авославии наличествующая система служения Господу через театр, через комедию, через фарс, через отрицание, через пародию.
И я бы рискнул сказать, что «Москва – Петушки» – это пример высокой пародии в том же смысле, в каком Новый Завет является примером высокой пародии на Ветхий (там есть момент пародирования). В России очень мало богословов, но с некоторыми из них, серьёзными богословами, я эту проблему обсуждал: можно ли назвать соотношения Ветхого и Нового Заветов в известной степени соотношениями пародическими, если понимать именно высокую пародию, помещение в другой контекст? Пародический момент там есть. Точно так же, как Дон Кихот – это высокая пародия, пародия, которая не унижает, а возвышает свой образчик, переводит его в более высокий регистр.
В этом смысле, конечно, «Москва – Петушки» – это пример высокой пародии, да, в том числе и на житийную литературу, потому что герой, безусловно, совершает некий подвиг, подвиг самоуничтожения во имя искусства, во имя коммуникации, во имя того, чтобы сблизиться наконец со своим народом.
Вот тут я вспомнил, кстати, довольно интересную вещь насчёт того, что водка – это такой смазочный материал для русской жизни. Когда-то Оксана Акиньшина мне в интервью сказала (она ведь очень умная девочка, не просто красивая): «Секс – это вообще не самоцель в любви. Секс – это смазочный материал в любви». Вот любовь – это всегда очень трудные, очень сложные отношения; трудно притираться к другому человеку, трудно с ним жить. А секс – это такой способ сделать совместную жизнь чуть более приятной, чуть более привлекательной. Да, это, наверное, так.
Вот Веллер писал про коммуникативную функцию курения. Алкоголь – это тоже такая коммуникативная функция, потому что русская жизнь невозможна без этой формы сближения. И в самом деле сейчас иногда, когда читаешь новости, единственный способ придать всему происходящему какой-то оттенок величия и уважения – это как следует надраться.
«Ваше мнение о последнем романе Пелевина». Последний роман Пелевина лучше предпоследнего, и это уже хорошо. Там есть очень хорошие куски – например, про злых птиц. В целом это роман очень самоповторный, и в нём уже почти нет того вещества, которое, помните, привиделось Вавилену Татарскому в облаке и в шелесте лип. Роман, совершенно лишённый поэтического.
«Будет ли Россия и мир осваивать космос, и надо ли?» Конечно, надо. И, конечно, будут. А что ещё делать? Понимаете, есть два вида экспансии. Есть экспансия территориальная, когда режим выходит за свои границы, и ему для того, чтобы сохранить рейтинги, надо кого-то захватить. А есть экспансия интеллектуальная, когда вы выходите дальше и дальше за границы познания. Там свои этические сложности, и не зря, собственно, «Фауст» об этом. Но то, что человечество выйдет в космос – это, на мой взгляд, совершенно неизбежно. И слава богу, если это произойдёт.
Множество продолжает заказывать лекцию о Довлатове. Спасибо вам большое, я подумаю. Уверенности нет, потому что зачем мне лишний раз наживать врагов? Понимаете, люди очень обижаются на тех, кто повышает их идентичность. Довлатов придаёт вашей повседневности, вашему быту некий оттенок трагизма – отсюда их с Бродским глубокое взаимное уважение. Следует ли разрушать эту иллюзию? Не знаю.
Многие уже пишут: «Пусть либералы откажутся и от этого, и от этого. Мы всех возьмём». Ещё раз говорю: ребята, не возьмёте. Просто оттого, что мы понимаем многое про ваших и наших кумиров, они не делаются вашими. Никто от них не отрекается. Что вы? Это вы только умеете запрещать и отрекаться. Мы умеем анализировать.
«Что такое Андрей Битов в XX веке русской литературы? Нравится ли он вам? Следует отметить, что впервые я узнал его лет в 20. „Улетающий Монахов“ произвёл сильное впечатление». Дивно, сколько грамотных, умных, без единого шельмования, без единой ноты хамства талантливых писем! Это лишний раз подтверждает, что – да, новая аудитория появилась, и счастье писать для этой новой аудитории.
Я очень люблю «Улетающего Монахова», этот роман-пунктир. Меньше люблю «Пушкинский дом», предпочитая ему «Потерянный дом» Александра Житинского. Мне кажется, что про Битова очень хорошо тот же Житинский когда-то сказал: «Иногда после третьей страницы хочется сказать: „Ты умный, Андрей, ты умный, я верю, дальше можно по-человечески».
Читая лекцию американцам о Битове, я понял что главная-то вещь в чём? Да, Битов действительно внушает читателю известное самоуважение, но в стране, где так долго никто никого не уважал, может, это правильно? Может, это правильно – считать себя умным? Может быть, снобизм битовской прозы – это высокая такая инициация? Ведь это отличается очень сильно, скажем, от эгоцентризма, эгоцентрического напора в Бродском или от героизации достаточно трусоватых будней у Довлатова. У Битова действительно есть серьёзные мыслительные усилия, серьёзный поиск личного достоинства.
Мне кажется, что в большинстве текстов Битова мысль сложна не намеренно, не нарочно, не искусственно. Мне кажется, что «Человек в пейзаже» – выдающийся абсолютно текст. И вообще «Оглашенные» мне очень нравятся. Нравится некоторые ранние рассказы такие, как «Пенелопа» или «Вкус». По-моему, в любом случае Битов – это то имя, которое в русской литературе останется. Причём мне очень нравится опять-таки то, что он по отношению к себе достаточно критичен, он над собой здорово насмехается. Это очень меня в нём привлекает.
«Идёт ли работа над переводом „Дома листьев“? Уж больно лестно вы о нём отзывались». А почему не лестно? Замечательная книга. Работа эта идёт, делаю её уже не я. Я свою треть перевёл. Что там будет дальше, я не знаю, но уверен, что это выйдет, что это будет напечатано.
Что я думаю о последнем романа Данилевского «The Familiar»? Подождём в октябре 2-го тома из 27. Я уже сказал, что, на мой взгляд, пока ничего в романе не происходит, но замысел чрезвычайно интересен и несколько кусков замечательные. Другое дело, что я не верю в способность этого автора растянуть эту идею на 27 томов, и думаю, что это его величайшая наколка; или в каждом последующем томе будут осуществляться знаменитые его штуки, где на одной странице одно слово, что-нибудь типа того. Это, конечно, создаёт ритм, но немножко надоедает.
Вопрос: что я думаю о романе Джей Джей Адамса «Эс»? Он не один его написал, у него был соавтор, которого я сейчас не вспомню. Он придумал этот роман. Я считаю, что эта книга гениальная, проще говоря. А подробности – в следующий раз. Услышимся. Пока. Спасибо.
11 июля 2015 года (Владислав Ходасевич)
Здравствуйте, дорогие друзья. В эфире Дмитрий Быков с программой «Один». Подменился я с Антоном Орехом, поскольку сегодня вернулся из поездки в Лондон. И так получилось, что мы с вами проведём два часа в ночь на субботу. Уже на следующей неделе всё будет по обыкновению.
Что особенно интересного случилось за эту неделю и что меня особенно интенсивно просят прокомментировать? Когда я говорил, что полемика о Бродском оказалась довольно вялой, я просто не учёл, что некоторые патриоты поздно и долго раскачиваются. За это время, за эту неделю как раз «Свободная Пресса» выстрелила по мне статьёй Дмитрия Юрьева, в прошлом руководителя Петербургского исполкома «Единой России», а ещё более в прошлом – публициста. Мне кажется, что говорить об этой публикации не стоит, несмотря на её тон. Это как раз тот тон, который, в принципе, можно было бы считать мною проплаченным, потому что я… Честное слово, если бы я хотел наиболее наглядного подтверждения своих воззрений, то я бы заказал Юрьеву именно такую статью, но, к счастью, я с Юрьевым не знаком, да и лишних денег у меня нет.
Эта статья сочетает в себе абсолютно все приметы патриотического дискурса: там нет ни единого аргумента, там есть угроза прямой расправы. За такие статьи не вызывают на дуэль, за такие статьи бьют канделябрами. You are welcome, Дмитрий Юрьев! Видимо, канделябр ищете? Действительно, в наше время непросто достать такую вещь. А особенно мне понравилось… Ну и ссылки на мнение брата, который назван «крупным русским поэтом». Жаль, что у меня нет брата, который мог бы сказать обо мне что-нибудь подобное.
Но самое удивительное здесь – это полный отказ от любой аргументации. Приведены три строчки из записи лекции, хотя и сама лекция есть уже в Сети, есть статья, есть стенограмма «Эха». И дальше начинается без единого аргумента разбор того, что я выбрал себе «другое историческое прошлое». Почему я выбрал себе другое историческое прошлое – это тоже не аргументируется. «Момент чечевичной похлёбки» называется колонка. На какую чечевичную похлёбку променял я отношение к Бродскому? Да я, собственно, ни на что и не менял его.
А особенно поразительна, конечно, здесь немедленная манера перевода эстетических обвинений в политические. Получается, что Дмитрий Быков ополчился на Бродского, потому что Бродский выражает мнение большинства, а фашиствующий Быков большинство считает быдлом. Я не только не говорил ничего подобного, но и вывести это из моих утверждений очень сложно, однако клевета на оппонента – это норма для Дмитрия Юрьева. Правда, он всё время подслащивает пилюлю. Он всё время мне говорит, что «через толстого и суетливого Быкова» (это особенно, конечно, жирный комплимент) открыт портал, и иногда туда долетают неплохие стихи, посредственная проза и совсем плохая публицистика. Он даже грозит мне отозвать свою когдатошнюю рецензию на меня.
Не стоило бы уделять всему этому так много места, если бы не чудовищная точность подтверждения. Бродский – на самом деле поэт, которого никто не собирается сбрасывать с парохода современности, но проследить, какие именно черты дискурса Бродского, черты его дарования привели к присвоению его этой братией, небезынтересно. Небезынтересно прежде всего для тех, кому предстоит думать о своём будущем. Правда, «Свободная Пресса» частично отыграла назад, напечатав статью в защиту Быкова, хотя никто как-то особенно не просил никого защищать. Но и то хорош