не идея каббалы. Это вообще старая, как мир, идея о том, что люди сольются в коллективное тело и будет действительно Человейник. И каббала как раз это трактует несколько иначе. Я не буду сейчас углубляться в каббалу. Я думаю, что это не универсальный ответ, что часть человечества готова объединяться, а часть не готова. И может быть, лучше для нас выйти на разные планы реальности, чтобы там лишний раз не пересекаться.
И ещё я на два вопроса… хорошо, на три вопроса успеваю ответить, и потом уже будем говорить о Стайроне.
«Как вы относитесь к творчеству Орхана Памука и вообще к турецкой литературе?»
Я совершенно не знаю турецкую литературу, кроме Назыма Хикмета. Орхана Памука я, в общем, уважаю, даже интервью с ним когда-то делал, когда он приезжал сюда, в ту же «Амфору». Он показался мне человеком чрезвычайно умным, сдержанным и аккуратным в формулировках. Мне кажется, что «Снег» — лучший его роман, и он интереснее всего построен. В принципе, конечно, Орхан Памук не главный для меня писатель современной Европы.
«Недавно в Сеть слили фильм «Конец тура», рассказывающий о поездке корреспондента Rolling Stone с Дэвидом Фостером Уоллесом. Смотрели ли вы его? Каково ваше впечатление?»
Нет, я не смотрел эту картину, но я довольно много читал воспоминаний о нём. Мне это кажется не менее интересным.
«Отрицая смерть, вы аргументировали это внутренним сопротивлением вашего естества. Моё естество также сопротивляется по понедельникам и вообще всякий раз, когда нужно идти к первой паре, но это вовсе не отменяет понедельники и первые пары. Всё человеческое во мне сопротивляется насилию, пропаганде, невежеству, но это не отменяет запрещённые в России организации и выбранные партии. Получается, стоит заново открыть смерть?»
Нет, не стоит. Понимаете, вы путаете когнитивный диссонанс и нежелание просыпаться по утрам. Когда я не хочу куда-либо идти — это вопрос моей воли. Когда я не могу что-либо осмыслить и впадаю в неразрешимые противоречия — это совсем другое. Когда я думаю о первой паре… думал (хотя сейчас у меня третья), когда мне надо было ходить к первой паре, это не вызывало у меня мысли о несовместимости человеческой души и первой пары. Точно так же у меня не возникает мыслей о несовместимости человеческой души и запрещённых организаций. Я понимаю, что это некоторые крайности души.
Кроме того, кстати, я совершенно искренне полагаю (и в «Квартале» это правда написано), что душа есть не у всех. Есть люди с душой, а есть люди, по разным причинам (по причине лености) не отрастившие себе ещё душу, как люди, которые не нарастили мускулы, и у них она находится в зачаточном состоянии. Вопрос о бессмертии души для меня смешон, потому что душа — это и есть то, что бессмертно. Это вопрос не о бессмертии души, а о наличии души. Есть ли душа? Для меня это совершенно очевидно. А если для вас не очевидно, то я вас не буду разубеждать. Если вам уютно жить вот в таком мире, то и ради бога. Для меня смерть несовместима с сознанием, — вот так бы я сказал.
А теперь переходим к Стайрону.
Причины популярности Стайрона в последнее время двоякие. Во-первых, он всё-таки написал самую бдительную книгу о борьбе с депрессией, и «Darkness Visible» («Зримая тьма»), несмотря ни на что, стала его самым продаваемым сочинением на сегодняшний день, таким абсолютным лонгселлером, обогнав даже «Выбор Софи» со всеми его бесчисленными юбилейными переизданиями.
Вторая причина, по которой Стайрон сегодня так популярен, заключается в его творческом методе — методе постепенного срывания всяческих масок (если бы прочёл статью Ленина о Толстом). Срывание масок в том смысле, что он рассказывает одну и ту же историю несколько раз, приоткрывая всё более глубокие пласты. Он как бы снимает разные слои с реальности, пока не упирается в самое страшное, пока не открывает, как оно всё было на самом деле. По этому принципу построен его лучший, на мой взгляд, роман «Set This House on Fire» («И поджёг этот дом»). К этому же жанру, в