И наконец:
«Дед Мороз Шмидт. Вместо Деда Мороза, — сообщает нам «Комсомольская правда» в 1935 году, 31 декабря, — в густых еловых ветвях будет сидеть ледяной Шмидт с бородой из ваты. Так решили ребята 36-й школы Сокольнического района. С восхищением они готовят украшения для ёлки. Маленькие парашюты и парашютисты, самолёты и лётчики украсят ёлку. Ёлку осветят цветными лампочками, а вокруг неё устроят пляски».
Д. Быков― Где ты всё это нарыла?
И. Лукьянова― Историческая библиотека, газетный зал — «Комсомольская правда», много «Всемирной иллюстрации», «Нива»…
Д. Быков― Мать, ты ангел! Я тобой восхищаюсь.
Д. Филатов― Потрясающе! Васильевич, помнишь надувные игрушки, стеклянные?
И. Кохановский― Да, конечно.
Д. Быков― Самолёт у нас есть такой. У нас же очень много игрушек 40-х годов.
И. Лукьянова― Между прочим, про самолёты. Реклама в «Комсомольской правде»:
«Для новогодней ёлки лучшее украшение для ёлки, лучший подарок детям — летающие бумажные самолёты. Большой выбор самолётов разных размеров! Требуйте во всех игрушечных магазинах и в магазинах «Авиахима» (Столешников переулок) или на заводе авиамоделей (Лялин переулок, дом 24)».
Д. Быков― Интересно было бы съездить туда.
И. Лукьянова― Реклама на «Эхе»!
Д. Быков― Да, реклама на «Эхе».
Ребята, я совершенно поражён, как всё-таки искренне и трепетно к нам относятся слушатели. Анна говорит, что ей сегодня… Она цитирует, естественно, другую Анну: «Ты в первый раз одна с любимым». Она говорит, что ей сегодня впервые предстоит остаться ночевать у друга, и спрашивает Репринцеву, как наиболее близкую ей по возрасту: «Как мне себя вести? Каких ошибок нельзя совершать?» «Благослови же небеса — // Ты в первый раз одна с любимым».
Аня, во-первых, мы счастливы, что вы обратились к нам с таким трогательным вопросом. Я вам хочу сказать, что вы правильно всё сделали, потому что как встретишь, так и проведёшь. И это надо делать, конечно, именно в новогоднюю ночь. Держите меня все, иначе я расскажу анекдот про раввина. (Смех.) Он мне вспоминается первым.
Н. Быкова― Давай я расскажу.
Д. Быков― Расскажи ты, пожалуйста.
Н. Быкова― Новобрачная, собирающаяся провести первую ночь с любимым, спрашивает: «Как лучше мне, ребе, лечь — в ночной рубашке или без рубашки?» И тот отвечает…
Д. Быков― Подожди, подожди! Нет, подожди. Приходит молодой человек и говорит: «Ребе, будет денежная реформа. Мне снять деньги с книжки или оставить?» Он говорит: «Девушка, что вы ляжете в рубашке, что без рубашки, с вами это сделают. Молодой человек, это и к вам относится». (Смех.) К сожалению, этот анекдот… Вопрос был к Репринцевой. Что ты можешь сказать? Аня подчёркивает, что это её дебют во всех отношениях.
П. Репринцева― Дебют?
Д. Быков― Поручик, молчать!
П. Репринцева― Во-первых, это вообще весьма не к правильному человеку вопрос.
Д. Быков― Как?! Ты хочешь сказать, что с тобой этого не было ещё?
П. Репринцева― Такого, к сожалению, сказать я не могу. Я искренне полагаю, что дебют должен быть именно таким, что ты даже и не вспомнишь, дебют ли это был. Вот настолько это должно быть хорошо!
Д. Быков― Это должно быть естественно, мне кажется.
П. Репринцева― То есть ты не определишь, это был первый, последний или что это было.
Д. Быков― То есть не задумываться?
П. Репринцева― Конечно.
Д. Быков― Но главное — не напиваться. Вот этого делать, по-моему, ни в коем случае нельзя. Потому что все заснут — и ничего, кроме позора, не получится.
П. Репринцева― Абсолютно.
И. Лукьянова― Единственное, что имеет смысл делать, — это не делать ничего такого, о чём потом будет стыдно вспоминать.
Д. Быков― То есть танцевать на столе, ты хочешь сказать?
И. Лукьянова― У каждого личные представления. В молодости всегда думаешь: ну, в старости будет о чём вспомнить. А в старости об этом вспоминать не хочется. (Смех.) Я просто думаю, что если двое друг друга любят, то им чужие советы не нужны.
Д. Филатов― Вот! Золото! Любить надо человека — и всё получится.
Д. Быков― Да. Аня, поэтому если вы его не любите, то ещё не поздно сбежать, сославшись на то, что вы званы на «Эхо». Мы охотно вас примем. Если что — приезжайте, эфир открыт.
П. Репринцева― Аня, кислород надо выдышать. Даже если вы его не любите, кислород надо выдышать.
Д. Быков― А, то есть попробовать надо?
П. Репринцева― Конечно.
Д. Быков― Аня, если любите, то тогда, мне кажется, всё произойдёт легко.
Вопрос к матери моей: «Как вы относитесь к педагогике Соловейчика и его книгам?» Имеется в виду Симон Соловейчик, один из авторов коммунарской методики. Тут спрашивают и о книге «Мокрые под дождём», и о «Контрольной для взрослых». Вообще что ты можешь о нём сказать?
Н. Быкова― Я читала всегда его с большим удовольствием, мне очень нравится манера, стиль изложения, но ни одну из его методик я никогда не воплотила в жизнь. Дело всё в том, что я (может быть, это проявление крайнего самолюбия или самомнения), работая в школе 52 года, никогда не пользовалась учебниками, методичками, педагогической литературой, советами всякого рода и пыталась найти выход самостоятельно. Возможно, разбивала лоб, возможно, оступалась, но, по крайней мере, действовала всегда самостоятельно. Я полагаю, что в школе реакция должна быть мгновенной. И вспоминать, что по этому поводу говорил Соловейчик, бывает иногда совершенно неуместно. Хотя он мастер. Он хорошо писал, увлекательно.
Д. Быков― Он делал это аппетитным, понимаешь.
Н. Быкова― Да, он делал это аппетитно. Я его читала с удовольствием, но, увы, не использовала.
Д. Быков― А дело в том, что педагогика — это же вообще такое авторское дело, к сожалению. Тут совершенно невозможно ничего придумать.
Н. Быкова― Это мгновенная реакция.
Д. Быков― Я помню, Володька Вагнер, Царствие ему небесное, пытался написать теоретическую статью. Три часа пыхтел — и ничего из себя не выдавил. Это в руке должно быть, к сожалению.
Н. Быкова― Да, это импровизация. Учиться руководить детьми и воспитывать их согласно методикам — это дело дохлое. Но Соловейчик — очень талантливый человек.
Д. Филатов― И ни один вопрос не оставить без ответа.
Д. Быков― Я должен сказать с гордостью, что во всяком случае одна методика Соловейчика безупречна. Помнишь, когда к нему на уроке пришёл ребёнок в противогазе? И он думал, что он этим сорвёт ему урок.
Н. Быкова― А тот посадил его за парту.
(Смех.)
Д. Быков― Он совершенно не заметил этого! И этот 45 минут мучился в своём противогазе. Вот это гениально, по-моему.
Н. Быкова― Совершенно верно. То есть это не приём, это не метод. В одном случае он сработает, а в другом — нет. У него сработало, это было великолепно.
Д. Быков― Серёжа Копылов пишет Кохановскому: «Игорь, вы первый советский дауншифтер», — имея в виду, что ты уехал в Магадан. Передаёт большой привет и называет тебя «живой легендой». Игнатий Павлович передаёт нам тоже большой привет всем. Спасибо!
Ещё вдогонку нам цитируют очень важные тексты. Например, Саша Козинцев (спасибо, Саша!) передаёт текст Саши Чёрного, который… Мы успеваем прочесть или не успеваем? Мы должны прерываться? Нет, не должны. А, мы через 30 секунд должны прерваться, поэтому этот текст Саши Чёрного я прочесть не успеваю, но успеваю прочесть присланную другим читателем и слушателем замечательную фразу из Фазиля Искандера: «То, что обезьяна эволюционировала в человека, доказывает способности обезьяны, а не человека». Это мне чрезвычайно нравится!
Тут ещё вопрос пришёл Андрею Дмитриевичу: «Андрей, легко ли сохранять хоть какие-то собственные мнения, имея столь авторитарного отца?» Ты отвечай, но быстро! «Легко»! (Смех.) Вернёмся через три минуты.
НОВОСТИ
Д. Быков― Мы продолжаем. Не один в студии Дмитрий Быков. Как видите, я сейчас тут изо всех сил отвечаю на бесчисленные SMS и всякие ужасно приятные… Вот мне прислали, что в Харькове открыли вареничную «Быков» и ждут меня там. И самое ценное, что к нам присоединяются перекурившие Филатов и Репринцева. Кстати, нам со страшной силой продолжают слать интимные вопросы.
Вот Наталье Иосифовне Быковой адресован вопрос: «Знаю, что в молодости вы любили Брюсова. Что вы в нём находили?»
Н. Быкова― Красота, лишённая, может быть, даже смысла, всегда загадочна.
Тень не созданных созданий
Колыхается во сне,
Словно лопасти латаний
На эмалевой стене.
Всходит месяц обнажённый
При лазоревой луне…
Звуки реют полусонно,
Звуки ластятся ко мне.
Вот что такое латании, я гадала очень долго…
Д. Быков― И узнала, что это фикус.
Н. Быкова― А потом наконец увидела эту латанию. Это изумительная музыка. Говорят, что Брюсов скучен и слишком гладок. Мне очень нравилась его изумительная такая классическая строгость. Я наизусть знала очень много. Ну, сейчас уже, конечно, половина выветрилась.
Д. Быков― Я помню, как мы «Конь блед» с тобой читали. Я очень боялся этого стихотворения, помнишь.
Н. Быкова―
Вся дрожа, я стою на подъезде
Перед дверью, куда я вошла накануне,
И в туманные строфы слагаются буквы созвездий.
О, печальные ночи в палящем июне!
Д. Быков― «О, печальные ночи в палящем июне!», да!
Н. Быкова― Вот это относительно девицы, которая собирается провести ночь: «Вы солгали, туманные ночи в июне!»