Нам не хватает с вами, ребята, времени, поэтому читайте Синявского сами, в первую очередь «Пхенца». А в следующий раз поговорим про «Волшебную гору». 8 декабря приходите все. Пока!
11 декабря 2015 года(Томас Манн)
― Доброй ночи, дорогие друзья! «Один», в студии Дмитрий Быков. Рад вас слышать.
Как всегда, в первый час я отвечаю на форумные вопросы и частично на письма. Писем в этот раз больше, чем обычно, и они крайне увлекательные. Если я не отвечаю на вопросы о каких-то конкретных персоналиях… Вот на этот раз, например, тут упомянуты как минимум два персонажа, после упоминания которых надо долго полоскать рот. Понимаете, как-то им не по чину, чтобы я про них разговаривал. Поэтому — извините, эти персонажи (один московский, а второй петербуржский) пролетают мимо. Неинтересно. Да и вообще эта программа не для сведения счётов, и не для отслеживания троллингов, и не для популяризации ублюдков. Она для того, чтобы мы с вами хорошо разговаривали.
Лекция будет про «Волшебную гору», как и было обещано, тем более что очень много вопросов про Томаса Манна — больше 15. И это, в общем, неудивительно. Как-то странно пришло время для этого писателя, который, казалось бы, уже безнадёжно погребён в XX столетии, но тут вдруг оказалось, что XX столетие весьма причудливо продолжается.
В общем, начинаю отвечать.
«Как бы Вы оценили книгу и фильм Оливера Стоуна «The Untold History of the United States»? Это попытка критического осмысления истории США американскими патриотами?»
Нет, не первая. Как вам сказать? Оливер Стоун — человек с поствьетнамским, посттравматическим синдромом, с большой ненавистью к официозу и с большим недоверием к нему. Он довольно крепкий режиссёр. У него была как минимум одна очень хорошая картина — «Прирождённые убийцы». Особенно там интересны приключения жанра в диапазоне от триллера до стендапа. Там сценарий Тарантино настолько искорёженный, что он снял своё имя с титров. У него есть довольно известный фильм «Platoon» («Взвод»), есть фильм о Кеннеди (по-моему, довольно занудный). Оливер Стоун не принадлежит к числу значимых для меня художников, исключая единственную картину «Natural Born Killers».
В остальном у меня есть ощущение, что он недалеко ушёл от Майкла Мура и от нашего Николая Старикова в своих конспирологических, научных и квазинаучных выводах. Он из тех людей, которые вечно выстраивают конспирологические версии вокруг всесилия государства. Очень жаль, что Оливер Стоун — всё-таки крепкий профессионал — во всём, о чём он рассуждает, оказывается таким примитивным не совсем обывателем, но, к сожалению, по конспирологическим параметрам, безусловно, обывателем. И очень жаль, что именно эта книга у нас из всего американского нон-фикшн наиболее широко продаётся и переводится. Ну, это понятно, впрочем.
«Согласны ли вы с тем, что традиционное деление политических убеждений на «правые» и «левые» в известной мере устарело? Какой классификацией пользуетесь вы?»
Все классификации XX века устарели. Я абсолютно убеждён в том, что все прежние парадигмы и все прежние противопоставления остались глубоко в прошлом. И Томас Манн как раз потому и силён, потому сегодня и значим, что для него эти противопоставления не значат ничего. Я пользуюсь таким противопоставлением, например, как простое и сложное, умное и глупое. А левые и правые, особенно в российских условиях, абсолютно конвенциональны. Это всегда плод конвенции, причём, как правило, конвенции очень искусственной и очень надуманной. Я не знаю в России настоящих, серьёзных, убеждённых «леваков». Но что такое здесь «правый политик» — это просто вообще не подлежит никакой оценке, по-моему.
«Вы написали о подарке Хазанова, что гражданская позиция художника заключается в том, чтобы «…предельно концентрировать и ярко выражать своё время». Это утверждение, справедливое для стран с устоявшимися институтами, в сегодняшней России становится великолепной индульгенцией для нравственных коллаборантов и негодяев всех мастей. Разве кто-то упрекал Хазанова и других «властителей дум» за отсутствие в их искусстве политической фронды? Кто-то настаивал, чтобы Хазанов «перешиб плетью обух»? Блогосфера всего лишь брезгливо поморщилась от невыносимо непристойного зрелища, бесстыдно-демонстративного холуяжа. Или вы полагаете, что нам уже и морщиться заказано?»
Нет, конечно, морщиться вам не заказано. Просто я предложил этим наиболее негодующим людям, среди которых как раз Шендеровича-то и не было, по-моему, он очень скромно отозвался… Мне кажется, этим людям надо, «чем кумушек считать трудиться», сначала обратиться на себя, потому что, во-первых, мы не вправе однозначно интерпретировать хазановский жест. Мне кажется, что когда он — всю жизнь говорящий, что он шут, клон — вручает корону, он всё-таки до известной степени пересмеивает Путина, его всевластие, абсолютизм его власти и так далее. Мне кажется, что это жест на грани художественной провокации (о чём я и написал). Если же нет…
Понимаете, вот тут тонкая вещь: мы не вправе требовать от художника, чтобы он был нравственно безупречный. Я даже думаю, что мы и хорошего вкуса не можем требовать от художника. Вот это очень важно понять. Во-первых, художник — это не учитель общества и это не образчик. Вот говорят: «А Блок заблуждался, Блок приветствовал революцию». Совершенно правильно в своё время учитель Илья Мельников в фильме «Доживём до понедельника» говорит: «Толстой недопонял. Чернышевский недооценил. Можно подумать, что в истории орудовала компания троечников».
Художник не обязан делать правильные вещи. Даже больше скажу: он не обязан быть морально чистым. Наоборот, художник существует для того, чтобы с предельной остротой выражать эпоху. Юра Аммосов меня спросил: «А чем он тогда отличается от журналиста?» Да ничем. Журналист — тоже художник. Журналист тоже пишет буквами. Неужели такой журналист, скажем, как Андрей Колесников или как Юлия Латынина, недостоин называться писателем? Конечно достоин.
Я вообще против того, чтобы слово «журналист» было для кого-то унизительным. Скорее слово «писатель» — позорная кличка, как говорил Мандельштам. Мне кажется, что художник, как мидия, вбирает в себя, концентрирует пороки общества для того, чтобы сделать их более наглядными. Задача художника — не научить, не быть нравственным эталоном. Его задача — талантливо, выпукло, осязаемо воплощать какие-либо тенденции. А кто из нас прав — это мы разберёмся потом.
В конце концов, Томас Манн, о котором мы сегодня будем говорить, написал свою знаменитую книгу «Рассуждения аполитичного», которую, кстати, у нас очень долго не переводили. Слава богу, что Никита Елисеев, подвижник, это 800-страничное произведение перевёл наконец, и значительная его часть вошла в сборник публицистики Манна «Мой XX век». Из этого сборника абсолютно ясно, что Томас Манн заблуждался просто на грани фашизма. Книга, которая состоит из его публицистических текстов и дневников 1914–1918 годов, обнаруживает иногда такой великодержавный шовинизм, что мама не горюй, там «Моя борьба» отдыхает.
Просто художник должен проникаться заблуждениями своего времени, чтобы иногда (ничего не поделаешь) на своём примере показывать их гибельность. Это мы с вами можем на его примере что-то понять, а он совершенно не обязан. И если Хазанов нам артистически безупречно продемонстрировал холуяж, то это сделано для того, чтобы мы не повторяли этой мерзости, вот и всё. Просто мы не можем от художника требовать правильности. Наоборот, он должен заблуждаться, это его работа.
«Как вы относитесь к идее общественного телевидения, независимого и от власти, и от рекламодателей, и финансируемого через регулярные добровольные взносы телезрителей?»
Как к абсолютно утопической. Это прекрасная идея, но я не верю в регулярные добровольные взносы телезрителей. Не знаю почему. Наверное, потому, что я вообще не очень верю в идею регулярных добровольных взносов.
«Знакомы ли вы с работой Умберто Эко «Вечный фашизм»?»
Знаком ли я с это работой? Я везде, собственно, где могу, цитирую эту работу и называю её великой. «Вечный фашизм» — это такая работа, где приводятся четырнадцать признаков так называемого урфашизма или квазифашизма, из которых, на мой взгляд, важными являются три. Тут спрашивают: «Не являются ли его леволиберальные взгляды помехой в объективной критике фашизма?» Я разговаривал с ним два раза в жизни, но я бы не сказал, что у него леволиберальные взгляды, тем более что в итальянской системе это тоже довольно относительное понятие. Как раз в разговоре о фашизме у него взгляды, я бы сказал, чисто структуралистские.
Он действительно крупный структуралист. Он произвёл структурный анализ фашизма, фашистских текстов, фашистской идеологии. И кто я такой, чтобы с ним полемизировать? Я считаю, что всё-таки ключевая вещь у него не названа: что фашизм — это сознательный отказ от совести и сознательное наслаждение от греха. Но в плане идеологии фашизма там есть очень важные наблюдения.
Вот три пункта, которые мне кажутся важными. Конечно, четырнадцать не нужны. Это помните, как Наполеон спросил коменданта крепости: «Почему же вы не стреляли?» — а он отвечает: «Тому было пятнадцать причин. Во-первых, не было пороха…» Собственно, зачем остальные четырнадцать? Три следующие. Во-первых, ориентация на архаику, на то, что «когда-то были настоящие времена, а сейчас всё выродилось». Во-вторых, эклектизмы. В-третьих, мистика. Вот это черты фашизоидных течений. Во всяком случае, это те «наркотики», которые позволяют с наибольшей лёгкостью справиться с упомянутой «химерой совести».
«Планируете ли вы прочесть лекцию по книге Стейнбека или по «Убить пересмешника»? Как вы относитесь к этому?»
Я считаю, что и «Гроздья гнева» прекрасная книга, хотя она несколько высокопарно написана. Но вообще библейская стилистика для американской прозы характерна, они как бы заново пишут Новый Завет (а часть — и Ветхий Завет). Книга Харпера Ли — вообще выдающаяся книга. Я подумаю. Может быть, я не о ней прочту, а о «южной школе» в целом.