и в Горьком был. Хотя, конечно, он не был, как многие утверждают, автопортретом, но Горький тоже умел подметить за людьми дурное и очень много думал о том, как он выглядит. Он всегда говорил: «Нельзя мне портить биографию! Хочу быть похороненным в приличном гробе», — помните, сказано в том самом рассказе «О тараканах». Это неприятная черта. Но Самгин — это такой омерзительный тип, что книга о нём не может быть хорошей. Там много лишнего, но вообще-то это замечательная книга. Такие персонажи, как Лидия Варавка, сделали бы честь, я думаю, любому.
Тут, кстати, спрашивают, что я думаю о Ромене Роллане. Вот Ромен Роллан мне кажется очень плохим писателем. Простите, мне стыдно! Добрым, талантливым, вдохновляющим, очень знающим, но страшно жидким, водянистым, очень восклицательным, очень пафосным. Кроме «Кола Брюньона», пожалуй, я ничего читать не могу. «Очарованная душа» в своё время мне была жутко скучна, хотя многие люди находили там тысячи заветных мыслей. А как можно прочитать «Жана-Кристофа» — это, ребята, честно, я не знаю. Ну, есть такие герои.
«Как вы относитесь к резким оценкам Айдера Муждабаева в адрес Навального?» Сейчас невозможны в больном обществе нормальные отношения. Все ищут своих, чужих, все друг в друга кидаются чем-то. Выморочная ситуация, поэтому не может быть нормальных дискуссий. Это всё пройдёт.
Вот уточняют — Наживин в 1874 году родился. Спасибо большое.
«Вопрос из Литвы. Что вы думаете о Джоне Барте, а особенно о романах «Плавучая опера» и «Конец дороги»?» Знаете, никогда не мог дочитать. Ну никогда! Это мой грех. Честное слово, я к этому вернусь и дочитаю обязательно.
«Как вы относитесь к творчеству Леонида Филатова как поэта?» Восторженно отношусь. Я очень любил его стихи.
«Мне 16 лет. И почему-то в столь раннем возрасте…»
К сожалению, делаем паузу на три минуты.
РЕКЛАМА
― Поехали дальше! Последняя четверть эфира.
Спрашивает Миша Васильев (фамилия изменена в целях конспирологии): «Мне 16 лет. Почему-то в столь раннем возрасте живу с ощущением того, что просто недостоин жить. Сравниваю себя с великими личностями и чувствую, что все возможности ускользают из моих рук. Если мне везёт, отказываюсь, отдавая другим, так как есть люди лучше меня, которые более достойные. Как это объяснить? Может, со мной что-то не так?»
Да нет, Миша, всё с вами так. Какой-то вы, Миша, д’Артаньян, «мне 19 лет — и ничего не сделано для славы». Всё будет. Что касается вашей уступчивости, то это вы просто ещё не встретили того, что вам нужно. Когда вы увидите своё, то вцепитесь так, что за уши не оттащишь.
Тоже ещё один хороший человек, Андрей, спрашивает: «Каким образом мне определиться? Мне кажется, что я никакой. Я слишком часто соглашаюсь с другими. Я конформист».
Это просто вас ещё жизнь не взяла за хобот. Помните у Кафки рассказ «Голодарь»? «Почему я голодаю? Потому что я до сих пор не нашёл той еды, которая была бы мне по вкусу». Мой любимый рассказ, один из любимых. Вы просто ещё не нашли того, что бы вас по-настоящему сильно задевало. Как только найдёте, тут уже не оттащишь — сработают рефлексы.
«С горечью вижу в себе Зелига». Очень большой соблазн — всё время подделываться под чужие мнения. Но это просто вы ещё не упёрлись в какую-то необходимость.
«Интересно услышать ваше мнение о творчестве Льва Кассиля».
Ну, творчество как творчество. У него была прекрасная повесть о Гайдаре, «Дорогие мои мальчишки», где образ Гайдара, его талант как бы подсвечивает прозу Кассиля самого. Он был хороший человек. По-моему, единственная его настоящая литературная неудача — это «Кондуит и Швамбрания». Его спортивные вещи очень скучные (для меня во всяком случае), типа «Вратарь республики». Совсем неудачной мне кажется его повесть о Джунгахоре «Будьте готовы, Ваше высочество!». Неплохая вещь, в детстве мне нравилась — «Великое противостояние».
Тут вопрос, что мальчик растёт очень мрачным, скучным. «Что ему дать почитать? А то он слишком разочаровывается от жестокого мира».
Знаете, а может быть, это и нормальное состояние для 15–17 лет? Может быть, ничего ему и не надо такого давать почитать? В принципе, «Над пропастью во ржи». Если он правильно прочитает книгу, он поймёт, насколько это смешно, насколько это глупо, насколько смешна эта подростковая высокомерность.
«Чехов рекомендовал играть «Чайку» как комедию, а для меня комедия — «Три сестры». Постановки этой пьесы, которые я знаю, — печальные размышления об интеллигенции в провинции. Неужели никто не видит, насколько смешны все персонажи?» Конечно, смешны, гротескны. Конечно, надо Чехова играть как комедию. Понимаете, это он просто очень далеко ушёл.
«В одном из эфиров вы вскользь упомянули о том, что сталкивались с тревожно-депрессивным расстройством. Поделитесь вашим опытом преодоления недуга».
Есть три способа. Не знаю, в какой степени они вам помогут, потому что тут такая штука. Понимаете, зубная боль — это вещь, от которой очень трудно отвлечься. Вот примерно такого же типа тревожно-депрессивное расстройство. Это совсем не то, что описано у Стайрона в «Зримой тьме» («Darkness Visible»), а это совсем другое явление. Это когда вас всё время колотит, всё время вы испытываете так называемые непривязанные беспокойства. Вы ждёте удара, вы загнанно смотрите на людей. Чувствуя эту загнанность, они начинают к вам соответственно относиться.
Первое средство, которое приходит на ум, — простите, медикаментозное. Ничего не придумано лучше, нежели в этой ситуации всё-таки подсесть временно на нормальное медикаментозное лечение. А чего мучиться-то? Когда у вас болит голова, вы пьёте анальгин? Есть такое лечение. Есть «Ксанакс», но кому-то «Ксанакс» не нравится. Есть всяческие и другие препараты-релаксанты. Есть другие какие-то техники психологические. В общем, без специалиста это не рассосётся. Это первый способ.
Второй. Понимаете, страх вытесняется даже не любовью, а только злобой, сильным раздражением. Введите себя в состояние злобы, боевитости. Это можно сделать.
И третий способ. Естественно, что тревожно-депрессивное расстройство абсолютно исчезает у человека, который перемещается в другую среду, едет путешествовать и вообще меняет обстановку. Кто вам сказал, что вы обязаны сидеть дома? Соберите последние деньги и поезжайте к морю. И много есть ещё чудес господних. Не ограничивайте свой мир вот этой вонючей клеткой, куда вас загнала депрессия. Я уже не говорю о том, что можно работать. Работа лечит. Но для того, чтобы заставить себя в этом состоянии заниматься работой, надо совершить над собой сверхусилия. Гимнастика лечит от всего, но гимнастикой не каждый может заниматься, не каждый может скакать на брусьях. Но в любом случае просто смените обстановку резко, уезжайте. И не думайте, что вам не хватит денег. Господь на такие вещи даёт. А в принципе — медикаменты или всё-таки профессиональная помощь психолога. Не следует думать, что зубную боль можно вылечить путём за́говора… загово́ра.
Теперь — Горенштейн.
Я уже говорил о том, что мне представляется очень неслучайным сегодняшнее внимание к его творчеству. Фридрих Горенштейн — писатель, который при жизни опубликовал единственный в России рассказ «Дом с башенкой», который в «Юности» вызвал ажиотаж настоящий. Потом он больше ничего не мог напечатать. Бортанули его повесть «Зима 53-го года», которая была в шаге от публикации. Но в результате он реализовался как сценарист. Он был сценаристом Тарковского, написал «Солярис». Он написал «Раба любви» для Михалкова. Он работал для Али Хамраева. В конце концов, он написал замечательный сценарий «Ариэль» (не поставленный). «Седьмая пуля» — это тоже он. В общем, Горенштейн довольно много написал, он жил на сценарии. Он был неприятный человек, неприятный даже физически. Отталкивающей была его манера есть, говорить, его агрессия, его страшная обидчивость. Но тем тоньше, тем нежнее казалась в этой горе плоти его трагическая душа.
Я думаю, что самое исповедальное, самое по-настоящему искреннее произведение Горенштейна — это «Бердичев», замечательная драматическая повесть-пьеса о такой фанатичной партийке и при этом трогательной еврейке, всегда одинокой, Рахили. Атмосфера жизни Бердичева там прекрасная: замечательная ненависть к евреям, которые пытаются понравиться русским, которые всё время заискивают перед ними, унижаются. И вообще мне кажется, что Горенштейн недолюбливал евреев-ассимилянтов, любил иудеев и уж точно ненавидел выкрестов, они ему казались конформистами. Но суть его творчества не в этом. Хотя еврейский вопрос очень важен для Горенштейна, но он один из тех немногих, для кого еврейский вопрос — это всё-таки частный случай, одно из вечных проявлений божественной несправедливости.
По Горенштейну, мир — это неуютное место, созданное злым Богом; и задача людей — своими поступками, своими страданиями, своими победами над собой, если угодно, искупить это зло. Собственно в этом и смысл названия повести «Искупление». Я очень долго думал: а в чём смысл этой повести, про что она? Она про то, что мир, скатившийся в нравственную и в военную катастрофу, можно спасти только одним способом — когда страдания человечества и когда подвиги человечества перевесят на этих весах, тогда чаша грехов пойдёт вниз… точнее, наоборот, чаша грехов пойдёт вверх, а чаша страданий и подвигов перевесит. Нужно искупление. Людям нужно стать людьми — и тогда долгая ночь сменится рассветом. Эта концепция очень спорная, но это концепция, из которой так или иначе вытекает всё, написанное Горенштейном. Мир Горенштейна — это ад. В этом мире правит Дан, Аспид, Антихрист из его романа «Псалом». Это каратель. Каратель идёт по земле, и наказывает человечество, и разрушает всё на своём пути. И есть только один способ противостоять злу в мире — это пытаться перевесить его, пытаться его превзойти.
Об этом весь Горенштейн — вплоть до самых бытовых вещей, вплоть до рассказа «С кошёлочкой». Помните, там есть довольно-таки отвратительная старуха, которая с этой своей кошёлочкой (Горенштейн же вообще большой мастер в описании отвратительного) ходит и там прикупит кусочек мяска, там — фаршик, там — рыбки, там — яичек, творожку. Всё это описание такое мерзкое, отвратительное! Столько омерзения к этой плоти мира! Вот ходит эта старушка со своей кошёлочкой, которую и жалко, и которая противная страшно. Но потом она чувствует, что она теряет сознание