ой литературы, там пошла совершенно другая пьянка. Это как раз то, что меня интересует значительно меньше.
Д. Быков― Очень интересное не письмо, а вопль такой от Николая Пронина. Привет вам, Николай! Ну, я озвучиваю, потому что вы полностью подписались. «Допредсказывался Лазарчук в «Опоздавших к лету»!»
А. Лазарчук― Ну, извините.
Д. Быков― Нет, я не про то. Я про то, что действительно идея войны носилась в воздухе. Ты помнишь, что Переслегин написал, что «большая война просматривается на всех путях»?
А. Лазарчук― Да, носилась в воздухе.
Д. Быков― Как ты можешь это объяснить? Почему это?
А. Лазарчук― Потому что, видимо, периодически происходит в человечестве такое движение: либо к самосокращению, либо к смене парадигмы существования.
Д. Быков― И без войны это никак?
А. Лазарчук― Да, поскольку война полностью размягчает план бытия, она делает его очень пластичным.
Д. Быков― Меняемым.
А. Лазарчук― Меняемым. Пока не придумали, как это сделать без войны.
Д. Быков― А можно сказать, какие предвестия ты видел, когда писал «Опоздавших»? Это же начало девяностых, насколько я помню?
А. Лазарчук― Нет, это с 1984 года, с 1982-го даже.
Д. Быков― Господи, так ты же был дитя!
А. Лазарчук― Ну да.
Д. Быков― Сколько тебе было? 25 лет?
А. Лазарчук― Да.
Д. Быков― И что тебя к этому сподвигло? Афган? Другие вещи?
А. Лазарчук― Нет, Афгана ещё не было… Нет, Афган уже был.
Д. Быков― А что?
А. Лазарчук― Вот носилось в воздухе, это как-то снималось.
Д. Быков― Очень интересный вопрос от Елены: «Дорогой Андрей, надеюсь, вы не принадлежите к секте поклонников «Звёздных войн». Что ты можешь сказать?
А. Лазарчук― Я смотрел одну серию давно.
Д. Быков― Какую?
А. Лазарчук― «Империя наносит ответный удар».
Д. Быков― И что?
А. Лазарчук― Вообще ничего не помню.
Д. Быков― То есть это на тебя не произвело впечатления?
А. Лазарчук― Нет.
Д. Быков― А чем ты можешь объяснить культовость данной картины?
А. Лазарчук― Ничем. Не знаю. Я её не видел, поэтому объяснить не могу. Вообще, как правило, культовыми становятся вещи совершенно…
Д. Быков― Примитивные.
А. Лазарчук― Скажем так, комиксовые, которые работают на чистых архетипах, причём простейших.
Д. Быков― Очень антропные такие.
А. Лазарчук― Да. И понятные огромному количеству людей, и запоминающиеся. В «Звёздных войнах» были запоминающиеся моменты. Мне помнится этот огромный «дромадер» металлический, которому истребитель запутывает леской ноги.
Д. Быков― Это классическая схема! (Смех.)
А. Лазарчук― Это была шикарная картина. По-моему, что-то ещё. И, пожалуй, я не помню больше ничего.
Д. Быков― Вопрос Юрия: «Чем вы можете объяснить славу Толкина? Как относитесь к нему?»
А. Лазарчук― Я к Толкину отношусь плохо, а славу его поясняю тем же самым, чем объяснил сейчас…
Д. Быков― А почему ты плохо к нему относишься? Я тоже плохо.
А. Лазарчук― Потому что он фашист.
Д. Быков― Ну ладно! Объясни. Он же антифашист, вообще-то.
А. Лазарчук― Вообще-то — нет.
Д. Быков― Как говорил Умберто Эко: «Нет больших фашистов, чем антифашисты». (Смех.) Тем не менее, скажи.
А. Лазарчук― Ну да. Скажем, на словах он, может быть, что-то и произносил… Хотя его фраза «Мы, — люди, — воюем с орками против орков» относилась и к немцам, и к нам, то есть он выделил, вычленил из человечества. Ну, это у британцев, в общем-то, распространено.
Д. Быков― Ещё скажи «англосаксов».
А. Лазарчук― Нет, я не люблю слово «англосаксы».
Д. Быков― Я тоже не люблю. Это первый признак «невминосов».
А. Лазарчук― Да.
Д. Быков― Денис спрашивает: «Читали ли вы книгу Анара «Контакт»? Нравится ли они вам?» Если вы интересуетесь ещё и моим мнением, Денис, то мне очень нравится.
А. Лазарчук― Как?
Д. Быков― Был такой (и есть такой) азербайджанский писатель Анар, и у него была фантастическая повесть «Контакт». Ты её не читал?
А. Лазарчук― Я про неё что-то слышал, но у меня ещё просто руки не дошли.
Д. Быков― Мне она чрезвычайно нравится.
А. Лазарчук― А, да-да-да, знаю!
Д. Быков― Помнишь, где машина с двумя рулями?
А. Лазарчук― Я не читал, а я просто помню, что мне её надо прочитать, она у меня лежит в списке ещё не прочитанного.
Д. Быков― «Дорогой Андрей, во время гражданской вы были бы за красных или за белых? Вадим, Самара».
А. Лазарчук― За белых.
Д. Быков― Почему?
А. Лазарчук― По традиции. У меня все были за белых. (Смех.)
Д. Быков― Ну-ка, ну-ка, вот с этого момента поподробнее. Я не знаю твою родословную.
А. Лазарчук― У меня оба деда воевали за белых: один — в Кубанской армии, а другой — у Колчака.
Д. Быков― А как по-твоему, почему они это делали? Неужели не соблазнительнее было бы поверить в утопию?
А. Лазарчук― Видимо, они разглядели в этой утопии все её характерные черты.
Д. Быков― Ты согласен с мнением Роднянской, что утопия — это отказ от исторического усилия… то есть антиутопия — это отказ от исторического усилия, и что без утопий не живёт литература?
А. Лазарчук― Согласен. Потому что — ну а как иначе?
Д. Быков― И красная утопия тебя не привлекает?
А. Лазарчук― Поскольку мы все сильны послезнанием, то всё это легко объяснить. Как бы я себя чувствовал, не зная неизбежного будущего, — я не могу сказать, я не знаю этого. Но подозреваю, что в силу некоторых особенностей характера я бы предпочёл, наверное, традицию.
Д. Быков― Многие спрашивают, и я от себя спрошу: почему не получилось мощного нового поколения фантастов, сравнимого с Семинаром Стругацкого?
А. Лазарчук― Потому что фантастика стала развлекательным жанром. Всё.
Д. Быков― А она разве не была им когда-то?
А. Лазарчук― Нет, она была достаточно серьёзным, тяжёлым, берущим на себя какую-то непосильную роль. Это были поздние восьмидесятые — девяностые. Но уже в девяностых началось это раздувание развлекательной части, и сейчас это чисто развлекаловка: стрелялки, ходилки…
Д. Быков― Вопрос Ильи: «Ваше отношение к циклу «S.T.A.L.K.E.R.»?» Имеются в виду эти все зоновские дела.
А. Лазарчук― Это компьютерная игра, которая перенесена на страницы. Я и сам поучаствовал [«Спираль»], и Мишка поучаствовал [«Остальное — судьба»]. Ну, это просто было от безделья, что ли.
Д. Быков― Я понимаю, но вот мнение Лукьяненко, что мы живём в постмире, оно объясняет популярность этого.
А. Лазарчук― В постмире?
Д. Быков― В постмире. Действительно это мир Зоны, мир катастрофы: что-то случилось, а мы ходим за хабаром…
А. Лазарчук― Господи боже мой! Это постоянное состояние мира. Почему только мы живём? Все предыдущие поколения жили в мире-катастрофе. Никогда не было… Даже предкатастрофы-то я не припомню.
Д. Быков― Очень хороший вопрос: «Скоро день рождения Ленина. Что вы о нём думаете?» Мы о нём не думаем! (Смех.) Нет, думаем. Куда же мы денемся? Конечно, мы думаем.
А. Лазарчук― Всё, что я думал, я написал.
Д. Быков― Где?
А. Лазарчук― В «Мумии».
Д. Быков― А что это такое, расскажи?
А. Лазарчук― «Мумия» — это такой рассказ.
Д. Быков― Где? Когда?
А. Лазарчук― Давным-давно, ещё в 1990 году. А ты что, не читал?
Д. Быков― Нет. Расскажи.
А. Лазарчук― Ёшкин кот!
Д. Быков― Ну расскажи, про что рассказ-то.
А. Лазарчук― Про то, как Ленин жив.
Д. Быков― Живее он всех живых, или всё же чуть-чуть…
А. Лазарчук― Да-да-да. Всё, я тебе пришлю это. Это надо читать. Ты недостаточно напуган, видимо.
Д. Быков― «Верите ли вы в существование вашей бессмертной души после смерти?»
А. Лазарчук― Нет.
Д. Быков― Почему?
А. Лазарчук― Не знаю.
Д. Быков― То есть тебе не хотелось бы, или ты не веришь?
А. Лазарчук― Я просто не верю.
Д. Быков― «Почему в России так мало женщин-фантастов уровня Урсулы Ле Гуин?» И вообще почему мало женщин-фантастов? Скажи как муж женщины-фантаста.
А. Лазарчук― А я бы не сказал, что мало.
Д. Быков― Кроме Трускиновской и Громовой, кого мы можем назвать?
А. Лазарчук― Нет, можем набрать, конечно, но дело в том, что был задан вопрос — уровня Ле Гуин. А Ле Гуин — это действительно уровень.
Д. Быков― Уровень, да.
А. Лазарчук― И мужчин-фантастов уровня Ле Гуин у нас…
Д. Быков― Не так много.
А. Лазарчук― Не так много, да.
Д. Быков― А кто эти две девушки, я забыл, которые в соавторстве получили за какой-то роман недавно? Что-то про зеркала… Забыл.
А. Лазарчук― Да-да-да. Ну, они ещё молоденькие.
Д. Быков― Короче, оба мы не помним.
А. Лазарчук― Да, оба мы не помним.
Д. Быков― «Что вы можете сказать о современной позиции Бориса Стругацкого, если бы он был жив?»
А. Лазарчук― Я думаю, что он бы не изменил своих предыдущих мнений о происходящем, вряд ли бы у него были какие-то революционные изменения в сознании.
Д. Быков― Вот очень интересный вопрос: «Что хотели Стругацкие сказать повестью «Малыш»?» «Малыш» действительно стоит наособицу.