«Как вы относитесь к Мирче Элиаде как к писателю? Можно ли считать его графоманом?»
Я читал только книгу об алхимии, она мне кажется интересной. Понимаете, если относиться к нему как к культурологу и не злоупотреблять понятием «инициация», это интересно как опыт, но ничего особенного там я не нахожу. Конечно, если уж говорить об оккультных писателях XX века, то Алистер Кроули – вот это действительно блестящий писатель. Менкен.
«Можно ли считать, что патриотический угар – это некий уход народа, когда очередная утопия провалилась?» Миша, это скорее некий приход народа, понимаете, такой некий наркотический приход. Говорил же я когда-то, что Иван Охлобыстин стал священником, скорее всего, когда узнал, что дают приход, и этот приход оказывается вечным. Я очень люблю Ивана Охлобыстина. Мне кажется, что это сродни такому наркотическому опьянению, которое действительно позволяет забыть о реальных проблемах. Обидно только, что люди подсаживаются на всё более и более грубые приёмы.
«Когда мы говорим о литературе, мы в основном говорим об английской, русской, американской. Почему люди не говорят о французской и итальянской?» Во-первых, люди говорят как раз очень много о ней, особенно о Бегбедере, например, об Уэльбеке, об Умберто Эко. Кто же не говорит? Все говорят. Это я о них не очень много говорю, потому что я лучше знаю литературу, написанную по-английски.
«Какие фильмы вас в последнее время потрясли?» Ну не то чтобы потрясли, но из последних, конечно, «Шапито-шоу» уровнем потряс, проработанностью, продуманностью. Не скажу что потряс, но меня очень сильно удивил фильм Миндадзе «Милый Ханс, дорогой Пётр». Я такой манеры снимать ещё не видел никогда, очень интересная вещь.
«Питирим Сорокин говорил, что Россия будет культурным центром мира в XXI веке. Вы согласны?» Абсолютно. И это скоро произойдёт.
«С какими пунктами конституции Сахарова для СССР вы согласны, а с какими нет?» Надо перечитать конституцию Сахарова, давно не перечитывал.
«Что вызовет в России бум гениальной литературы?» А что его всегда вызывает? Внезапная отмена идиотских запретов. Посмотрите, 50-е годы – ничего нет; 60-е – бабах! – и пожалуйста.
«Что вы думаете о китайском социализме?» Ничего практически о нём не думаю. Давайте меня вообще про экономику не спрашивать. Я считаю, что экономика – это функция духовной жизни общества.
«Кто объективно сильнее в жанре „Господина гражданина“ – вы или Орлуша?» Нельзя нас сравнивать, мы совершенно разные, это два разных этапа в развитии программы. Миша Ефремов, может быть, и прав, когда говорит, что с Орлушей стало честнее – в том смысле, что стало больше соответствовать эпохе. Мы совершенно разные, но, к счастью, это нам не мешает дружить.
«Можете ли вы…» Нет, насчёт люденов тоже нет. Дальше. Сейчас, подождите, я пытаюсь просто найти.
«Слышал, что вы были дружны с Ильёй Кормильцевым. Сейчас из ваших уст прозвучало упоминание о нём, о его лозунге „Запрещаю запрещать!“. Вспомнился другой его лозунг: „Всё, что ты знаешь – ложь“. Расскажите о ваших самых ярких воспоминаниях об этом человеке».
Илья мне когда-то сказал: «Человек не изменится, пока не изменится биологический носитель. Бессмертие реально уже в ближайшие 200-300 лет. Я хочу написать рассказ о человеке, который знает, что завтра откроют бессмертие, а он сегодня умирает». Я думаю, что с Кормильцевым случилось что-то подобное. Он был человеком будущего, который не дожил до этого будущего. Я считаю, что он был гениальным поэтом. И я очень люблю цитировать одну его реплику.
У нас в армии ходил слух такой, что «Я хочу быть с тобой» написана… Там все пели эту песню, как сейчас помню, в медпункте собирались и горланили, Мишка Воронов играл, наш медбрат, на гитаре замечательно. Вот мы пели эту песню. И был слух, что Кормильцев её написал, когда его жена сгорела на даче в результате пожара. Не знаю, откуда такая брутальная идея взялась.
И я при личной встрече, ещё я был с ним на «вы»… Нас познакомил Дидуров. Для меня вообще быть с Кормильцевым на «ты» было немыслимо, настолько я перед ним преклонялся. Я говорю: «Илья Валерьевич, а правда ли, что вот такая история, что вот на даче кто-то сгорел, и вы это написали?» Он говорит: «Да нет. Просто одна девушка опоздала на 15 минут, и я за эти 15 минут написал».
Вот какая была гипертрофия чувств, какая гипертрофированная и невероятная эмоциональность! Потом мы довольно много уже общались, и я очень его любил. Это был один из самых удивительных, самых талантливых, самых порядочных людей, каких я видел, и самых храбрых.
«Что вы можете сказать про Макса Фриша?» «Homo faber» очень люблю. «Gantenbein» не понимаю. Мамут мне когда-то предсказал в личном разговоре (это его любимая книга – «Gantenbein»), что к 40 годам я, может быть, пойму. Мне 47, но как-то не очень.
«Сегодня умер Омар Шариф. Насколько он воплотил созданный Борисом Леонидовичем образ?» Очень точно воплотил. Немножко конфетно, Меньшиков лучше воплотил. Шариф – такой совсем уж красавец. Но волевое начало в докторе он воплотил замечательно.
«Три месяца назад решила удалить все аккаунты из соцсетей. В результате чаще хожу в гости, меньше болят глаза, больше читаю. Не могла и помыслить того количества агрессии от сверстников оттого, что мне нельзя написать по первому требованию», – и так далее, в общем, вопрос об этом.
Понимаете, была идея, что в Интернете общаются души, но в Интернете общаются самолюбия. И я не считаю нужным много общаться в соцсетях. Я абсолютно убеждён: зачем вам палиться, зачем вам рассказывать о себе, выкладывать фотки? Меня вот бесит, когда их выкладывают, особенно когда на них есть я. Но я ничего не могу, к сожалению, сделать, потому что вот идёт человек, и ему хочется сфоткаться. Увидел он, как я трубку курю – он выкладывает это. Ну, подумаешь, может, я и курю-то не в затяжку. Но не в этом дело.
Я вообще не люблю, когда люди делятся фотками, котиками, дискуссии ведут в соцсетях; когда они в соцсетях обсуждают, кто поэт, кто не поэт, кто политик, кто не политик. Это такая грязная среда! Зачем? Это, по-моему, совершенно никому не нужно. И поэтому я ограничиваю своё общение личным контактом, потому что в личном контакте человек думает, как он выглядит, что ему сказать. А в Сети он может написать: «Ты – дерьмо!» – и ничего ему за это не будет. Это среда полной социальной безответственности, и мне это не интересно.
Здесь же ещё вопрос: что я думаю об Айтматове и Думбадзе? Я очень люблю Айтматова, особенно всё, включая «Плаху». Дальше, по-моему, пошло слабее. Лучшее его сочинение – это «Пегий пёс, бегущий краем моря», конечно, замечательная притча. «Прощай, Гульсары!», «Джамиля», «Ранние журавли». Наверное, «Белый пароход», хотя он мне кажется немножко сентиментальным. И особенно мне нравится, конечно, «Буранный полустанок». Там есть страницы, которые не мог написать просто человек, это что-то сверхчеловеческое, особенно вся «Легенда о манкурте», конечно.
«Прилепин недавно сказал сомнительную вещь, а именно: что все классики XIX века, кроме Тургенева, сегодня были бы „крымнашистами“. Что вы думаете об этом? Ведь даже Достоевский писал, что карамазовщина уничтожает сама себя».
Никогда я не узнаю, кем были бы классики и на чьей они были бы стороне. Свой «крымнаш» был у классиков XIX века – это уже упомянутые мною 1863 и 1877 годы. Толстой был вовсе не в восторге от разного рода патриотических подъёмов. Другое дело, что по-человечески, когда при нём начинали ругать Россию, он очень обижался. Но патриотические подъёмы всегда казались ему довольно фальшивыми. Так что Толстой не был бы «крымнашем», хотя у него был опыт севастопольский.
Насчёт Тургенева, кстати, не знаю. Он был человек настроения. Достоевский, конечно, был бы на стороне «крымнаша», но это выходило бы у него, может быть, намеренно, так отвратительно, так отталкивающе, что, пожалуй… Понимаете, он решил написать положительного и прекрасного человека – и написал «Идиота». Вот и здесь, я думаю, он тоже решил бы создать положительный и прекрасный образ – и тоже получился бы «Идиот». Поди пойми, насколько это намеренно.
И потом, были же другие классики. Были Лесков, Писемский. Чехов, я думаю, просто был бы в ужасе от происходящего. Но если бы жив был Чехов, не было бы и такого бесстыдства. При нём как-то стыдно было.
Хороший вопрос: «Как вы относитесь к Бобу Дилану, Дилану Томасу и Томасу Элиоту?» Лучше всех – к Дилану Томасу. Это был гениальный поэт и, кстати, прекрасный прозаик. Прекрасный прозаик! Вот краски английского Рождества никто так не умел изображать, как он. Стихи немножко алкоголические, но это неплохо. Боба Дилана очень люблю как поэта и совершенно не понимаю как музыканта. Томаса Элиота не люблю совсем.
«Можно ли сказать, что сейчас в стране царит карамазовщина?» Ребята, это отдельная тема, что такое карамазовщина. Конечно, можно. Конечно, можно! Ведь «Великий инквизитор» – это тоже карамазовщина. Надо об этом подумать.
«Как вам творчество Алена Роб-Грийе?» Единственный раз, когда я расхожусь довольно сильно с Набоковым в его вкусах. Помните знаменитую фразу Набокова? «Что вы думаете, когда вас сравнивают с Борхесом и Аленом Роб-Грийе?» – «Чувствую себя разбойником между двумя Христами». Ну, насчёт Борхеса не знаю, а Ален Роб-Грийе точно гораздо более слабый писатель, по-моему.
Вот что я могу сказать точно. Я чувствую, что за сочинениями Алена Роб-Грийе (за «Мариенбадом» и за всеми делами) стоит определённое чувство мира, определённое чувствование времени, которое он мучительно пытается выразить. То есть это не выпендрёж, это не новизна ради новизны, а это мучительная попытка выразить вот такое больное чувство времени, но читать это, по-моему, невыносимо.
«Вы наверняка получили большое количество отзывов от прохождения „Квартала“ в прошлом году. Какие у вас ощущения?» О-о-о! Слушайте, на улице подходили и обнимали внезапно, что даже пугало автора несколько, и говорили, что получили повышение, получили работу за границей, вышли замуж успешно. Роман не для этого написан. Роман – это автобиография, но автобиография вот в такой форме. Как Хотиненко снял фильм о Сергии Радонежском в форме ток-шоу, так и ваш покорный слуга написал автобиографию в форме прохождения. Но то, что это работает… Видимо, это работает, потому что действительно становишься человеком, которому ничего не нужно или которому день