Д. Быков― Мать, а ты что можешь сказать о причинах, ну, о преимуществе жизни в России?
Н. Быкова― Во-первых, мне очень близко то, что Витя сказал о незнании языков, потому что я абсолютно…
Д. Быков― Ну ладно, не ври. Ты французский учила и хорошо его знаешь.
Н. Быкова― Я по-французски могу прочитать из «Войны и мира» текст без перевода, но говорить на языке и слушать на языке я абсолютно не могу. Кроме того, я познакомился с заграницей, когда была в солидном возрасте. И надо честно сказать, что мне не понравилось. Я один раз в жизни была заграницей, а именно в Париже. Давно мечтала об этом, но почему-то на меня Париж не произвёл абсолютно никакого впечатления. Я всё время ходила и думала: а в Москве не хуже.
Д. Быков― «Какой Голливуд? У меня ёлки!»
(Смех.)
Н. Быкова― У меня ёлки, у меня моя Москва. Я не в ужасе от неё, по крайней мере. Я дитя Арбата и до сих пор хожу смотреть на свой дом, в котором не знаю, что теперь находится.
Д. Быков― Который по реституции давно пора бы нам вернуть, потому что дом был наш до революции.
Н. Быкова― Я училась в школе на Арбате. Всё это мне близко. Свою Фрунзенскую набережную очень люблю, свою Мосфильмовскую улицу очень люблю. Москву знаю не очень хорошо, но то, что знаю, люблю безмерно. И больше мне никуда не хочется. Ну, понятно, в мои годы уже и нельзя.
Д. Быков― Почему? Можно. Ты знаешь, сидишь среди таких патриотов — ну такое умиление охватывает, хочется целовать микрофон!
Н. Быкова― Я люблю Москву.
Д. Быков― Я тоже люблю Москву. И я очень рад от вас это всё слышать.
Н. Быкова― И ещё, между прочим, Крым я тоже люблю.
В. Шендерович― Нет, секундочку! Я сейчас как начну перечислять города, которые я люблю.
Д. Быков― Нет-нет-нет, Анатольевич, помилуй! Всё только впали в умиление.
О, приехала Вика Иноземцева! Здравствуй, Вика Иноземцева! Дайте ей кто-нибудь стул, пустите её почитать. Нет, ты, Шендерович, сиди, пожалуйста. Андрюха, пусти пока.
Вопрос к Репринцевой от Миши: «Репринцева, я никогда вас не видел и не вижу сейчас. У вас очень сексуальный голос. Расскажите, как вы выглядите».
(Смех.)
И. Лукьянова― Она похожа на Полумну Лавгуд.
П. Репринцева― Я очень большая. У меня огромные щёки.
Д. Быков― По сравнению со всем остальным.
П. Репринцева― По сравнению со всем остальным, с рождения. То есть в принципе там ничего сексуального особо-то и нет.
Д. Филатов― А декольте?
Д. Быков― Да, действительно до пояса. Нет, она маленькая, хорошенькая, рыженькая.
Н. Быкова― Беленькая!
Д. Быков― Ну, рыженькая скорее, золотистая. У неё довольно большие и красивые щёки и все остальные парные органы.
В. Шендерович― Дима, как называется наша передача, прости?
Д. Быков― Наша передача называется «Не один». И я действительно не один. Вот к нам, хотя и под занавес, всё-таки добралась Вика Иноземцева. Вика, с Новым годом! С прошлого года тебя не видел. Здорова!
В. Иноземцева― С Новым годом!
Д. Быков― Скажи что-нибудь народу или почитай стих.
В. Иноземцева― Какой?
Д. Быков― Любой.
В. Иноземцева― Можно грустный?
Д. Быков― Да, конечно. Ещё весёлого не хватало.
В. Иноземцева― А вода есть у кого-нибудь?
Д. Быков― Дайте воды. Может, тебе шампанского сразу? Есть шампанское, кстати. Она экономист по профессии — естественно, она будет читать печальные стихи.
В. Иноземцева― По профессии я поэт. Экономист — это…
Д. Быков― «Мой заработок», да?
В. Иноземцева― Новогодняя вода — это, конечно, шампанское.
Д. Быков― Подожди. Тебя не поймёшь! Дайте я открою. Вы всё выжрали.
В. Шендерович― А поэты не обязаны излагать свои мысли ясно.
Д. Быков― Да, совершенно верно. Дайте ей шампанского. Обратите внимание: ведущий не пьёт!
В. Иноземцева― Здравствуйте, все! Всех с Новым годом!
Д. Быков― Всех с Новым годом! И вас, граждане, и всех, кто слушает. О, Вика, будь здорова! Давай, родненькая, чокнемся. С Новым годом, с новым счастьем!
В. Иноземцева― С Новым годом! Всем счастья в этом году!
Д. Быков― Закусываем бананом по обыкновению. Это мартышечное. Давай, читай.
В. Иноземцева― Очень вкусное шампанское. Я буду сбиваться.
Д. Быков― Дай Бог тебе здоровья.
В. Иноземцева―
Когда уйдём со школьного двора —
нам в этот день заснуть и не проснуться, —
то нас поглотит чёрная дыра,
И больше ни расстаться, ни вернуться.
Учитель строг, стара его тетрадь,
но что просить превратности убого.
И у доски, как прежде, умирать…
И что сказать? Мы знаем слишком много.
А что мы знаем и чего хотим?
И каждый знать безмерно благодарен.
Мы просто все по воздуху летим,
как в космосе проехавший Гагарин.
А кем же стать придётся? Кем же стать?
Откроется, как жизни полистать,
финал дописан повести, но прежде
есть место искушенью и надежде.
Я помню жизнь свою, как старый класс,
в теченье лет старанье неумелом,
где слабый свет по каждому из нас,
её доска, расчерченная мелом.
Читает Бог унылый свой диктант…
Мы — кровь и плоть, мы — армия на марше.
Он дарит речь — и в том его диктат,
Но дети мы не горше и не старше.
Я помню текст до каждой запятой.
Я знаю всё о вечной жизни той…
(Аплодисменты.)
Д. Быков― Как это здорово! Гетьман, какая ты молодец! Просто я её знаю как Гетьман.
Д. Филатов― На первой строчке Алексей Алексеевич помахал ручкой.
В. Шендерович― Вообще надо про первую строчку сказать.
Д. Быков― Да все уже знают.
В. Шендерович― А радиослушатели?
Д. Быков― Мы уже Дидурова сегодня читали. Это же сидит всё кабаре! Филатов, Гетьман… Кохановский тоже к нам приходил, разумеется. Вообще нас много, и это очень приятно.
Д. Филатов― Первый раз, когда я тебя видел, ты вышла со стихами.
Д. Быков― И я очень хорошо их помню. «Когда Москва, сдыхая от жары, из кожи улиц…»
В. Шендерович― Какой-нибудь 1985-й?
В. Иноземцева― 1989―й.
В. Шендерович― Какой 1989-й? Это было раньше.
Д. Быков― Всё это мы помним, разумеется, и это чрезвычайно приятно. Меня просят почитать. Я под конец почитаю, поскольку я и так здесь достаточно долго солирую.
Естественный вопрос к Шендеровичу: «Чем вы лечитесь от тоски? Шампанского бутылкой или «Женитьбой Фигаро»?» Мне нравится! Кто-то Пушкина читал.
В. Шендерович― Вряд ли шампанского бутылкой, скорее «Женитьбой Фигаро». Хотя…
Д. Быков― Сейчас сострит.
В. Шендерович― Нет, не сострит. Я просто пытаюсь вспомнить — и легко вспоминаю, кому принадлежит этот совет, и стоит ли пить в этом случае.
(Смех.)
Д. Быков― Это Сальери, да.
В. Шендерович― Это Сальери. И пить в этом случае особо не стоит. Это хуже Литвиненко.
Д. Быков― «Последний дар моей Изоры».
В. Шендерович― Да. Так вот, конечно же, «Женитьба Фигаро» — хотя бы в том смысле, что эта фраза звучит: «Время — честный человек». И когда живёшь достаточно долго, то убеждаешься, что время — действительно честный человек.
В. Иноземцева― И что время — человек.
Д. Быков― И он не врёт.
В. Шендерович― Да. И через какое-то время всё становится на свои места, все ложные репутации рушатся нафиг. Те, кто вели себя прилично при жизни, почему-то оказывают в выигрыше на длинной дистанции. Как выясняется, выгодно быть приличным. В этом смысле Бомарше, конечно, «Женитьба Фигаро».
Что касается меня. У меня есть несколько таких моих «наркотиков». Поскольку я не колюсь и не пью, то у меня свои «наркотики». Это Английская премьер-лига. Я болею за «Арсенал» и до конца моей жизни буду ждать, когда он станет чемпионом. У меня есть занятие. Бывают случаи тяжелее моего, я понимаю. Я смотрю эти полтора часа. Пока я смотрю хороший футбол (не только «Арсенал», разумеется), я забываю обстоятельства места и времени, у меня ничего не болит — я принял «наркотик», и я внутри этой эйфории нахожусь.
Д. Быков― Насколько мне в этом смысле труднее — я совершенно не футболист и не фанат.
В. Шендерович― А вот советую, потому что это хорошо расслабляет психику. И я этим лечусь. Но от тоски…
Д. Филатов― А «Амкар» — «Мордовия»?
В. Шендерович― «Амкар» — «Мордовия»? Нет. Мне и так хватает. Мне хватает Государственной Думы. Ещё мне «Амкар» — «Мордовия» смотреть.
И. Лукьянова― Штраф!
Д. Быков― Штраф.
В. Шендерович― А меня не предупреждали.
Д. Быков― Штраф, штраф! Мы же сказали: мы не упоминаем этого.
В. Шендерович―Этого?
Д. Быков―Этого.
В. Шендерович― А этого я и не упоминал!
(Смех.)
Д. Быков― Тогда возьми свой штраф обратно.
Тут вопрос к Вике Иноземцевой. Да, во-первых, вопрос ко всем присутствующим: не могли бы мы посидеть до пяти часов, а то уж очень им нравится наша атмосфера. Ребята, мы посидим до пяти часов, конечно, но не в эфире. Можно, да? Без вас, извините, потому что на людях очень трудно. Но спасибо вам, Аркадий, за это пожелание! Вот так приятно, что кто-то хочет тебя видеть до пяти часов. И мы готовы к вам приходить в любое время, когда вы захотите.